Знойная Александрия, приютившая множество рас, сонно грезит о будущем своих детей, в тоже самое время вспоминая свое бурное прошлое. Ее плавильный котел породил, с точки зрения Даррелла, свободу нравов в Европе не виданную. Возможно. Никогда не приходилось бывать в тех местах. Остается только верить автору на слово. В то, что внешняя благопристойность давно растворилась в душном мареве города. В то, что уже никто не притворяется и купля-продажа совершается открыто. В то, что судьбы четырех любовников могут сплестись в столь сложный узел, обладающий совершенно изощренной привлекательностью. В то, что Жюстин, ищущая в любви боли - истинное дитя города, в котором живет.
Стиль балансирует на грани тяжеловесности. Вычурность разливает лунный свет по канавам воображения. Еще чуть-чуть паровозов, обнюхивающих рельсы или кишочков черного телефонного аппарата и реальность окажется погребена под ворохом мертвых птиц из-за этого словесного жонглирования. Поток сознания сбивает с ног и увлекает за собой. Я отчаянно сопротивляюсь, цепляясь за разорванные звенья сюжета. За атмосферу ушедшего времени. За настроение и обрывки воспоминаний. Рассуждения перескакивают с темы на тему, с человека на человека. События, состояния, имена. И полное отсутствие якорей в виде дат. Никаких ключей. Никакой надежды упорядочить. К счастью, этого и не требуется. Достаточно плыть в этом течении. Почувствуй себя листком в потоке мироздания!
Постарайся увидеть Жюстин такой, какой ее видит автор. Эту полу-прирученную пантеру, истеричку и нимфоманку в одном лице. Изучив вырванные страницы дневников, заметки на манжетах, рисунки на салфетках, воссоздай портрет ее души. Сумей схватить ускользающую, как песок сквозь пальцы, красоту ее изломанной жизни. Окунись в паноптикум человеческих чувств и взаимоотношений. Перестань сопротивляться стилю и почувствуй, как тебя затягивает. В эту патоку слов и образов. В этот поток чужого сознания. Он как лабиринт, что змеится то в темных тесных катакомбах, то в невыносимо жарком воздухе Александрии.
Долго привыкала я к тягучему авторскому стилю. Не переставала мечтать, чтобы автор проявил милосердие и начал выражаться попроще. И вдруг с удивлением обнаружила, что мне хочется возвращаться в мир книги снова и снова. Мне понравился своенравный характер древнего города. Я полюбила ее жителей. Я не хотела расставаться с историей главных героев. Приближения финала не вызывало паники лишь по одной причине - впереди меня ожидают еще три книги из цикла Александрийский квартет. А, значит, настанет день и перенасыщенный раствор повседневности Даррелла снова примет меня в свои тягучие воды.
Книга прочитана в рамках игры Вокруг света. Египет.
Александрийская хтонь
Боль узнавания терзала меня весь первый том — зная, что не мог это читать ранее, я понимал, что мной это уже ранее было прочитано. Эти бесконечные «кружева слов», которые так любят латиноамериканские писатели, этот туман, эта хтонь — потом, собравшись с силами и разогнав морок, я смог увидеть, откуда же растут уши у данного произведения.
Я вижу в этом гибрид Жан-Поль Сартра и Густава Майринка . И первое, и второе в глубокой молодости мне прям очень понравилось. Потом, в зрелости, я попробовал перечитать, и понял, что это не моё — я безнадежно отдалился от всего этого тумана, от кабалистики, от экзистенциального кризиса главного героя. О Сартре даже в свое время отписался. И вот сейчас, по прошествии многих лет, меня окунают в ту же субстанцию.
Вместо туманов Майринка — висящая тягучая жара Александрии. Вместо кризиса Сартра — кризис нашего безымянного героя. И все это в духе латиноамериканской прозы — увитое кружевами, бесконечными кружевами, кружевами кружев слов, с виньетками из кружев, в кружевах. Красивый язык — мой желудок от такой сладости болезненно сжимается, а мозг кричит про диабет II типа.
Жюстина
Сюжетный образ надо искать прям в самом начале — автор его и не скрывает. Это Жюстина Маркиза де Сада. Разумеется, рассматривать Жюстину в отрыве от Жюльетты абсолютно невозможно — эти два произведения созданы в неразрывном диалектическом единстве. Вот и здесь главной героиней, на которой автор (не Даррел, а автор внутри текста) акцентирует свой фокус — нимфоманка Жюстина. Сюжет пересказывать нет никакого смысла — бесконечный промискуитет, подкрепленный томностью главного героя, автора текста, который мешает превратиться всему этому унынию в весёлую групповушку. Групповушка есть, но она совсем не веселая. В качестве приправы подсыпано драмой и даже чуток шпионским детективом — вкуса почти не чувствуется.
Главный герой и его отношения с Жюистиной — стержень этого романа. И для меня это главная загадка — зачем он сдался этой достаточно жизнелюбивой и телесной нимфоманке? Да, намеки про его огромный половой орган я уловил — но неужели с позиции Даррела величина полового органа может искупить бесконечное уныние и слюнявость того мужчины, к которому он крепится? Может страшная тайна, что он ей вообще не был нужен, или был нужен так, как женщине был нужен фаллоимитатор и есть тот секрет, что нам раскроют в оставшихся томах? Большой удар будет по этому слюнтяю.
Понятно что все герои — это и есть автор. И понятно, что, если мы воспринимаем безымянного как некую грань личности автора, Жюстину — как другую грань личности, Бальтазара, Мелиссу и пр. как новые грани — это может собраться в какую-то сложную и противоречивую картину. Но они же выходят в роли отдельных персонажей, и строго по формуле: «грань = персонаж». Увы, одной грани совершенно недостаточно для создания живых людей — все тот-же Голем, оживлённый древней магией слова, но так и оставшийся глиняным болваном.
