Речи немых. Повседневная жизнь русского крестьянства в XX веке

всю суть книги можно выразить в двух словах - коллективизация и война, а что последовало за этими событиями из книг знают все. но одно дело - знать, и совсем другое - прочувствовать через слова и мысли свидетелей тех лет. Да, многих уж нет, а кто остался - их и память подводить, да и здоровье не то уже. Но тем больше заслуга автора. Он не только собрал, но и обработал, чтобы было удобнее читать короткие заметки о жизни русской деревни с начала 20 века до 1980-90 гг. Некоторые очень сухие, без подробностей, а некоторые до того живым языком описаны, будто чувствуешь, что это с тобой было. Такие маленькие детальки описываются, но сколько боли они несут...

читала в рамках игры Охота на снаркомонов-2019 и флеш-моба Нон-фикшн-2019

Землю-Крестьянам!

Добьемся урожая мы —
втройне,
земля,
рожай!
Пожалте,
уважаемый
товарищ урожай!
Чтоб даром не потели мы
по одному,
по два —
колхозами,
артелями
объединись, братва.
Земля у нас хорошая,
землица неплоха,
да надобно
под рожь ее
заранее вспахать.
Чем жить, зубами щелкая
в голодные года,
с проклятою
с трехполкою
покончим навсегда.
Вредителю мы
начисто
готовим карачун.
Сметем с полей
кулачество,
сорняк
и саранчу.
Разроем складов завали.
От всех
ответа ждем, —
чтоб тракторы
не ржа́вел и
впустую под дождем.
Поля
пройдут науку
под ветром-игруном...
Даешь
на дружбу руку,
товарищ агроном!
Земля
не хочет более
терпеть
плохой уход, —
готовься,
комсомолия,
в передовой поход.
Кончай
с деревней серенькой,
вставай,
который сер!
Вперегонки
с Америкой
иди, СССР!

Добьемся урожая мы —
втройне,
земля,
рожай!
Пожалте,
уважаемый
товарищ урожай!

Мой вам совет, если вы вдруг однажды решитесь взяться за чтение «Речи немых», постарайтесь чтобы рядом не было никаких крепких алкогольных напитков, а иначе у вас имеются хорошие перспективы уйти в месячный запой прочитав только первую главу, а уж в кого может превратиться читатель, одолевший этот труд целиком вообще лучше не рассказывать.

Речи немых по своей сути является сборником записанных в середине девяностых годов Виктором Бердинским и его студентами устных историй вятских крестьян об их жизни в советском союзе, Бесспорно это одна из тяжелейших книг, что мне довелось прочесть. Книга, насквозь пропитанная нашей коренной родимой древнерусской тоской. Практически каждая история встречающаяся читателю это уже готовый сценарий для русского артхаусного кино, нет никаких сомнений увидев которое обзавидововались бы Звягицев на пару с Сигаревым, можно быть уверенным в это. Но к огромнейшему сожалению это совсем не кино в котором может твориться все что угодно, но в конце неизбежно начнутся финальные титры на которых, наконец, можно выдохнуть, утешив себя что все было понарошку. Сегодня никакого утешения не будет читая эту книгу в голове всегда будет роиться мысль это реальные истории, реальных людей живших и умиравших от меня на расстоянии одной области и каких то трех поколении, от чего на душе становиться как то особенно тяжко.

Совсем недавно волею судеб мне посчастливилось прочесть мемуары о жизни московской интеллигенции в советские годы и конечно весьма сомнительно сравнивать чужие беды, но все равно нельзя не отметить насколько же мелкими кажутся те проблемы, с которыми приходилось сталкиваться столичным интеллектуалам по сравнению с повседневной жизнью, что было вело советское крестьянство.

Вероятнее всего можно совершенно ошибочно подумать, что корень всех бед крестьянства лежит в слове советское, но конечно мой ответ нет. В данном случае СССР стало не более чем наследником тех проблем, что копились в Российском государстве еще со времен правления Ивана третьего. Совершенно другой вопрос, почему советы решали государственные вопросы именно методами своих классовых врагов, воспроизводя ту же самую имперскую матрицу подразумевающее отношение в обществе по схеме всевластный монарх - вассалы - бесправное большинство. Вопрос однозначный ответ, на который едва ли найдётся хоть у одного специалиста.

