Рецензии на книгу «Любовь к трем цукербринам» Виктор Пелевин
За последний год на мою голову обрушилась колоссальная масса вопросов относительно Пелевина. Впрочем, кажущаяся негативной окраска этого факта обманчива; тяга читателей к хорошему постмодернизму, конечно же, в разы ценнее тенденции к заглатыванию тонн современной зарубежной дрянной литературы. Не знаю, с чем связан такой всплеск интереса к данной фигуре, но следует признать очевидное: популярность ее растет и растет в геометрической прогрессии. И это несмотря на то, что лучшие романы были написаны многоуважаемым Виктором Олеговичем несколько произведений назад (подробнее об этом будет сказано чуть ниже). Так вот, если кто-либо интересовался названиями моих любимых пелевинских книг, то он слышал неизменное: "Generation P" и "Ампир В". В случае просьбы порекомендовать роман, с которого стоит начать знакомство с писателем, я оставлял от первого ответа вторую его часть. С этой же недели в оба выражения будет обязательно включена и "Любовь к трем цукербринам".
Что же представляет собой "ЛТЦ" и почему ее стоит читать? Это великолепная антиутопия. Жанр, столь любимый в народе, начал цвести и пахнуть с новой силой. Идея, схожая с концепцией сериала "Черное зеркало", была реализована должным образом: писатель не выдает ничего "в лоб" (да кто б сомневался!). Он стирает вручную мозг, встряхивает и вешает его сушиться на веревочку, после чего необходимая информация сама собой появляется в измученном сознании читателя. Стандартная схема.
Было бы глупо отрицать тот факт, что Пелевина частенько заносит в дальние дали. Но еще глупее было бы ставить ему это в упрек. Подобно мощной отдаче крупногабаритного оружия, данный процесс неизбежен и вполне естественен; и потому нисколько не смутит читателя, хорошо чувствующего Пелевина и его писательскую сущность. С новым произведением этого, к счастию, не случилось. А ведь могло бы! Примечательно, что объективно лучшие романы писателя созданы им в десятилетие на стыке веков: с середины девяностых до первой половины нулевых. До сей поры можно было наблюдать разгорание адского пламени, после оной - затухание. Вот почему "Любовь к трем цукербринам" - это абсолютно непредвиденная вспышка, казалось бы, уже потухших искр.
Критические выкрики в сторону Пелевина не меняются из года в год. Общую их суть можно выразить фразой самой жертвы: "нецензурные выплески угнетенной психики". Скорее всего, и в рецензиях на "ЛТЦ" найдутся умельцы брызгать слюной. Дело не в этом. Даже захлебываясь в негативе, никто никогда не пытался опровергнуть силу уникальнейшего и острейшего ума Пелевина, проникновение в глубины которого - изумляющее своей необычностью увлекательное путешествие. Нужно лишь открыть книгу.
Ом Пелевин опять написал фигню хум
Я прочитал новую книгу Пелевина и могу сказать по этому поводу следующее: книга посредственная, я поставил двойку. Вкратце объясню свое мнение.
Сюжет у книги отсутствует чуть менее, чем полностью. Виктор Олегович попытался сделать что-то вроде «философского трактата», объясняющего мир с точки зрения просветленного существа (Киклоп обладает теми же умениями, что и
будда стандартный общевойсковой. По крайней мере, так интерпретируют
свойства будды некоторые нынешние «проповедники»). И как поступает с такой прекрасной возможностью автор? Дает нам возможность ознакомиться с бытом ярчайшего представителя современности — хипстера и тролля Кеши. Нет-нет, я знаю, что Кеша и есть стандартный наш современник, что в нем мы должны увидеть себя и понять, что «так жить нельзя», но мне это неинтересно, это мог написать кто-нибудь попроще.
Кстати, про Имя. Не знаю, как вам, но мне кажется, что Пелевина губит контракт, обязывающий его выпускать книги раз
в год-полтора, книги получаются проходными. Что мы увидели в «Любви...»? Рассуждения о метафизической основе игры Angry Birds(с) длиной в четверть книги? Кешу настоящего и Кешу будущего? Вариация «Веера миров», столь знакомого нам по произведениям Головачева? Это мог написать кто-нибудь пониже чином. От автора, написавшего «Чапаева», ждешь хотя бы «Числа».
Есть подозрение, что в постиндустриальной части книги восприимчивый читатель найдет некий мэссидж, вроде как направленный на осознание простого факта: «Люди! Одумайтесь! Как так можно жить! Доколе! Прозрейте!
Окститесь!». И т. д. И т. п. Это очень хорошо, но это как-то... не по-пелевински. И черт бы уже с ним, что этот посыл - неимоверная пошлятина.