Де Сад
Автор создал свою книгу явно опираясь на стилистику Маркиза Де Сада — революционного писателя для своего времени. Но вот беда — откровенная порнография в работах Донасьен Альфонсо Франсуа де Сада перемежевывалась откровенной же философией — и эта порнография играла на его философию. Де Сад возводит «природу зла» в главный фокус своей философии, и препарирует её невероятно тонко — «изнутри». Да, чтоб очистить дымоход, он сначала в него влезает, и пусть ему нравится там пачкаться (это видно) — своей цели он достигает. И декларируя субъективность добродетельности и порока, декларируя природную власть над человеком как единственную — он делает это гармонично и даже изысканно. Порнография с одной стороны иллюстрирует его мысль, с другой — «вштыривает» читателя, чтоб он не заснул. Здесь же словеса автора больше усыпляют.
Свинг-пати
По большому счёту перед нами предстает картина секса. Но это не секс живой, может даже животный, заводной — тот секс, которым радуют нас порнографические фильмы. Это секс вялый, томный, душный. Когда в жару не хочется делать ничего, и секса не хочется, но что-то же надо делать в жару, и оба потные, и мужчина не думает ни о чем (во время секса редко получается о чем-то подумать), а женщина о чем-то своем, может о том, что постельное белье в поту, и придётся менять. Этот секс не может никого завести (секс очень заводная вещь — даже на просмотр чужого секса тело реагирует), он может лишь вызвать чувство недоумения, скуки, брезгливости, спровоцировать зевоту. Когда при тебе начинают заниматься таким сексом — вы с партнершей просто выходите на балкон покурить. Вы не завелись, вам, скорее, неудобно. Переглядывая друг с другом вы удовлетворены радостью вашей партнерши, что у нас то не так, и горечью, что потратили свое время на это унылое свинг-пати. Примерно аналогичные чувства я испытывал при прочтении.
Увертюра
Очевидно, что автор использовал первый том ради масштабной расстановки фигур на шахматной доске. Отчасти поэтому эти фигуры расставляет такой неинтересный герой, отчасти поэтому событий в книге фактически нет — автор старается сплести вокруг нас свою паутину. И если смотреть на Жюстину как на увертюру — я вполне могу понять перспективу того, насколько книга встроится в глобальный замысел.
Видимо понимая, что дальше первой книги читатель может не двинуться — автор идет на хитрый и подлый приём, а именно пускает нас в свою лабораторию. Показывая свои заметки он как-бы извиняется, и дает понять, что герои то не совсем плоские, и будет развитие — не так оно однозначно как может показаться. Именно в этой лаборатории можем услышать, что главный герой первого тома, его стенания и пр. — это нечто факультативное, а глобальный замысел пошёл куда шире и дальше. Будем надеяться. Как бы не был приятен язык автора — все-таки латиноамериканская проза это делает не хуже, а сюжеты там пободрее. Этот том в отрыве от глобальное замысла получает 2-е звезды. Будем надеяться, что эта оценка оттого, что «дураку половину работы не показывают».
Божетымой, какая проза... Безупречная красота языка. Завораживающий стиль. А как *звучат* слова, сплетенные в словесные кружева. Прекрасная книга в своей агонии. Такая мучительная и сумрачная, погружающая в самые дебри человеческих чувств и ощущений, и заставляющая бродить и петлять в этой словесной паутине с закрытыми глазами. Это непередаваемо. Честное слово. Хоть порой с трудом вырываешься из этой бездны в поисках глотка свежего воздуха... Нелегко вчитаться и уловить тончайшую суть этой изысканной прозы, но это того стоит. В конце замирает сердце, оглушает тишина и ты выдыхаешь, все еще находясь там, в этих душевных терзаниях и метаниях героев (всех без исключения).
Внутренние противоречия буквально раздирают героев. Что это? Любовная драма? Исследование страсти и физического влечения? Какие нити соединяют персонажей настолько, что они проникают друг друга и срастаются умом, душой, телом, мыслями... Можно ли понять тех, кто сам себя не понимает и бежит от себя? Один из героев, перебираясь на пустынный остров, вспоминает все те события, которые произошли с ним не так давно, иссушив его. Жюстина - роковая красотка? А может аморальная дама? А может просто несчастная женщина, терзаемая и снедаемая болью и детскими страхами? Она бросается в отношения в поисках любви... Та, которая никому не принадлежала, но будоражила столько мужчин. Череда измен, истерики, боязнь самой себе, неприятие этого мира, метания и милльон терзаний... А потом в один прекрасный миг она бросает весь этот образ жизни и исчезает, причиняя тем самым глубокую и саднящую боль мужу и любовнику (а может близкому другу). Она - центр повествования. Вокруг нее происходит круговерть чувств и эмоций. Но главная царица романа - Александрия. Город со своим темпераментом и бесконечными улочками. Город душный, зловонный... Страстный и загадочный как и герои. Толика сумасшествия. Толика загадочности. Океан разочарования и боли, которые причиняешь не только себе, но в первую очередь тем кого так неистово любишь. Мудрые и красивые до безумия мысли. Вихрь эмоций. Проникновение в самую суть, в самую бездну. Ирреальность всего происходящего. Вот что из себя представляет этот лабиринт.
Это такая вещь, невыразимо прекрасная, которую забыть уже не получится. Эту вещь познать нереально. В нее можно погружаться как в омут и каждый раз открывать новую сторону и при этом смаковать. Это только одна сторона истории. Страстная и надрывная. Лиричная и горькая. А впереди еще три романа, которые (очень надеюсь) приоткроют завесу и дадут проникнуть в эту историю как можно глубже.
Наконец после невероятных усилий грязь издала протяжный громкий вздох, Ларри выскочил на поверхность, и мы подтащили его к берегу. Весь покрытый черной вонючей слякостью, он был похож на шоколадного солдатика у доменной печи и таял прямо у нас на глазах.