Есть что-то некрасовское в историях советских крестьян, сообщающих что-то несравнимо важное о русской душе и ментальности.

«Хорошо жили, весело, только Любушка(Сестра) от заражения крови умерла»

« В 21 году демобилизовался, пришел домой и стал править хозяйством, не имея, лошади, а имея одну корову и овцу»

«Честно говоря я не верю что Сталин виноват во всех репрессиях, не он, без его ведома возможно все творилось. Он бывал у нас в квартире еще до 17 года, хмурый был, но честный и принципиальный, для меня он остается идеалом большевика и сейчас»

Сливается в этих голосах загадочный русский логос, позволяющий с поистине христианским смирением встречать все нападки судьбы и учащий стоицизму лучше любых философов.

К концу двадцатых годов в жизнь советских крестьян плотно входят такие понятия как коллективизация, раскулачивание и знакомая еще с дореволюционных времен продразверстка. Процесс создания коллективных хозяйств в советском государстве это довольно-таки сложная тема. Среди историков нет единого консенсуса по вопросу однозначной пользы или напротив вреда коллективизации. Я слышал много аргументов, как за коллективизацию, так и против. В моем случае главным источником критики коллективизации стали исторические лекции А. Б Зубова прочитанные для лектория «Новой Газеты» К слову именно А. Б Зубов выступил научным консультантом Гузели Яхиной при написании ее ставшего скандальным после экранизации романа «Зулейха открывает глаза». Что интересно именно из критики романа и телесериала Яхиной я во многом и познакомился с основными аргументами защитников коллективизации. Именно желание более подробно разобраться в сложном вопросе коллективизации во многом и подвигло меня на чтение этой книги. К сожалению как бы это прискорбно не звучало для всех апологетов советского строя, но судя по рассказам советского крестьянства, правды больше оказалось среди критиков советской власти. Чего только стоит история о том, как председателю надо было по указанию сверху раскулачить в бедной деревне три хозяйства, с что он отказался делать, а потом на его место пришел менее честолюбивый человек и под видом раскулачивания начал сводить личные счеты за прошлые обиды. Подобных истории в книге не одна и не две, практически в каждом рассказе твориться форменный произвол и несправедливость и сам собой напрашивается вопрос о качестве той системы в которой к власти на местах пришли наиболее гнилые, что бы полностью паразитировать путем репрессий на труде наиболее предприимчивых. Повсеместные оговоры из зависти, шантаж, ограбление, лютая ненависть к более успешному соседу. Просто в голове не укладывается, как вчерашние соседи могли дойти до такого состояния. Не отставало от простых людей в вопросах классового самоистребления крестьянства и само советское правительство, поощряя доносительство и только подливая масла, в огонь, рассылая по всей стране неприветливых людей в черных гимнастерках и наганом на поясе как окончательном аргументе в споре о «добровольном» вступлении в колхоз. Одни посланники «предлагали» а вот другие уже забирали. Вот пример стандартной истории времен коллективизации. Осенью большевики забрали из деревни весь хлеб и картофель и оставили целую деревню без еды до весны, за это время в деревне съели всю скотину включая кошек и собак, а когда провизия все же прибыла, встречали ее уже опухшие от голода труппы и население деревни сократилось с 500 человек до 15 дворов. И вот такие войны против собственного населения велись повсеместно. Именно ссылками, голодом, арестами и нищетой запомнились годы коллективизации для советского крестьянства.

В отношении всего вышесказанного чрезвычайно показательна глава об отношении советских крестьян к фигуре Сталина. На мой взгляд наиболее точное и яркое описание того сложного чувства, что испытывали крестьяне в отношении отца народов, есть в этих словах
«Он людей уничтожил, а другие после него все остальное»
Безусловно главной эмоцией к Сталину со стороны советского крестьянства был страх наполовину с ненавистью за развязанные репрессии и террор. Однако гораздо показательней, что в среде того же крестьянства бытовало в корне противоположное мнение о Сталине как о гаранте порядка в стране, царе вернувшем исконно русские земли принадлежавшие Украине и Прибалтике, и даже боге, в некоторых домах портрет Сталина заменял иконы. Как некий синтез этих двух диаметрально противоположных мнений о фигуре Сталина я бы хотел привести слова бухгалтера Павла Игоревича Яковлева 1904 г.р