Уж простите за стереотипность моего мышления, но от книг Виктора Олеговича нужно говорить «Чем же он там так упарывается?», а не «Так вот как нужно жить!». Раньше Пелевин читал Упанишады и говорил о метафизике сна и понимании природы бытия (точнее, небытия), теперь листает ветки вконтактике, Лурк и говорит о необходимости вылезти из тырнетов. Плохо, Виктор Олегович! Что толку жить в Китае, в ореоле тайны, не давать интервью, если пишешь проходняк? Я очень глубоко скорблю.
Короче, подведу итоги и сделаю выводы (делаю я их лично для себя и никому не навязываю).
1. Пелевин уже не торт.
2. В противостоянии Пеленин vs Сорокин для меня неожиданно победил
второй.
3. Следующую книгу буду качать, а не покупать.
Спасибо за внимание. Посвящаю заслугу, созданную этой рецензией (если она есть), благу всех живых существ.
Ом надеюсь хоть следующий роман будет хорошим хум.
Пелевин это Тургенев нашего времени.
Иван Сергеевич Тургенев XXI века.
По крайней мере, у них есть одна очень важная общая черта. И Тургенев и Пелевин в каждом своем романе стремятся отразить современность, зафиксировать ускользающую социально-политическую реальность. И каждый их роман содержит портрет наиболее яркого представителя своего времени. Нового героя. Оба автора обладают удивительным нюхом, который дает возможность уловить главное из того, что витает в воздухе. Уловить и облечь в литературу.
Тургенев в «Рудине» показал окончание николаевского застоя и слабого идеалиста-западника, в «Накануне» – ожидание перемен и революционера, в «Отцах и детях» – нигилиста, в «Дыме» – либерала, разочарованного в Великих реформах, а «Новь» был первым романом о народниках. По романам Тургенева можно изучать историю и политическую мысль второй половины XIX века. А по Пелевину – наше время. Россия как мистическое пространство накопления капитала описана в «Чапаеве», в «Generation П» Пелевин показал виртуальную суть российской власти и нового героя, интеллигента, переплавившегося в криэйтора. В «Числах» он схватил момент, когда бандитов у власти сменили фээсбэшники. А в «Священной книге оборотня» эти фээсбэшники, оборотни в погонах, уже устраивают религиозное камлание на нефтяную вышку. Грубовато, но вряд ли можно описать суть российской экономики точнее. «S.N.U.F.F.» вообще оказался романом-пророчеством, что все мы станем одной большой Уркаиной, будем вести священную войну, инициированную офшаром. И священная война будет одновременно бесконечным реалити-шоу, необходимым для поддержания правильного градуса ненависти и патриотизма.
Различие между Тургеневым и Пелевиным только в том, что Тургенев реалист (он говорил, что «интересуется живой правдой людской физиономии»), а Пелевин – постмодернист. Но Пелевин не просто играет в слова. К каждой эпохе русской истории он находит мистически-конспирологическую метафору, чтобы лучше объяснить реальность. Ироничный дзен-буддизм лишь пенка на его текстах, под которой кроется суровый реализм. И достаточно консервативная мораль.
Роман «Любовь к трем цукербринам» мало говорит о политике. Видимо, все про наше время было сказано в «S.N.U.F.Fе». И скучноватом «Бэтман Аполло». Здесь Пелевин решил порассуждать, до чего нас может довести facebook и google. Его антиутопия – экстраполяция закономерностей развития социальных медиа и интеренет-технологий. А главный герой – сетевой тролль, представитель среднего креативного класса.
Надо сказать, что конструируя очередной образ будущего, Пелевин не проявил особой находчивости. Если для современного среднегородского человека вся жизнь проходит перед монитором: перед монитором он работает, развлекается после трудов (в меру своей испорченности) и общается с друзьями, то в будущем «Цукербринов» он просто делает шаг внутрь монитора и живет на рабочем столе винды. Больший эффект присутствия. Физическое тело людей будущего находится в небольших квартирах, таких «гробиках» как у Родиона Романовича Раскольникова, а каждое утро им подгружается матрица. Причем в пелевинском мире будущего никто никого не обманывает, люди знают, что живут в компьютерной иллюзии. Что с того? Ведь и мы знаем, что весь день сидим у компьютера, а не на опушке леса.