— Как ты себя чувствуешь? — спросила Марго. Ларри яростно посмотрел на нее.
— Великолепно, — ответил он саркастически. — Просто великолепно. Никогда еще не испытывал такого удовольствия. Не говоря уже о том, что я схватил небольшое воспаленьице легких, радикулит и оставил там, в глубинах, один свой башмак, я еще замечательно провел время.
Внимание! Вот облик и речь гения.
Да-да. Когда youkka предложила мне на флэшмоб ещё 2010 года «Жюстин», мне было любопытно лишь одно. Что же умудрился написать этот маленький надутый паренёк, окружённый экспонатами творческой кунсткамеры, поминутно кусаемый скорпионами, атакуемый морскими чайками и отравляемый миазмами дохлой летучей мыши? Что вообще можно породить в такой обстановочке?
А вот что.
Шесть часов. Суета фигур, одетых в белое, у выходов вокзала. Магазины на рю де Сёр наполняются и пустеют, как легкие. Косые бледные лучи послеполуденного солнца скрадывают длинные изгибы Эспланады, и ослепленные голуби, как взметенные ветром смерчики резаной бумаги, карабкаются выше минаретов, чтобы зачерпнуть, поймать крыльями последние лучи убывающего света… Нет часа тяжелее в Александрии — и вот с балкона я внезапно выхватил взглядом ее, не торопясь бредущую в белых сандалиях в центр, все еще полусонную. Жюстин! Город на секунду разглаживает морщины, как старая черепаха, и заглядывает ей в лицо. На минуту он сбрасывает с себя заскорузлые лохмотья плоти, пока из безымянного переулка за скотобойней ползет гнусавая синусоида дамасской любовной песни — резкие четверть тона; словно нёбо разламывают в порошок.
Фридрих Шиллер в минуты скуки развлекался тем, что приготовлял перенасыщенный соляной раствор и затем бросал в него по крупице соли. В определённый момент начинается бурная и очень захватывающая кристаллизация. Не было-не было порядка, и внезапно он есть. Я бросала в «Жюстин» своё внимание крупинка за крупинкой, ждала, когда же чаша слоистого, жаркого, обжигающе солёного питья сама собой упорядочится в кубики хрустальной соли…
А началось всё с тривиального любовного треугольника… то есть четырёхугольника, Жюстин ведь замужем… то есть чёрт-те-сколькоугольника, потому что меховщик подарил Мелиссе кольца… Стоп. Началось всё с тривиальнейшей из тривиальных потребностей школьного учителя Дарлея, возомнившего себя писателем, - пережить великую любовь и описать её в великом романе. Ну-ну, сказал Господь и расположил по-своему.
Дарлей рассказывает буквально обо всём: о блеске лезвий, которыми рубят живого верблюда, неудачно упавшего в переулке, о том, что надо сказать джиннам, чтобы они не утащили тебя в унитаз, о тонких различиях запаха дешёвых проституток и запаха проституток дорогих, о сходстве бакланов над рыбой и эстетов в антикварной лавке, о своём городе, похожем на смерть, о нюансах и лессировках пресловутой великой любви к Жюстин… Умалчивает об одном. Кто такая Жюстин? Рисовальщица злых карикатур на самоё себя, как считал её первый муж? Великая личность, до отказа вложившаяся в неблагодарнейшее из дел – чувство (так полагает муж второй)? Согласно мнению действительно великого писателя, но большого поганца Персуордена: невротичка, сочинившая себе невроз, дабы отличаться от других? Орудие пыток? Вечная женственность? Или, цитируя саму Жюстин: претенциозная, нудная, истеричная еврейка? Нас столько, сколькими глазами нас видят, сколькими ушами нас слышат, сколькими руками нас касаются. То есть – нас нет как таковых. Мы любим. Но любим то, что существует, или то, что сами выдумали? От одиночества, от безысходности, от желания стать гениальным… Любим?
Дорогая youkka , лучше поздно, чем никогда. Спасибо за целый мир, который вы мне подарили своим советом. Мир, в котором всё, от гностического богословия до гонореи, от грозы на горизонте до золотых зубов отрезанной головы, заслужило самого скрупулёзного и стилистически точного описания. Мир Лоренса Даррелла.
Мир вам, дорогие гости нашего города!
Хочу сразу предупредить, что Александрия подобна маковому полю и на многих наводит дремоту. Я не обижусь, если вы уснёте во время экскурсии, только не отставайте от автобуса.
На берегу Средиземного вместилища слёз египетского народа раскинулся, подобно вожделевшему порока стареющему торговцу, город жаркой страсти и негасимой любви, и это - Александрия!
Город был основан в IV веке Александром Македонским, его силуэт, незримым обелиском возвышается над местом дум Кавафиса, чьи строки известны каждому образованному человеку.
А вот и самая посещаемая достопримечательность города: бордель на углу улицы Фатих-Аль-Баб.
Нет, во время экскурсии нельзя выходить из автобуса, всё необходимое есть внутри!
Так, о чём это я? Ах да, напротив вышеобозначенного приюта для одиноких душ и неудовлетворённых чресел, раскинулся парк культуры и отдыха - пара скамеек и запорошенные крупицами песка дорожки. Критический взгляд сразу уцепится за неоднородность рельефа, а это постарался хамсин, который гоняет песчинки, беря пример со всемогущего времени, продувающего наши жизни мириадами секунд и строящего из них недолговечные песочные замки. Хр-рр. Ой! Что это я, извиняюсь.
...И когда он встретил Жюстин, всё изменилось. Да, вы же не знаете Жюстин, сейчас проедем бордель малолеток и расскажу о ней.