«Сталин это подобный Ярославу Мудрому человек… Он, сидя и не выходя из дворца знал что делается на Руси…. Сталин расправился с нашим зятем, он работал в органах ВЧК. Когда моя сестра поехала на свидание к мужу, то у мужа якобы получился разрыв сердца, а сестра на обратном пути пропала без вести"

Не забывает автор упомянуть и о повседневной крестьянской жизни посвящая этой теме несколько глав, из которых с традициями и особенностями быта сельских обществ. Рассказов действительно много, но практически в каждом из них проскальзывает чувство ностальгии по временам молодости и мысль о том что раньше жизнь была не в сравнение лучше нынешней. В каждой истории то и дело употребляется слово труд и действительно сейчас даже трудно вообразить насколько была тяжела деревенская жизнь и какой титанический объем усилий ежедневно прилагал крестьянин, часто жертвую образованием и детством, ради элементарного выживания

В сороковые годы в жизнь крестьян, как и всей страны, врывается война. Буквально каждый рассказ о тех годах это без преувеличения история подвига. Несомненно, это довольно жуткие истории о крови, смерти, жестокости, насилии и выживании в самых нечеловеческих условиях, но несмотря на это на мой взгляд это наиболее оптимистичная часть книги, по той причине что даже несмотря на тот ад что творился в мрачные годы войны, советский народ смог сохранить волю, стойкость и присутствие духа, на пути к победе в этой ужасной войне.

Заканчивается эта книга на знаменательной дате горького праздника Дня победы. Постепенно голоса стихают. Дальше всю страну ждет новая жизнь со своими взлетами и паданиями, но как говорит Леонид Каневский это уже совсем другая история. История с давно известным финалом.

За хлебом юриста — земель
за тридевять пустишься: власти
и — в общем-то — честности хмель
сильней и устойчивей страсти.
То судишь, то просто живешь,
но ордер торчит из кармана.
Ведь самый длиннейший правеж
короче любви и романа.
Из хлева в амбар,— за порог.
Все избы, как дырки пустые
под кружевом сельских дорог.
Шофер посвящен в понятые.
У замкнутой правды в плену,
не сводишь с бескрайности глаза,
лаская родную страну
покрышками нового ГАЗа.
Должно быть, при взгляде вперед,
заметно над Тверью, над Волгой:
другой вырастает народ
на службе у бедности долгой.
Скорей равнодушный к себе,
чем быстрый и ловкий в работе,
питающий в частной судьбе
безжалостность к общей свободе.…За изгородь в поле, за дом,
за новую русскую ясность,
бредущую в поле пустом,
за долгую к ней непричастность.
Мы — памятник ей, имена
ее предыстории — значит:
за эру, в которой она
как памятник нам замаячит.

ДП 2021
Параноидальные ведомости
Основа Апреля
Кто о чем, а красный о Сталине

Речи терпил

Сборник коротких монологов людей, родившихся в первой трети 20-го века. Читать поначалу тяжко.
Затем становится утомительно.
Затем - уже раздражает.
Этот сборник, скажем так, речей, слишком однообразен. Рассказы постепенно - как под копирку идут. Но как же audiatur altera pars? Путь будет выслушана друга сторона? Как будто автор специально отбирал такие, какие ему надо/нравятся. Однобоко. Можно было бы сократить объем наполовину.
Поделить можно на три части.
Самая интересная часть - первая, где рассказывается о раскулачивании. Сначала, конечно, пугаешься (ты кулак, если у тебя есть лошадь, овца и тулуп), такое бесчеловечие! Есть только один рассказ от лица женщины, жившей в коммуне (на харчи "раскулаченных"). А все остальные - это те, у кого всё отняли. И тут меня настиг ещё ужас. От мысли, что дело даже не в бесчеловечии, с которым обращались во время коллективизации и ВОВ с крестьянами. А в каком-то непостижимом терпильстве.
У людей отнимали урожай подчистую, их дети умирали от голода. Если траву! Но они терпели и молчали. С какой-то мазохистской тупостью, нежеланием что-то делать, менять, знать.
Тут вспоминается Максим Горький: "Жестокость форм революции я объясняю исключительной жестокостью русского народа." («О русском крестьянстве»)