Сценарий будущего номер 1
Поначалу мне казалось, что будущее Пелевина очень реалистично. Скорее всего, так все и будет. А как иначе? От компьютеров мы точно не откажемся. Это как от электричества отказаться или от колеса. Глупо, бессмысленно. А индустрия будет развиваться. Не пройдет и десятилетия, как в голову каждого из нас воткнут штекер, и рабочий стол каждому из нас будет загружаться по утрам в мозг, как у героев «Цукербринов». Это отнюдь не будет иметь мрачного привкуса антиутопии. Мы сами будем откладывать денежку на какой-нибудь новый софт для мозга так же, как мы копим сейчас на новый гаджет. Общение в реальном мире, наверное, какое-то время еще будет продолжаться: посиделки в кафе или на берегу моря, но все лучше будут приложения к социальным сетям, и все точнее будут нарисованы виртуальные моря. И мы, наконец, перестанем выходить из дома.
Раньше играли в войнушку во дворе, теперь – по сетке. Удобнее. Раньше, чтобы долететь до Бали нужно было целый день потратить в самолете, спустить кучу бабла, а теперь загрузил недорогое приложение «Бали» – и ты через секунду там. Сидишь в шезлонге, в руке коктейль с зонтиком. Волны шумят, из кафе доносится босанова, садится огромное солнце, ветерок… Посидел полчаса и вернулся на работу. Удобно.
Сценарий будущего номер 2
Предсказание Пелевина кажется очень точным, только беда в том, что оно является самой простой экстраполяцией. Можно сказать, что никакого другого метода прогнозирования у нас нет. Это верно. Но ведь и он подводит. Иная тенденция развивается, развивается, и кажется, что конца ей не будет и края. А тут – бабах! И жизнь по своей какой-то непредсказуемой логике, все переворачивает наизнанку. Мода на мини-юбку сменяется модой на юбку-в-пол. И наоборот. Надоедает. Я помню, когда все девушки и женщины носили брюки клеш. Я ставил социальный эксперимент, целый день ходил по Москве. Все были в клешах. Клянусь. А потом – раз, и ни одной. Только стрейч. Кто мог угадать? Может быть, и социальные медиа с интернет-технологиями, которые ворвались в нашу жизнь, окажутся вдруг отброшены людьми, как надоевшая игрушка. И все перейдут к чему-то наоборот.
Вот сколько лет твердили миру, что поэзия умерла. А она вдруг оказалась модным и востребованным жанром. На поэтический концерт толкается очередь (сам видел). Сколько долдонили, что у современного поколения клиповое сознание, никто больше не будет читать больших текстов, только твиты, а выпускает Захар Прилепин громадную «Обитель», и читают. Соскучились по большим текстам. Тошнит от твитов и демотиваторов. Надоели.
Одним словом, все идет к тому, что следующее десятилетие будет временем луддитства. Молодые люди будут выбрасывать свои смартфоны, удаляться из всех социальных сетей. Сидеть в «фейсбуке» и «контактике» будет так же позорно, как в «одноклассниках». Будут говорить: социальные сети для инвалидов. Для людей, у которых проблемы с общением. Твиттер для тех, у кого мысли длиной в 140 символов. «Смотрите, этот парень достает айфон! Пойдемте отсюда!»
Кто знает?
Может быть, будущее будет таким или другим. Но, скорее всего, третьим. Неожиданным. И роман Пелевина плох тем, что не предложил ничего неожиданного. Хотя, антиутопии, скорее, нужны, чтобы испугать, показать как не надо жить. А за прогнозом - в Левада-центр.
Книгу Пелевин свою продавал,
Никто за неё цены не давал,
Хоть многим была книга нужна,
Но, видно, не нравилась людям она.
- Писатель, продашь нам книгу свою?
- Продам. Я с утра с ней на рынке стою!
- Не много ли просишь, творец, за неё?
- Да где наживаться! Вернуть бы свое!
- Уж больно твоя книжонка худа!
- Не пишется что-то. Прямо беда!
- Есть новые мысли? Тайну раскрой.
- По правде сказать, нет ни одной.
Весь день на базаре творец торговал,
Никто за книжонку цены не давал.
Один паренёк пожалел старика:
- Олегыч, рука у тебя нелегка,
Я возле книги твоей постою,
Авось и продам скукотищу твою.
Идет покупатель с тугим кошельком,
И вот уж торгуется он с пареньком:
- Книгу продашь?
- Покупай, коль богат.
Книга, гляди, не книга, а клад!
- Да так ли! Уж выглядит больно худой!
- Объём невелик, но дизайн-то какой!
- Есть новые мысли? Тайну раскрой.
- Прочтешь - офигеешь! Утратишь покой.
Пелевин взглянул на книгу свою:
Зачем, "Цукербрины", я вас продаю? -
Книжку свою не продам никому -
Новые мысли нужны самому!
В Финляндии диагноз интернет-зависимость является причиной для освобождения от службы в армии.