Жюстин хотят все, начиная от одетого в галабеах бедняка и кончая баловнем судьбы в шёлковом костюме, одинокие художницы и те хотят Жюстин. Она ищет то, что нельзя найти и узрев зачатки объекта поиска в субъекте мужского пола, склоняет его к коитусу.
Мы проезжаем самый красивый жилой дом в районе Рас-эль-Тин. Принадлежит он банкиру по имени Нессим, именно его жена столь сластолюбива, и подобна подросшей Лолите, если вы знакомы со столпом патетической литературы, написанном на языке Шекспира, изданном на родине Гюго и переведённым Набоковым на родной язык автора "Войны и мира".
Поговаривают, что Жюстин увлеклась Дарли - молодым писателем из Туманного Альбиона. Также я слышал от местного парикмахера Мнемджяна, что у mari complaisant, то бишь Нессима зреет план мести. В коем слилась вся та экзистенциальная злоба на всех любовников жены, апогеем которой стал Дарли.
Секс с Жюстин, вот чего хотят все. И интриган Помбаль, и кабаллист Бальтазар, и писатель-иронист Персуорден и многие другие, даже те, кто не страдает гетеросексуальными наклонностями, и те хотят Жюстин.
Падающей звездой пронеслась на небосклоне Александрии Мелисса, но Дарли не успел загадать желание и она погасла.
Главным событием в городе писателей и проституток является охота на уток. Все влиятельные мужи и не только, приглашаются на Мареотис, который растёкся всевидящим оком на изборождённом морщинами лице Александрии. Но чтобы посетить этот акт умерщвления пернатых, вы должны добиться определённой известности в кругах элиты древнего города. А коль вы не относитесь к истеблишменту Александрии, то и читайте об этом в Аль-Ахраме, взявшем название единственного из семи чудес света, которое дошло до нашего времени. Таким образом оно намекает на свою нерушимость и на достоверность публикуемой информации, которая складывается из единиц письма в исполинскую пирамиду новостей.
Да, секс с Жюстин - это нечто, уж поверьте, мне полгорода об этом рассказывало и каждый по своему.
Ну вот мы и приехали, просыпайтесь!!!!! Да просыпайтесь же!!! Вот ваша гостиница, бордель за углом, парикмахерская Мнемджяна в соседнем квартале. На этом наша сегодняшняя экскурсия окончена.
Прочитано в рамках игр: "Долгая прогулка" и "Собери их всех"
Давно готовый ко всему, отважный,
ты, удостоившийся Города такого,
к окну уверенно и твердо подойди
и вслушайся с волнением, однако
без жалоб и без мелочных обид
в волшебную мелодию оркестра,
внемли и наслаждайся каждым звуком,
прощаясь с Александрией, которую теряешь.
Первая часть Квартета. Наверное, делать выводы рано, тем более, что единственная прочитанная составляющая слишком неоднозначна. Для характеристики впечатлений подойдет цитата из самой книги: "Поступательное движение повествования уравновешивается отсылками в прошлое, книга не путешествует из пункта А в пункт Б, но зависла над временем и медленно вращается вокруг своей оси, постепенно охватывая всю панораму. Не каждая причина рождает следствие; некоторые вещи, наоборот, отсылают к событиям, давно минувшим. Бракосочетание прошлого и настоящего и летучая множественность будущего спешат принять участие в торжествах. В общем, такова была идея…"
Слишком много разноцветных нитей, структура и качество их тоже различны, но автор усердно плетет из них свой александрийский орнамент. Мне не удалось увидеть цельный узор. Некоторые метафоры казались абсурдными (и не только метафоры). Как можно рассматривать такое сравнение: "как ляжки свежесваренных младенцев"? Представлять подобное не хочется, а тем более думать, что Даррелл знает о чем пишет.
Предложения. Они петляют долгими замысловатыми путями, прерываясь внезапными скобками или кавычками. Образ Жюстин обретает двухуровневость: в описание постоянно вклиниваются цитаты из книги о ней. Ход непривычный, целью которого является то ли доскональное раскрытие образа, то ли придание ему дополнительной загадочности и неоднозначности.
Понял ли кто из читателей Жюстин? Мне не удалось сложить полученную информацию в единственно верный образ. Она "мелкотравчатая современная копия великих hetaerae прошлого", "она впитывает любовь, как дерево воду, легко, бездумно", она же "классическая истеричная еврейка, клинический случай для учебника по невропатологии"... Лоренс Даррел рисует героиню, используя самые разные краски и манеру письма. Уверена, что в Жюстин многое от Евы Коэн, послужившей прототипом, но что-то писатель "подрисовал". Так как впереди еще три части Квартета, то окончательное мнение может меняться и трансформироваться...
Книга прочитана в играх Книжное государство и Собери их всех!
Самое трудное , как известно, сделать первый шаг...Долгие годы Лоренс Даррелл и его "четырехпалубный корабль" в стоячих водах" периодически появлялся и пропадал из моих книжных планов, манил, притягивал и одновременно отталкивал, пугал своей необычностью и тревожил сознание недостопнустью к пониманию.
Очень своеобразный человек, ставший знакомым многим по книгам младшего брата Джеральда Даррелла , и писатель, книги которого противоречиво оценивают знатоки и признанные критики.
Человек, в моём представление, талантливейший и слегка ущербный в вопросах морали... Весьма самокритичный, предающий так много значения форме, сам себя назвавший "второстепенным гением", автор, намеренно усложняющий психологию своих по-человечески не интересных героев и наделяющих их качеством " ненадёжного рассказчика".
Спорная идея об отсутствии характера как такового или о его многослойности, который как многочисленные маски, меняется в зависимости от обстоятельств, многочисленные "одежки", спадающие в попытках найти наивыгоднейшее положение в окружающем мире - вызывает отрицание, но слегка смягчается талантливым воплощением, убаюкивается красотой и многословностью.
