Современные исследования по исторической антропологии и истории ментальностей, как правило, оставляют вне поля своего внимания человеческого индивида. В тех же случаях, когда историки обсуждают вопрос о личности в Средние века, их подход остается элитарным и эволюционистским: их интересуют исключительно выдающиеся деятели эпохи, и они рассматривают вопрос о том, как постепенно, по мере приближения к Новому времени, развиваются личность и индивидуализм. В противоположность этим взглядам автор придерживается убеждения, что человеческая личность существовала на протяжении всего Средневековья, обладая, однако, специфическими чертами, которые глубоко отличали ее от личности эпохи Возрождения. Не ограничиваясь характеристикой таких индивидов, как Абеляр, Гвибер Ножанский, Данте или Петрарка, автор стремится выявить черты личностного самосознания, симптомы которых удается обнаружить во всей толще общества. «Архаический индивидуализм» — неотъемлемая черта членов германо-скандинавского социума языческой поры. Утверждение сословно-корпоративного начала в христианскую эпоху и учение о гордыне как самом тяжком из грехов налагали ограничения на проявления индивидуальности. Таким образом, невозможно выстроить картину плавного прогресса личности в изучаемую эпоху. По убеждению автора, именно проблема личности вырисовывается ныне в качестве центральной задачи исторической антропологии.
http://fb2.traumlibrary.net
Когда человек стал личностью? Вся книга Арона Гуревича посвящена борьбе с утверждением, являющимся ортодоксией (или являвшимся ортодоксией к моменту написания книги), что человек стал личностью, отделенной от коллектива, только в Новое время. Меня удивило, что вопрос в принципе поставлен так, ведь мозг homo sapiens не сильно изменился за время существования нашего вида (только чуть-чуть уменьшился), поэтому вряд ли речь вообще может идти о столь радикальном изменении всего 5-6 сотен лет назад. Похоже, что проблема в стандартном для гуманитарных наук жонглировании терминами – что считать личностью, что коллективом и т.д.
Композиционно книга состоит из затянутого вступления с разбором источников и вялой полемикой с коллегами по цеху и трех мало связанных основных блоков – разбора германо-скандинавских источников, эссе о европейских привилегированных сословиях, городах, крестьянах, маргиналах, художниках, детстве и старости, и сборника статей об отдельных выдающихся личностях. Во всех блоках довольно много повторов информации в разных главках. Создается впечатление, что книга составлена из статей разных лет, хотя и тщательно причесанных в процессе подготовки.
Есть несколько моментов, которые вызвали мое удивление. В книге вы встретите несколько идеологических вставок про лидерство Запада, чудодейственные свойства личной инициативы, необходимость России перенимать европейские ценности и другие клише начала 90-х (несмотря на то, что это переработанное издание начала 2000-х). И часто бросается в глаза, что автор смотрит на Европу со стороны, а не изнутри (к вопросу о личности и социуме автора :).
Гуревич почему-то не верит в то, что средневековый религиозный пыл и видения загробного мира были вызваны неврозами и психозами, предпочитая причин не называть, а просто говорить о недопустимости применения к людям другой эпохи современного инструментария психологии. Эта позиция не очень понятна.
Самое интересное в том, что автор старается доказать, что и в раннее средневековье человек уже был личностью, не поднимая, правда, вопроса о том, когда же он этой личностью стал. Античность? Неолит? Палеолит? На стр. 267, рассказывая об Августине, автор оговаривается, что в античности человек не осознавал себя личностью. Ага, подумал я, значит автор считает, что римляне не были личностями. Но немного дальше по тексту этот тезис опровергается самим автором. Что называется, сам не определился. Теперь кто-нибудь должен взяться за греков и римлян и «доказать», что ранее господствовавшее мнение о том, что личность зародилась в раннее средневековье в корне ошибочна, и Цицерон, Октавиан и иже с ними личностью обладали. И так далее, вплоть до австралопитека Люси.
Если оставить придирки, несмотря на несколько надуманный основной вопрос, в целом книга богата интересными фактами и обоснованными рассуждениями, изложение хотя и довольно тяжеловесное, но логичное и ненатужное. 7/10.