А любим ли мы цукербринов? Вы спросите, а что это за звери? А, может, это какие-то модифицированные овощи, или вообще сладости? Цукер - это же сахар по-немецки. У русских можно одним словом любить и музыку, и женщину. В белорусском и украинском языках для этого есть совершенно разные слова. Вот и здесь, пока не прочитаешь первую главу, не поймешь, какое из этих двух значений здесь имеется ввиду.
Вообще, роман хороший и жизненный. Уж слишком мы стали привязаны в настоящее время к нашим дядюшкам мэйлам, гуглам, фейсбукам, вконтактам. Порой не проходит и пары свободных от этого часов, как нас уже тянет туда, как же так, без нас там же ведутся важнейшие жизненные дискуссии. На некоторых форумах прямо идет война не на жизнь, а на смерть! А мы все лопоушим и читаем эту лабуду.
Интернетом я пользовался как загаженным станционным сортиром — быстро и брезгливо, по необходимости, почти не разглядывая роспись на стенах кабинки.
А что из этого всего следует глобального? Такого поддающегося человека, зависимого от своей "аськи" или "смартика", можно легко "отзомбировать", вот именно на это настраивает нас господин Пелевин. И делает это живо, с размахом, в своей типичной, ему свойственной постмодерновой манере.
Этот открытый явный наезд и огорошивание идей мне в целом импонирует. И если бы не несколько моих личностных обстоятельств, я бы поставил книге высший балл. Но некоторые глобальные для меня вещи приводят меня в недоумение, что складывается такое ощущение, что нам, русским, могут дойти некоторые вещи до ума только в такой, агрессивной манере. В противном случае, мы не поймем якобы сути. Прав ли в действительности автор? Не знаю. Наверное, это я - такая белая ворона, что мне именно эта агрессивность помешала посозерцать до конца. Именно такая же ворона моя жена, моя доча. Им бы тоже не понравился роман, уж я то знаю (тут говорю манерой Глеба Жеглова). Но если это действительно так, тогда да! Автор прав и книга найдет своих любимых читателей и без меня!
Поразительная вещь, столько раз Пелевин заставляет нас морщиться и утверждать вслух: "Нет, это неправда! Это не про нас!" Кому-то тяжело читать правду матку в такой открыто-издевательской манере. ТОП-3 цитат, с которыми я совершенно не согласен:
1. Почти все бородатые математики – педофилы и русофобы.
- я не знаю ни одного такого типа из моего окружения, да и сам бороду ношу! Фуууу!
2. Коллег по работе он делил на «вонючек» и «усталых» (первые с годами превращались в последних, отвоняв свое — примерно как выгорающие звезды.)
- Я вообще "коллегофил" и потому не согласен с этим постулатом в принципе.
3. Пятая «GTA» – вещь… За неё можно и Ирак простить, и в принципе Ливию. Но не Украину.
- вот только не надо про макароны Украину, а?
Не люблю также похабщину и матерщинщину в литературе, не воспринимаю я, по-другому воспитан, уж извини! Так что, прости меня, дорогой автор, за мою оценку твоего хорошего романа! А вот интересно, смог бы обходиться Пелевин без мата в этой книге?
Ведь какие идиоты вокруг. Они полагают, что система – это Путин. Или Обама. А если очень умные, уверены, будто система – это ФРС и Йеллен-шмеллен. А система – это светящийся экран на расстоянии шестидесяти сантиметров от глаз. С которым мы трахаемся, советуемся и интересуемся, какие для нас сегодня будут новости. Путин, Обама, Йеллен – это на нем просто разные картинки. А экран один и тот же…
А чтобы нас подавила никакая система, помните совет Киклопа: "если вы заметили вокруг себя мир, который совсем вам не нравится, вспомните, что вы сделали, чтобы в него попасть." И тогда через Вас ничего не удастся прокачать этим мудрым товарищам Цукербергам и Бринам!
P.S. Хипстер, — объясняет Пелевин, — это бесхозный блютусно-вайфайный голем с очень ограниченным умственным ресурсом... Голем устроен так, что не понимает тождественности Тупака Шакура и Михаила Круга. Источник энергии русского хипстера — непримиримый конфликт между "hip" и "гоп", в которой он не может признать полюса одной и той же вставленной в него батарейки. У русского полюса этой батарейки знак минус.
Неужели все так запущено? Или надо поместить эту цитату в мои уже теперь ТОП4?
P.P.S. Читает Сергей Чонишвили эту книгу великолепно! Как, впрочем, и всегда!
Посоветовано в рамках Игры "дайте две" (15), из моей подборки, читаю вместе с Vlasija , спасибо за выбор из моих хотелок!
+
Bingo, Карточка 2 "Мечта Карлсона", Поле 4 "В книге ровно 425 страниц" (как раз если выкинуть предисловие)
+
Благодарю trounin ! Ты ведь верил в меня! Увидел книгу в большом списке на премию и решил написать, чего уж терять-то!