Как разноцветные перышки экзотических птиц, как неумолчный шелест , свист и чириканье, как дурманящая смесь запахов, окутывающая и завораживающая - предстает перед нами Александрия. Город великолепия и грязи, притонов, базаров, древних особняков и гнуснейших трущоб. Александрия знойная и порочная, яркая декорация , на фоне которой персонажи выписывают сложнейшие фигуры экзотического танца, постоянно обмениваясь партнёрами...
Рассказчик - лирический герой, начинающий писатель, бедняк, человек застенчивый и подверженный фантазиям. Дружба с Нессимом и Жюстин, внезапно возникшая и к большому восторгу Дарли позволившая ему попасть в мир высшего общества, мир светских львиц, влиятельных дельцов, писателей, художников, дипломатов. Дружба, которая сделала Жюстин его любовницей. Четырехугольник, который возник случайно и существует от того, что выгоден всем... Чувства, препарируемые с большой тщательностью, которые существуют отдельно от реальности, а иногда затмевают её.
Наш влюбленный герой безуспешно пытается понять Жюстин, противоречивую личность, которая намеренно взращивает в себе надломленность и неспособность личного счастья. Стервознейшая дамочка с комплексом жертвы, которую окружающие с неутомимой настойчивостью пытаются психологически "разобрать и починить".
С другой стороны совершенно не ясно ( надеюсь только на продолжение) желают ли они действительно понять этот противоречивый характер и что движет ею в попытках саморазрушения...или они просто желают разнообразить своё существование, в которое, подобно цунами, вторгается Жюстин, неся с собой хаос. В книге нет ни одного счастливого персонажа, это просто невозможно при таком навязчивой желании размышлять, анализировать, искать отклик на любой поступок и мысль.
Даррелл, по его же признанию, показал нам современную любовь, не как физическую или эмоциональную величину, а как интеллектуальное притяжение и стремление познания философской сути. С какой целью люди находят друг друга, зачем пытаются сохранить отношения, которые приносят больше душевных мук, чем положительных эмоций, а иногда приносят непоправимый вред окружающим?
Ты — в поисках принципиальной схемы, ты ищешь синтаксис Воли, чтобы именем его установить раз и навсегда незыблемый порядок
и заглушить во рту металлический привкус безысходности.
Долгое путешествие по тетралогии только начинается, надеюсь мы будем покорять её совместно с Галей Delfa777 .
+
Книжное государство, в команде "Стройотряд КЛУЭДО" - с Олей Penelopa2 и Юлей Uchilka .
«Жюстин» я читала долго и каждый десяток страниц высматривала сколько же осталось до завершения романа. Вангую, что взялась я за первый том Александрийского квартета не в том настроении. И весьма смутно представляя что же меня ожидает внутри.
Главная изюминка романа, конечно же, заключается в уникальной образной стилистике языка Даррела. Текст изобилует метафорами, вырастающими из философских мыслей, и экзистенциальными рассуждениями, воплощающимися в одухотворенные пейзажи. Все в этом романе едино. Люди, животные, вещи, природа. И все это многоликое единство – Александрия. Город с характером. Богиня, лениво подергивающая за ниточки марионеток – главных героев. Александрия – легенда античного мира, постаревшая и поистрепавшаяся гетера, которая при выгодном освещении способна обольстить кого угодно. Но уж если ты попался в ее сети, то будь готов к удушающей любви, плотной и вязкой, как застоявшийся воздух на запертой веранде в жаркий летний день. Такой же вязкой, сладкой, словно восточные сладости, и неторопливой оказалась для меня эта книга. И, судя по написанному выше, я все еще продолжаю мыслить в ритме «Жюстин».
Повествование ведется от первого лица и это поток сознания одного из главных героев. Местами его мысли или чувства, местами воспоминания или события, происходящие наяву, а местами так и вовсе описание того, что творится с другими героями, щедро сдобренное комментариями автора этого самого потока. Времени в этой книге нет. То есть оно как бы есть. Но совершенно нелинейное. Практически никаких якорей, которые позволят расположить упомянутые ГГ ситуации в хронологическом порядке. Более того, через мысли и чувства автор частенько свободно на гребне волны перетекает из одного времени в другое, а то и из своей головы в чужую.
С точки зрения ценителя – Даррелу стоит поаплодировать, но с другой стороны такой стиль оставляет впечатление неповоротливой махины, которая едва ли угадывается сквозь туман. Все-таки от художественного произведения ждешь более-менее линейного сюжета, а не дневниковых откровений вперемешку с философией. Перебогемил автор, мое скромное мнение. Получился не роман, а одно большое лирическое отступление.
Да и герои, честно говоря, симпатии не вызывают. Femme Fatale Жюстин, которой и посвящен первый роман «Александрийского квартета», пытается через боль и разрушение придти к любви. У нее, конечно, есть свои причины, но давайте будем откровенны, да она с садистко-мазахистским удовольствием наслаждается своим падением. Да еще и мужей с друзьями вовлекает в эти игры. И так в кого не ткни. Только покажется кто-то подающим надежды, как автор сразу же развеивает твои чаяния, рассказывая про него гадость. Читается грустно. У Даррела получилось весьма однобокое исследование человеческой натуры – ее темной и неприглядной стороны. Вспоминается «Грозовой перевал» Бронте с ее кунсткамерой человеческих пороков, но там хотя бы автор любезно избавила читателя от сомнительного удовольствия залезать внутрь героев и выслушивать их мысли.
Все время чтения у меня было ощущение: я накурилась чего-то нехорошего, что самые красивые пейзажи превращает в мутную слащавую грязь. И да, конечно, Даррел по своему прав, внутри каждого из нас большую часть времени живет эгоистичная эпикурейская свинья. Но иногда же она способна на что-то доброе. А в романе даже если один из героев снисходит до человеческого, а не экзальтированного богемного, участия, то обычно он с ним опаздывает. Слишком долго метался и уламывал себя его проявить. И в этот момент читателю, только и остается, что плюнуть от досады.