"...Думаю, что нигде не бьют женщин так безжалостно и страшно, как в русской деревне, и, вероятно, ни в одной стране нет таких вот пословиц-советов:
«Бей жену обухом, припади да понюхай — дышит? — морочит, еще хочет». «Жена дважды мила бывает: когда в дом ведут, да когда в могилу несут». «На бабу да на скотину суда нет». «Чем больше бабу бьешь, тем щи вкуснее».
Сотни таких афоризмов, — в них заключена веками нажитая мудрость народа, — обращаются в деревне, эти советы слышат, на них воспитываются дети.
Детей бьют тоже очень усердно. Желая ознакомиться с характером преступности населения губерний Московского округа, я просмотрел «Отчеты Московской судебной палаты» за десять лет — 1900—1910 гг. — и был подавлен количеством истязаний детей, а также и других форм преступлений против малолетних. Вообще в России очень любят бить, все равно — кого."

Есть рассказы о жутком положении голодных крестьян в военные и послевоенные годы, у которых всю еду отняли в пользу городских и солдат.
Хороши и заметки о детском труде. (Тоже неизвестном современным адептам легенд о прекрасном вкакраньши.)

В работниках жили мужики, даже ребенков отдавали за деньги к богатому, сколь договорятся, деньги отдавали, а ребенка забирали. Брали с десяти, двенадцати годов, ребенок и скот пас, и дозирал его, прибирал, а зимой навоз чистил, все делал. А ребенков таких содержали отдельно, кормили не вместе со всеми, спать много не давали, ложился спать, только когда все сделает, а поднимали рано — не дома и не дома, не у отца, не у матери. Возьмут ребенка, пока мал, воспитают, а потом он является работником. Обратно матерям уже не отдавали.

Раз председатель сказал, что дров нет, что надо бы в лес за дровами. Бабы заругались, говорят: «Иди-ка сам попили тупой-то пилой. В прошлый раз вон как намаялись». А я видела, как пилы точат. Сколько раз видала, как еще отец точил, а потом муж. Взяла свою пилу, наточила да подправила, потом сказала председателю, а он говорит: «Ну-ка давай попробуем». Мы тут прямо у конторы чурку и отпилили. Он сказал, что острая пила. Я другим бабам пилы подправила. Так в один день одной семье дров напилим да вывезем, на другой день для других семей пилим. Так артелью и напилили дров и вывезли. Летом турнепс и репу сеяли. Дядька Андрей опять меня заругал. Говорит: «Куды тебя понесло? Ведь уметь надо сеять-то. Не уродится потом, все грехи на нас. Думаешь, как зерно? Надо ведь землю-то сухую». А я пошла сеять. В первый год хороший турнепс уродился, а потом уж никогда такой не вырастал, хоть и сеяли. Председатель все меня хвалил да в пример ставил: «Вон, — говорит, — Настасья Васильевна, куда ее ни пошли, все у нее спорится да делается».

При таком ритме жизни в семьях не было супружеских измен. Если молодая девушка, что было большой редкостью, теряла свою девичью честь, парни смолили ворота ее дома, и после этого ее никто замуж не брал.

В деревнях часто бывали ссоры. Как-то из Орич ехали, видели в Пустошах дрались бабы, не поделили мужиков, за волосы друг друга таскали, ругались. Да и мужики часто дрались из-за споров. И среди молодежи были драки — деревня с деревней дрались.

Отдыхали люди в церкви, душу свою перед Господом Богом очищали, в грехах каялись...