Think outside the box
Не могу понять, как можно нести такую откровенную чушь с таким невозмутимым видом?
Больше того, как вообще возможно, что невероятная фантазия, описанная автором, кажется настолько реалистичной?
Начнем с того, что автор смешивает все его самые любимые религии с самыми любимыми фильмами и книгами (включая учебники философии и физики) в одно большое антиутопическое болото. В том же болоте тонет и привычное представление о пространстве-времени, вселенной и реальности. Ну, другими словами: автор "оглушает читателей новой неожиданной трактовкой бытия", как и сказано в аннотации к книге.
А что еще сказать? Автор настолько верит в собственную философию и восприятие окружающего мира с определяющим принципом "слышен ли звук падающего дерева в лесу, если рядом никого нет?" (ответ, кстати, твердое и неопровержимое "нет"), что под его психологическим давлением во все это начинает верить и беспомощный читатель. А что еще ему остается делать? Только верить и играть по правилам.
Может быть, потому что это мой первый роман Пелевина, я бы могла сравнить его философию с БГ? А может и нет.
Резюме.
В общем да, вариантов много, потому что у нас мультиверс, и в каждой из бесконечного числа вселенных все происходит по разному, а мы перемещаемся из одной вселенной в другую каждую секундочку, сами того не подозревая, и помним нынешнюю вселенную так, как-будто она была всегда.
Именно поэтому ваша покорная слуга не определилась с мнением по поводу этой книги.
Dum spero spiro
Виктор Олегович Пелевин – писатель той эпохи, полотно которой разворачивается в век маркетинга и интернета, свидетель, в чью линзу таланта попало месиво умов и душ, перемолотое в бурные годы развития рыночной экономики. Каждый его роман – приговор не десятилетию даже, поскольку время и события движутся сейчас ускоренным темпом и только наращивают его, а срезу событий, определенных настроений, царящих в мире в данную минуту.
Писатель, как и абсолютно каждый человек в этом мире – наблюдатель и участник в одном лице. Автор сидит в зале и наблюдает за событиями, разворачивающимися на мировой арене, словно за спектаклем на сцене театра. Проблема большинства людей в том, что они не могут спокойно наблюдать, им непременно нужно лично поучаствовать в сюжете спектакля. Исполнить в нем если не главную партию, то хотя бы эпизод в массовке. Так и выходит – актеров, которые играют свои роли мало, но зато массовка – это весь мир, участвующий в спектакле, даже не зная его сценария.
Отличие наблюдателя от массовки в том, что наблюдающий со стороны, но не участвующий ментально в акте, может в рамках собственного мира отсекать внешнее на него воздействие, дозируя степень вовлеченности в общий психоз вплоть до минимального. Непосредственный участник, даже если он всего лишь «анонимус» за экраном своего цукербрина, плывет, как известная субстанция, по пути всеобщего течения в канализацию мирового безумия. Ни на что влиять он не способен, кроме как на скорость, с которой он все более погружается в хаос мировой революции сознания.
Эта мысль, так или иначе, проскальзывает во всех книгах В.О. И это то, что никогда не станет неактуальным. Начиная с «Чапаева и пустоты», это мировоззрение трансформируется вместе с автором, расширяется, как и его сознание и понимание мира, углубляется, и вновь схлопывается в точку, чтобы в одно мгновение родиться новым пониманием.
Вся книга – это замысловатый и затяжной ответ на вопрос, задаваемый автором невидимому вселенскому разуму. Этот вопрос может звучать в умах людей по-разному, но всем кажется, что ответ на него должен быть один. Нечто такое, что вмиг перевернет весь мир с ног на голову и раскроет суть бытия, озарит его чистой радостью понимания. Этот ответ - словно секретик, крепко зажатый в детской ладошке.
Людям кажется, что бог – это капризный ребенок, который не хочет делиться своей главной тайной именно с ними. Он крепко держит кулачки и, насупившись, отказывается демонстрировать тайное знание. Кто-то, через череду страданий, испытаний и потерь постепенно осознает. Об этом писали и говорили тысячи лет назад философы, пророки и все, кого называют «проснувшимися» или достигшими просветления. Те избранные твердили, что смысл жизни заключается ни в чем. Это ничто и есть все. Как частица есть целое, как капля есть океан, как атом есть вселенная. Разум человека не может просто так охватить это знание. Он ждет сложных форм, незнакомых слов, тайны и интриги. Ему проще поверить во всемирный заговор невидимых богов, чем в то, что вместе с ним его мир закончится, и после него ничего не будет. Для него. Разве можно это объяснить просто так, двумя словами? Никто же не поверит. Нужно много-много слов. Огромное количество книг. И тысячи голосов на протяжении столетий будут говорить разными словами и на разных языках одно и то же. Из века в век. И чем дальше, тем сложнее людям будет их услышать. Все меньше тех, чье сознание не подключено к матрице, цукербринам, интернету, чему угодно, что объясняло бы ему, что нужно делать, как себя вести и куда идти. Скоро совсем не останется тех, чье сознание не контролировалось бы с его полного и молчаливого согласия и за его собственные средства – материальные, эмоциональные, умственные. Скоро не останется тех, кому будет нужен ответ на этот вопрос. Скоро люди просто перестанут спрашивать.