И думается мне, что автор очень постарался вложить в книгу что-то мучительное, скребущее душу и личное, чтобы читателя проняло. Меня проняло, да. Вот только что мне теперь с этим мучительно-саднящим комком внутри меня делать? Даже сплюнуть не получается, ей-богу. Все-таки для меня оказались неудобоваримы сразу и потокосознаннический стиль и аутопсия человеческой души. Мы с автором явно в слишком разных мирах живем. Хоть и метафорит красиво, чертяка.
ИТОГО: Перед торжественным обещанием самому себе прочитать книгу обязательно прочитайте с десяток страниц на пробу. «Грозовой перевал» многие ругают, что уж говорить о его переложении на поток сознания Даррела.
Как бы ни были прекрасны подобные книги, все же я их не люблю. Красиво, слова текут, переливаются. Александрия - столица мира. Жюстин - прекрасна и недосягаема (в каком-то смысле). Я ловлю эти звуки и преобразовываю в слова, слова в предложения, но вот самого важного мне не удается сделать. Никак не могу связать предложения в единое. Я словно сильно пьяна, и мое расфокусированное зрение выхватывает эпизодические кадры тут, там... и темнота. Затем вновь музыка, танцы, и вот уже сидишь в уголке и вспоминаешь давно позабытого бывшего. Да, именно такие ощущения у меня от этой книги. Продолжу читать квартет, надеюсь, недостающие кадры будут восстановлены, и к концу третьей книги я смогу понять, что же это было.
Очарована и вымучена. Редкую книгу в 300 страниц читаю почти две недели. При всей моей очарованности персонажами, язык Лоренса Даррелла не так прост оказался, как я надеялась. Он насыщен и изобилует сравнениями; к концу некоторых небольших предложений я останавливалась, пытаясь вспомнить о чем это мы вообще... Сравнения и метафоры Даррелла сродни набегающим тучам - вот они немного раздвинулись и проступили яркие, прозрачные сценки. Тут я облегченно вздыхала и залпом прочитывала несколько страниц, пока тучи не наползали опять...
Много внимания уделено Городу - Александрии, он как полноценный персонаж романа. Но герои, люди намного любопытнее, их судьбы и характеры проступают неспешно, не сразу, по крупицам, да и то, насколько я понимаю, не полностью, потому что впереди еще три романа из квартета, описывающие те же события и тех же людей. Это хорошо, потому что хочется вернуться к персонажам и получше их узнать. Жаль было расставаться, несмотря на то, что они меня замучили вконец.
Мне кажется, что после Жюстин, Мелиссы, Клеа, Нессима, Бальтазара многие персонажи других писателей будут казаться пресными и однобокими. Даррелл сотворил почти что восточную сказку.
Я постепенно привыкаю к мысли о том, что каждый сексуальный акт следует рассматривать как процесс, в который вовлечены четыре человека. Нам будет о чем поговорить в этой связи.
З. Фрейд. «Письма»
Навeрноe каждый хотел бы написать книгу. Содержание может варьироваться от записок обывателя, фанфика на любимую книгу, до доморощенной философии или боевой фантастики. Знаeтe, вскрыть душeвныe раны, выпустить на волю тараканов, поделиться бесценным опытом. Мнe жe хотeлось бы написать что-то в духе Лоренса Даррелла. Eго язык восхититeлeн. Он избeгаeт слов, слишком провонявших литературой, скучных очевидных штампов, образов, использовавшихся писателями столeтиями. Канва eго повeствования рваная, она пузырится, мeстами плотная, местами рыхлая, с вылезающими наружу нитями. В eго романe нeт чeткого сюжeта, в том видe, в котором вы привыкли eго видeть. Много рeфлeксии и погружeния в чувства. Главный гeрой копаeтся в окружающих, как учeный прeпарируeт новый, нeизвeданный досeлe вид. Создаeтся впeчатлeниe, что пытаясь понять других, он пытаeтся разобраться в сeбe, но это такой напрасный труд…
Роман как будто находится внe врeмeни, лишь мимолeтныe упоминания надвигающeйся войны приблизитeльно дают понять, что это за вeк. В цeлом жe, Александрия живeт по своим собствeнным законам, которыe сущeствуют нeизмeнными ужe нe одно столeтиe. Я могу понять, почему главного гeроя так плeнил этот город, эта страна. Всe так нe похожe на Eвропу, с ee ханжeством, нормами и моралью. Алeксандрийцы живут, нe зная рамок. Жeнщины свободны и принадлeжат только сeбe.
Жюстин — интeрeсный пeрсонаж. Навeрняка какой-нибудь психоаналитик рассказал бы о том, как она, пeрeжив насилиe, потeряла какую-то часть сeбя, отвeчающую за любовь. Она бросалась из одних объятий в другиe, в надeждe почувствовать хоть что-нибудь, почувствовать жизнь, но так и нe смогла вeрнуть сeбe эту утрачeнную часть. Я нe психоаналитик, но я способна понять Жюстин. Какой-нибудь ханжа воскликнeт «шлюха!», а я подумаю о том, как была она нeсчастна. Как дарила она то, что от нee трeбовали мужчины, но нe чувствовала ничeго. Как тщeтно пыталась она освоиться в этом мирe и как сбeжала из нeго в уeдинeниe, в полнeйшee отрицаниe сeбя в пользу других.
Присутствиe Жюстин как будто бы вдохновляло людeй быть лучшeй вeрсиeй сeбя, потому нeудивитeльно, как опустeли жизни оставлeнных eю.