Когда человек стал личностью? Вся книга Арона Гуревича посвящена борьбе с утверждением, являющимся ортодоксией (или являвшимся ортодоксией к моменту написания книги), что человек стал личностью, отделенной от коллектива, только в Новое время. Меня удивило, что вопрос в принципе поставлен так, ведь мозг homo sapiens не сильно изменился за время существования нашего вида (только чуть-чуть уменьшился), поэтому вряд ли речь вообще может идти о столь радикальном изменении всего 5-6 сотен лет назад. Похоже, что проблема в стандартном для гуманитарных наук жонглировании терминами – что считать личностью, что коллективом и т.д.
Композиционно книга состоит из затянутого вступления с разбором источников и вялой полемикой с коллегами по цеху и трех мало связанных основных блоков – разбора германо-скандинавских источников, эссе о европейских привилегированных сословиях, городах, крестьянах, маргиналах, художниках, детстве и старости, и сборника статей об отдельных выдающихся личностях. Во всех блоках довольно много повторов информации в разных главках. Создается впечатление, что книга составлена из статей разных лет, хотя и тщательно причесанных в процессе подготовки.
Есть несколько моментов, которые вызвали мое удивление. В книге вы встретите несколько идеологических вставок про лидерство Запада, чудодейственные свойства личной инициативы, необходимость России перенимать европейские ценности и другие клише начала 90-х (несмотря на то, что это переработанное издание начала 2000-х). И часто бросается в глаза, что автор смотрит на Европу со стороны, а не изнутри (к вопросу о личности и социуме автора :).
Гуревич почему-то не верит в то, что средневековый религиозный пыл и видения загробного мира были вызваны неврозами и психозами, предпочитая причин не называть, а просто говорить о недопустимости применения к людям другой эпохи современного инструментария психологии. Эта позиция не очень понятна.
Самое интересное в том, что автор старается доказать, что и в раннее средневековье человек уже был личностью, не поднимая, правда, вопроса о том, когда же он этой личностью стал. Античность? Неолит? Палеолит? На стр. 267, рассказывая об Августине, автор оговаривается, что в античности человек не осознавал себя личностью. Ага, подумал я, значит автор считает, что римляне не были личностями. Но немного дальше по тексту этот тезис опровергается самим автором. Что называется, сам не определился. Теперь кто-нибудь должен взяться за греков и римлян и «доказать», что ранее господствовавшее мнение о том, что личность зародилась в раннее средневековье в корне ошибочна, и Цицерон, Октавиан и иже с ними личностью обладали. И так далее, вплоть до австралопитека Люси.
Если оставить придирки, несмотря на несколько надуманный основной вопрос, в целом книга богата интересными фактами и обоснованными рассуждениями, изложение хотя и довольно тяжеловесное, но логичное и ненатужное. 7/10.
Тема обмена дарами всесторонне обсуждается в песни. Как известно, обмен дарами представлял собой важнейший институт традиционного общества, «универсальный социальный факт» (М.Мосс). Обмен подарками в этом обществе имел прежде всего не экономический, а знаковый харакгер — он наглядно воплощал в себе заключаемый между индивидами или семьями «общественный договор», устанавливая отношения, основанные на взаимности и предполагавшие помощь и лояльность. «Дар ждет ответного дара» — принцип, которого неуклонно придерживаются древние скандинавы.
В сагах неоднократно упоминаются случаи, когда люди остерегаются принять богатые дары, получение которых поставило бы их в приниженное положение по отношению к дарителю. Нередко было безопаснее купить участок земли или другое имущество, нежели принять их в качестве подарка. За перемещением богатств скрывались эмоции и прежде всего стремление завязать дружбу, сохранив при этом личную независимость.
...в ту эпоху крестьяне не располагали отчетливыми критериями для идентификации личности, ведь не существовало ни сертификатов, ни образцов почерка, как не было привычки вглядываться в черты лица, которая вырабатывается использованием зеркала. Возможно, в этих условиях не развивается физиогномическая наблюдательность и мелкие различия между похожими друг на друга людьми не приковывают к себе внимания. Вспомним замечание Февра о «визуальной отсталости» человека XVI века: он привык полагаться скорее на слух, нежели на зрение.
То обстоятельство, что простолюдины предстают в источниках в качестве объектов миссионерской активности церковных и светских властей, а не субъектов, руководствующихся собственными убеждениями и настроениями, побуждает и многих историков видеть в них безликую массу.
В поле зрения исследователей западноевропейской средневековой культуры, как правило, преобладают источники, относящиеся к романизованным регионам континента. Германо-скандинавский мир остается в тени. Между тем при изменении перспективы нас поджидают неожиданности.