Эта книга как тот секретик в детской ладошке бога. Открываешь ее, а там простой камешек, завернутый в цветной фантик от конфеты. Кто-то увидит в этом целое сокровище, разделит детскую радость от осознания чего-то нового, порадуется просто самому моменту. Кто-то скептически рассмотрит камень и зашвырнет его на край вселенной и продолжит ждать озарения, ждать, когда его сделают избранным и откроют ему смысл бытия. Но каждый выбирает в каждый момент своей жизни то, чего он заслуживает для себя, даже если он сам этого не осознает. Но так было, есть и будет. Пока надеюсь, дышу.
«Мы просто сумма имен, привычек и страхов. Мы оставляем отпечаток на реальности, пока мы живы, а когда умираем, жизнь воспроизводит себя по этому отпечатку. Море заполняет след на песке, и принимает себя за ногу. Нога делает шаг, опять оставляет ямку в мокром песке, исчезает – и море заполняет ее след…»
И никакой Надежды нет
Из моего рассказа может сложиться впечатление, что наш мир движется от плохого к очень плохому, живут в нем какие-то калеки и уродцы — и никакой надежды нет. (С)
Цукербрины - это неровное одеяло в технике пэчворк; лоскуты, кажется, откромсаны от прежних произведений В.О. Так, например, со Шлемом Ужаса Цукербринов роднит идея об иллюзии выбора. Каждый наш выбор - навязан нам так тонко и уместно, что мы и не понимаем, что делаем его давно не по собственной воле. Картина антиутопичного будущего отдаленно напоминает СНАФФ. Мир иллюзий и блаженного Ничто, наверченного на оси дзэна, мелькал уже и в Чапаеве и Пустоте. Язвительный, резкий и грубый Пелевин. Читаешь книгу, и сквозь строки тысячами опаляющих солнц сияет "ВСЁ ПЛОХО", или, как я любила говорить в пору своей депрессивной юности, "Жить страшно, больно и унизительно". А по Пелевину, ещё и безнадежно, потому что
Мир вливает в тебя свой гнойный тысячелетний яд, делающий тебя виновным перед тем самым миром, который его в тебя влил.
И вдруг включается проповедник-mode, говорящий голосом Макса Фрая (неожиданно! так и чувствуешь, что сейчас герои начнут уплетать пирожки, запивая их камрой и гордо неся магический бред):
Человек! Не нравится то, что вокруг? Желаешь жить среди нормальных людей? Стань таким, каким хочешь видеть других. Только не притворяйся на пять минут, не хитри — а действительно стань. Миру не останется ничего, кроме как последовать за тобой. Это и есть магия...
И вот вам совет Киклопа: если вы заметили вокруг себя мир, который совсем вам не нравится, вспомните, что вы сделали, чтобы в него попасть. Может быть, вы даже не военный преступник, а просто слишком часто смотрите френдленту или телевизор. Тогда из всех привычек достаточно изменить только эту.
Медленный, но самый надежный способ перемещения в счастливые миры описан во всех древних книгах — в той их части, которая посвящена, сорри за банальность, заповедям. Они, в общем, везде одни и те же, эти техники правильной жизни. И жить по заповедям очень непросто («не лги, не убий, не укради» и так далее ведь относится не только к физическим проявлениям, но и к состояниям ума).
И внезапно закрадывается неприятная мысль, что весь неровный сюжет наскоро наляпан ради вот этих проповеднических вбросов (или выбросов). Каждый герой введен в повествование, каждое событие описано только ради этого морализаторского брюзжания и авторских инсайтов. Пару раз было смешно, но не на ха-ха, а на, типа, понимающее кхе-кхе. Так что моё существование в свете божественных очей трёх цукербринов было унылым и разочаровывающим, к сожалению. То ли деревья раньше были выше, трава зеленее, солнце ярче, я моложе, Пелевин задорнее, то ли я придираюсь и вообще... потеряла нюх на эти ваши постмодернизмы. И ведь не откажешь автору в невероятной наблюдательности и владении словом, но почему-то я ждала... большего, как, бывает, учителя завышают планку, оценивая работы вечных отличников. И впервые, читая Пелевина, я испытала то, что никогда не испытывала, читая его же раньше, - невероятную скуку.