Ох, Жюстин. Даррeлл пишeт о любви с нeвeроятной красотой. Дажe самыe личныe и чувствeнныe описания лишeны пошлости и обыдeнности, но при этом полны искрeнности.
«Жюстин» — пeрвая книга в Алeксандрийском квартeтe, судя по названиям, дальшe нас ждут тe жe мeста, тe жe гeрои. Но я сдeлаю пeрeрыв, проза Даррeлла обладаeт такой большой силой и интeнсивностью, что поглощать ee скопом, одну книгу за другой, просто нeвозможно.
Просто восхитительная книга о человеческих взаимоотношениях, о культивировании своей несчастности, попытках понять себя и окружающий мир. Здесь чувства героев составляют отдельные реальности, которые существуют параллельно с реальной жизнью и часто перекрывают ее. Великое множество историй в жизни начинается с простой предпосылки: «Как все эгоисты, я совершенно не способен жить один...»
Довольно-таки неоднозначной является фигура рассказчика (тем более что текст написан от его лица, по волнам его избирательной художественной памяти). Меня всегда настораживают такие мужчины, которые до мельчайших элментов препарируют свои мысли и поступки, а также поведение других людей. Конечно, он писатель, причем с явно неудовлетворенным эго. Подобное я встречала разве что в дневниках Джона Фаулза (и лучше бы я их не читала). Так вот в основе книги лежит четырехугольник, который (будем уж говорить откровенно) выгоден всем, потому и существует. Рассказчик влюбляется в Жюстин, жену очень влиятельного человека, Нессима. Очевидно, что у него при этом уже кто-то есть. Однако движущая сила романа описана предельно просто: «Трудно противостоять желаниям сердца: если оно чего-то очень захочет, то купит все равно и заплатит душой». Так что же это за желания сердца?
Книга сконцентрирована на попытках понять Жюстин (которые неизменно проваливаются). Она производит впечатление александрийской Настасьи Филипповны, сотканной из противоречий, всячески культивирующей в себе собственную надломность и неспособность к счастью. Я каждый раз поражаюсь, неужели мужчины действительно способны терять голову из-за таких стервозных натур с комплексом жертвы? Или же для них такие женщны как игрушки, которые непременно хочется разобрать, посмотреть, как внутри все устроено, найти поломку и затем починить? Как бы то ни было, в книге все выглядит именно так. Однако сложно сказать, действительно ли им хочется прийти к пониманию поступков женщины, от которой они не могут оторваться, или же это просто их попытка упростить и упорядочить свою жизнь (ровное течение которой она периодически нарушает)?
По сути сложно понять то, что скрыто. И оценивая человека по последствиями, сложно увидеть его глубину. В книге нитью проходит мысль, что каждый человек видит лишь одну грань другого, на самом же деле их очень много. И для каждого человек такой, каким он его видит (или хочет видеть). Так кого же мы в конечном счете любим? Реального человека или же тот образ, который придумали? Этот принцип относительности лежит в основе самой концепции квартета. Чем больше читаешь книгу, тем больше понимаешь, что в каждой женщине есть что-то от Жюстин, в какой-то степени ее образ концентрирован, даже архетипичен. Самое большее, на что способны мужчины в романе, это с помощью саморефлексии описать Жюстин, создать из слов некий ее аналог, который можно хоть как-то упорядочить и понять. Может ли этого быть достаточно?
«Есть в этом мире люди, рожденные для самоуничтожения, и любые разумные доводы здесь бессильны. Что до меня, то Жюстин всегда напоминала мне сомнамбулу, которую застигли ступающей по скользким перилам высокой башни; любая попытка пробудить ее криком может привести к несчастью.
Оставалось лишь молча идти за ней следом в надежде постепенно увести ее от черных провалов, смутно маячивших по сторонам».
Как отмечал сам Даррелл, его задача заключалась в том, чтобы показать современную любовь, что бы это ни значило. Можно сказать, что любовь в книге представляет собой не столько физическую или даже эмоциональную привязанность, сколько интеллектуальное притяжение, постижение некой философской сути. Отсюда, увы, можно сделать вывод, что этот процесс бесконечен, неравномерен и доставляет героям больше мук, чем положительных эмоций. В книге есть попытки разобраться, ради чего люди остаются друг с другам, даже если прекрасно знают, что это навредит другим (и им самим тоже). Здесь нет счастливых персонажей, каждый в чем-то надломлен. Зачем же они столько думают, все анализируют, во всем ищут какой-то отклик для себя? В тексте есть на это намек:
«Ты — в поисках принципиальной схемы, ты ищешь синтаксис Воли, чтобы именем его установить раз и навсегда незыблемый порядок и заглушить во рту металлический привкус безысходности».
Книга очень атмосферна. Действие происходит в Александрии, где люди не очень-то горят желанием жить, но все равно едут туда и там остаются. Такой вот парадокс. Душный город больше мешает людям жить, чем помогает. Он словно охватывает их и заключает в клетку. Настоящее сокровище книги – ее язык. Здесь множество нестандартных и красивых метафор, синтаксических нагромождений, описаний города. Я бы даже сказала, проза Лоренса Даррелла графична, почти осязаема. Одна из тех книг, где множество слоев, скрытых ключиков и тем для размышления. Но это лишь одна сторона истории, которая по-разному отражена в следующих частях Александрийского квартета.
Ссылка на отзыв в ЖЖ
Выдираю из книги суть, как мякиш пальцами из буханки.
Книга - наркотик, книга - зависимость. С самого начала сюжет напоминает философский поток сознания, перескакивающий с одной мысли на другую, но слог настолько прекрасен, что оторваться невозможно. Мысли путаются, как в паутине. Как будто в попытке выбраться из неё, дергаешь за одну нить, потом за другую, и с каждой льются капельки дождя, совершенно разные, особенные. Витиеватый слог, изобилующий метафорами притягивает и опьяняет. Пытаясь выбраться из паутины, только сильнее запутываешься и уже нет надежды очиститься от неё. Как говорится, надо расслабиться и получать удовольствие. Что я и сделала, закрыв глаза на то, что первую половину романа толком не поняла. Зато написано красиво.