Нон-фикшн 2021

Но не было Ленина.
Она была фальшью...
Была бакалея.
В ней люди и фарши.
А. Вознесенский
Я не сказала бы, что мало знаю о политике, которая проводилась в нашей стране в отношении сельского хозяйства в первой половине 20 века. Но, читая эту книгу, мне то и дело хотелось воскликнуть: "Господи, это ведь на самом деле было!". Потому что оказалось, что раньше я это как-то... хм, не до конца понимала. А тут - десятки и десятки рассказов, настоящих, живых судеб, непридуманных, неприукрашенных и медленно, но верно разбивающих тебе сердце и все иллюзии о счастливых советских тружениках села вместе с ним.
Возможно, более старшее, начитанное и образованное поколение, давно понявшее, что там было к чему, хмыкнет, прочитав предыдущие мои слова. Но представьте мои впечатления: я с детства слушала рассказы о том, как раньше было радостно, счастливо и солнечно на селе. Продукты поставлялись в магазины из колхозов и совхозов, словно из рога изобилия. Всего всем хватало, было сплошное равенство и братство, улыбающиеся люди с любовью работали на земле, прославляя своим трудом бессмертный и справедливый социалистический строй. Ну, или что-то вроде того - в общем, сельская жизнь прошлого века мне представлялась просто раем, особенно учитывая, что сельская жизнь, которой жила я, от этой идиллии была повернута на 180 градусов (ну хорошо, может, на 140-150).
И не то, что бы я не знала о раскулачивании, голоде в Поволжье и трудоднях - знала, тем более, что нашу семью это все коснулось самым непосредственным образом, но мне всегда казалось, что это были... довольно маленькие по масштабу события. Может, только у нас все было так плохо. Может, в соседних областях и остальной стране все было вполне приемлемо. И вот ты берешь в руки эту книгу и со всей нужной полнотой осознаешь, что ничего подобного. Что сразу после 1917 года в деревне началось что-то совершенно невообразимое по нелепости, масштабам и, главное, жестокости. Что большая часть уже советского народа была просто выброшена за борт жизни без всяких средств к существованию и возможности их заработать, но при этом еще десятилетиями из нее высасывали все, что она могла дать.
Очень трудно было читать рассказы женщин про то, как им нечем было кормить детей, потому что из дома все забрали, как дети целыми днями были предоставлены самим себе, потому что родителям приходилось работать круглыми сутками, про то, как не было ни школ, ни больниц, ничего вообще. Меня до ужаса поразил рассказ женщины, помещенный уже в самом конце, о том, как ей приходилось душить щенят, чтобы взять от них жир для лечения своей заболевшей туберкулезом дочери. И как-то уже не верится, что Советское государство только и делало, что заботилось о своих гражданах. Я как-то (весьма наивно, признаю) полагала, что раз землю - крестьянам, а фабрики - рабочим, то хотя бы этот главный лозунг выполнялся. Иначе ради чего заварушку вообще начинать? Но я была преступно слепа, каюсь. И после прочтения этой книги уже как-то не наполняют энтузиазмом бьющие не в бровь, а в глаз лозунги с советских плакатов. Потому что знаешь, что на самом деле ничего за ними не было, никакой справедливости, а только горькое существование нескольких миллионов людей.
Но если абстрагироваться от политических факторов, то сказать можно лишь то, что жизнь у крестьян была очень, очень тяжелая при любом строе. Изнуряющий физический труд, полная зависимость детей от родителей и женщин от мужчин. И при этом меня поразила полная заброшенность детей, отсутствие к ним хоть какого-то внимания родителей, особенно матери, которое было бы выше самого минимального. Понятно, что это было обусловлено необходимостью постоянно работать, чтобы выжить, но как-то грустно от этого. Может, от этой многовековой детской заброшенности есть в русском менталитете какая-то тоска, чувство одиночества и постоянное желание странствовать по свету в поисках неизвестно чего.
Есть в этой книге только один недостаток, и он же ее главное достоинство, и он же ее главная суть. Это то, что она вся состоит из одних рассказов крестьян. Почему это является достоинством, понятно: у читателя есть возможность напрямую прикоснуться к истории, узнать из первых уст, что же на самом деле происходило. В этом смысле книга - просто бесценная кладезь бесценной же информации, которая может также здорово помочь, если вы проводите какое-то свое научное исследование, и вам нужен материал. Но читать 300 страниц довольно однообразных, чего уж греха таить (и автор сам это признает), рассказов довольно утомительно. Создалось такое ощущение, что автору просто было немного лень в полной мере обрабатывать этот материал, и он просто решил внести его в книгу как есть, без пояснений (хотя я уверена, что это не так, и В.Бердинских и так провел колоссальную работу, собрав и систематизировав этот материал). Лично мне было бы интереснее читать, если бы рассказов было меньше, но они пояснялись бы рассказом автора о том, что в это время вообще происходило в стране, какова была статистика по различным параметрам и т.д. Но я разочарована этой книгой совсем чуть-чуть и, безусловно, очень рекомендовала бы ее к прочтению, поскольку по форме подачи материала и содержанию она здорово выделяется на фоне других изданий.