Каждый год Виктор Олегович пишет по книге, какие-то получаются лучше, какие-то хуже, руки у меня, наконец, дошли до "Любви к трём цукербринам". Какой же кайф!
Порой мне хочется откушать с Пелевиным грибочков, чтобы расширить сознание, порой - продать дьяволу душу, чтобы научиться высказывать мысли так, как он. Но, во-первых, у сознания нет таких характеристик, как длина или ширина, сознание не надо расширять или углублять, его, скорее, нужно очищать. А, во-вторых, нет никакого дьявола, чтобы купить душу.
"Любовь к трём цукербринам" офигительна. В лучших традициях.
Перед тем, как провалиться в сон, он успел мысленно заглянуть в свою душу и не увидел там ничего, за что ему было бы стыдно. Там оставался только свет. Спокойный, уверенный в себе, позитивный и уплативший все налоги свет.
Один мой знакомый спрашивал меня, о чём эта книга, когда в процессе чтения я её бурно нахваливала и рекомендовала ему. Сложно сказать, о чём каждое отдельное произведение Пелевина, он на редкость гармоничен в творчестве, и как по мне он всегда о поисках Бога, истины, равновесия, П(п)устоты, Радужного Потока. Он пишет о том, что интересно ему, и, о чудо, это интересно читателям, хотя нельзя сбрасывать со счетов то, что прочесть и похвалить либо раскритиковать новый роман Виктора Олеговича - это вроде как современный артефакт массовой культуры.
И он абсолютно прав того, что касается ненужной, но постоянно лезущей с экрана информации.
Интернетом я пользовался как загаженным станционным сортиром — быстро и брезгливо, по необходимости, почти не разглядывая роспись на стенах кабинки.
Говоря «Виктор Пелевин» подразумевают «современная русская литература», говоря «современная русская литература» - подразумевают всего несколько авторов, среди которых обязательно – Виктор Пелевин. В стране, давно переставшей быть самой читающей в мире, романы этого прозаика выпускают тиражом 70 000 экземпляров, и это при том, что обычный тираж любого российского (или даже иностранного) автора, не из числа иронических детективщиков, редко когда превышает 5 000 экземпляров.
Второе, что стоит помнить, он – постмодернист, он строит на костях былинных героев свой город – окно в будущее. Вздохи «ах, мы уже видели это в «Матрице», «крыльях бабочки» и в книгах Оруэлла» – бессмысленны, лоскутное одеяло из знакомых до боли фрагментов формируется совершенно новое, связывая прежние смыслы в новый узор. Роман Пелевина – это всегда текст, состоящий из гиперссылок: за каждым словом прячется словарная статья. Об эпохе рекламы высказались? Хорошо, теперь выскажемся об эпохе интернет-сидельцев, блютусно-вайфайных големов, служащих Цукербергу, управляемых информационными запахами и ветрами.
Третье – он издевается. Именно этой фразой проще всего передать то, что ирония в тексте Пелевина достанет всех, кто на неё поведётся. Быть троллем восьмидесятого уровня – вот что значит написать текст, на который накинутся тролли, хейтеры и другие категории граждан с повышенным уровнем ненависти в крови и речевым недержанием. Все те люди, которые заклеивают стены своих соц.сетей лжецитатами, почувствуют укол в область Фейсбука: у кого-то откроются глаза на всевозможные «рейтинги», кто-то почует неладное, раз двадцать увидев пародии на те самые цитаты. Пелевин упоминает столько писателей – от Пушкина и Чехова до Введенского, что книга приобретает издевательски-менторский характер, возвращая за школьную парту, на урок литературы.
Пелевин – персона не публичная, он не раз поднимал тему отшельничества и удаления от мира в своих книгах, но впервые настолько чётко и полно высказывается о digital detox – воздержании от чрезмерного погружения в мир подключённых к интернету гаджетов. «Угощать собой тамагочи, которые и не собираются умирать» - это всё о смартфонах, уткнувшись в экраны которых люди сидят ровными рядами. И идеалом человека, свободного от интернета, выведена условная буфетчица – занятный персонаж, аналогичный женщине, сыгравшей Бога в фильме «Догма», такой вот внезапный феминизм и матриархат получается. В итоге можно попенять автору в том, что его книги похожи, как матрёшки, а можно воспринять его как своеобразного скрипичного мастера: работа за работой он приближается к созданию своего совершенного инструмента, без сучка и без задоринки. «Любовь к трём цукербринам» может стать наряду с «Жизнью насекомых» и «Generation P» книгой из вузовского списка литературы; книгой, по которой впервые знакомятся с творчеством автора.