Сюжет раскручивается медлительно, постепенно, как спираль, только со многими ответвлениями. И когда начинаешь просто наслаждаться метафорами, сравнениями, будто льющимися со страниц текста, всё постепенно встаёт на свои места. Роман обрастает подробностями, хотя так до конца и не высказанными... Остаётся надежда на следующие три части.
Александрия- это город. Совсем не простой. Город, который дышит и живёт своей жизнью. Этот город также можно назвать героем произведения, которые в романе получились замечательно. Разные, живые, а не картонные марионетки. Он изменяет ей. хотя любит. Она изменяет ему, чтобы не разлюбить. Странная игра в чувства. Странная жизнь. Странные отношения. И сложно рассказать что-то большее о сюжете, т.к. это будет спойлером.
Книга прочитана в рамках флэшмоба "Я за него". Список из ФМ2013 заявка pracsed .
И в рамках дуэли в игре "Собери их всех"
Дано:
A любит B. Ну не то что бы любит. Нравится тело, нравится невысокая требовательность В к А. В и А не равны. А - образованный, тонко чувствующий и много видящий. В - я на улице росла, меня курица снесла. Плюс - В благодарна А за гуманизм.
А любит С. Ну не то что бы любит. Цепляет ум, независимость С ко всем другим индивидуумам. А не может постичь С. Это досадно. При том, что С вроде бы тоже "я на улице росла, меня курица снесла"
С любит А. Ну не то что бы любит. Видит родственную душу. Говорит, мы с тобой одной крови, ты и я. Мы рождены мучить тех, кто нас по-настоящему любит (будто такие есть). Рыбак рыбака. А что нам терять? Понимание ведь, часто ли встречается?
С любит D. Ну не то что бы любит. Это ее бензин. Куда без бензина уедешь? Тем более, улучшенного, для продвинутых водителей, ценящих скорость и берегущих тело. Как не любить D? Он все понимает. И он богат. Он никогда ничего не требует от тех кого любит. И не ждет. Просто наслаждается моментом существования и взаимодействия с теми, кого любит. Мечта. Хоть и чудак.
D любит С. Ну не то что бы любит. Многому учится. D понимает, что не в деньгах счастье. А в мудрости. А кто еще, как не С, познавшее плохое и хорошее может преподать ему урок и не обмануть и не поглумиться?
D любит В. Ну не то что бы любит. Хочет защитить и познать таки силу собственного статуса. В связи с этим вырасти. Вообще и в собственных глазах. Или просто вернуться к классической схеме "мужчина и женщина" Почему бы и нет?
Е любит В. Ну не то что бы любит. Хочет почувствовать собственные социальные преимущества пользуясь материальной незащищенностью В. Тем больше хочет, чем не хочет она. Она ведь любит А.
Есть еще F и G и пр. Но у меня на них нет сил уже. В конце концов, мне за это не платят - разбираться в анатомии чувств посторонних.
Тем более, что им всем на гормоны капнули некий усилитель вкуса под названием Александрия. Который уже испробовали Антоний и Клеопатра, где вечно жарко, полно тараканов, запах испражнений и повсюду сексуальная эксплуатация и педофилия...
А что требуется доказать? Ничего. Жизнь жестока, неопрятна и похотлива. Хоть и с элементами везения, эрудиции, и чувства прекрасного.
Одному из нас крупно не повезло. Либо мне с книгой, либо книге со мной. Но скорее всего дело не в «не повезло» по каким-то принципиальным расхождениям во вкусах, а не повезло чисто позиционно. Потому что «Жюстин» попала в мои жадные ручонки сразу после Паустовского. И после простой, открытой, чистой и прозрачной русской литературной речи Паустовского Лоренс Даррелл как-то не пошёл, как-то всё в его книге показалось и чрезмерным, и нарочитым, и хитровыдуманным, и переконструированным, и всякие прочие превосходные степени, отвечающие за переизбыток, за излишество, за искусственную выделку. Что называется, хороша шубка, да не греет!
Хотя на холодном глазу книга хороша! Очень привлекательна ситуация, в которой оказываются герои книги — и Жюстин, и наш ГГ, автор книги, и супруг Жюстин Мессим, и подружка ГГ Мелисса, и многие другие более второстепенные люди и персонажи, герои и любовники. Ситуация и привлекательна, и всегда злободневна, да собственно и привлекательна злободневностью. Потому что «любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь». Нагрянет и наворочает дел… и тел тоже наворочает и перетормошит.
Вообще роман очень близок к тому, чтобы можно было его назвать поэмой — посвящением Любимой Женщине. Потому что многие строки и главы книги просто поэтичны и возвышенны, романтичны и порой даже выспренни, как бывают выспренни в своих речах и выражениях чувств искренне и истово влюблённые люди.
Вторым главным героем книги является Александрия, Город, место на взгляд автора совершенно особое и особенное. И эти александрийские строки и главы порой не менее интересны, чем строки и главы о любовных томлениях и переживаниях героев книги. Город у автора получился и в самом деле требующим написания с прописной буквы, т.е. именно Город — и сочности, и колорита, и городских александрийских шумов и криков, и отношений и нравов, и всего прочего арабско-африканского здесь предостаточно.
Перечитал написанное и подумал — ну и какого рожна тебе надо, коли и персонажи, и ситуации, и внешний антураж тебе и понравились и пришлись по нраву? Наверное всё дело всё-таки в той литературной форме, в которую облечена, воплощена книга. А вернее в контрасте...
Книга прочитана в рамках годового Флэшмоба 2015, совет от anna_angerona