«Я ни разу не испытывал искушения гордо посмотреть в глаза идущему мимо гостю столицы или укусить добермана за обрубок хвоста. У меня не было ни политической программы, ни травматического пистолета. Я позорно уклонялся от революционной работы и не видел в показываемом мне водевиле ни своих, ни чужих, ни даже волосатой руки мирового кагала. Куски распадающегося мяса, борющиеся за свою и мою свободу в лучах телевизионных софитов, не вызывали во мне ни сочувствия, ни презрения - а только равнодушное понимание управляющих ими механизмов. Но я всегда старался сдвинуть это понимание ближе к сочувствию - и у меня нередко получалось».
книжный блог "Букеанариум"
Одиссея щтдшту
Пелевин — что тот буддист, который рисует разноцветным песочком на полу мировую мандалу, затем буднично ее стирает и начинает заново. В мандале — учение о Боге и природе, антропология и этика, технический прогресс и человеческие чувства... И все оканчивается дуновением ветра, рябью еще одной в бесконечном ряду иллюзий... Впрочем, автор — этот «генератор виртуальных пространств», если воспользоваться пелевинской же фразой, — вовсе не бездушен — ему по меньшей мере ведомо сострадание, которое «может все». А раз так — жива ангельская надежда, что человек — да хоть вы, читатель, — сумеет избавиться от навязчивой любви к своим «цукербринам», освободиться от опеки «матрицы» и успеть вскочить на подножку пассажирского, который не собирается останавливаться, даже если дальше нет рельс. Ведь рельсы — это всего лишь «реальность», тогда как поезд составлен из снов, теней и фантазий — материи слишком эфирной, чтобы быть удерживаемой в сознании...
Есть писатели, кому удается полифония характеров, столкновение мировоззрений, драма правд, — и есть сочинители, которые всех героев пишут с себя, — которые вообще не пишут героев, ибо в каждом произведении изображают то, что хотели бы преодолеть сами: собственные страхи, собственные обиды, собственные мечтанья. Из таких — Лавкрафт, из таких — Хармс, из таких и Пелевин. Его персонажи — эвримены по делам, уберменши по замыслам — скользят по строкам кода, как серфер Нео, не оставляя следа; всегда одиночки, всегда немного strange, считающие, что «мир это пятьдесят оттенков серого, отжимающих друг у друга власть», и не отдавая предпочтения никакому мороку. Единственное, что можно сказать о них доподлинно, — они не умирают, лишь бесконечно перерождаются, меняя, как обои, тела, воспоминания, судьбы, вселенные. И это понятно — с одной стороны, и умирать-то особо некому, ведь «в путешествии нет путешествующего, есть только маршрут», с другой, каково автору убить себя, угробив тщательно лелеемое желание бессмертия? Поэтому пелевинские альтер эго вечны.
В наше время трудно кого-либо удивить знанием — его теперь так много, что самые великие истины воспринимаются как назойливые «поп-апы», и даже равнодушный кивок в их сторону равен попаданию на хорошее бабло. Пелевину-метафизику это сознавать неприятно — он бы на полном серьезе вскрыл все девять слоев мировой луковицы, ухватил бы за самую мякотку архонтов и архангелов — да ведь мы все равно не заметим ничего, кроме очередного уровня Angry Birds (начитанные еще вспомнят Даниила Андреева). Остается сатира — здесь Пелевина действительно мало кто может превзойти — или даже приблизиться. Но нет сатирика, в котором бы ни жил моралист. И Пелевин начинает поучать — незатейливо пока, скромно, скомкав в руках «балаклаву» и не решаясь залезть на «бронетранспортер», что вполне сложился из написанных им романов. Его проповедь проста: «не кради, не лги» и блаженны нищие интеллектом. Только им открывается персональный Эдем, полный любви ко всем существам. Но и слишком «игрушечный» — без нагой Евы и стража с мечом пылающим.
Так что же такое «Любовь к трем цукербринам»? Это битва Птиц с Вепрем, это антигравитационное будущее человечества, это прозрения русских поэтов, это кремниевая колонизация Земли, это иконы фейстопа, это прыгуны по мирам, это законы чайной ложки. Как водится у нас, все локализованное, кое-где спустя рукава. И вот ведь досада: там, где в неравный бой вступают «добрые люди», детализация всегда беднее, анимация проще; когда же ведут хомячков, экран трещит от 3D и 5S. Означает ли это победу грядущего Хамстера? Зависит от того, на чьей вы стороне. Главное: не забывать, что, кроме овец и киклопа, есть еще хитроумный Одиссей. На него вся надежда...
Эта рецензия на Питербуке