Рецензии на книгу «Лекции по философии литературы» Григорий Амелин
Новейшая философия случилась не в лоне русской религиозной философии, а именно в литературе. Похожее происходило на западе, где в 20-ом веке именно литература в лице Борхеса, Кафки, Джойса и Пруста приняла эстафету от философской классики
Г.Амелин ''Лекции по философии литературы''.
Григорий Григорьевич Амелин - российский литературовед и литературный критик. Окончил филологический факультет Тартуского университета (1989), работал у Ю. М. Лотмана в лаборатории по изучению семиотики. Но как пишет сам Амелин: ''Лотман мой учитель, но я - не его ученик''. И это действительно чувствуется, потому что в размышлениях Амелин опирается на вектор направленности Мамардашвили и Пятигорского, что для меня несомненный и огромный плюс в сопадении этих векторов. Не стандартные и не затертые мысли при разборе всем известных со школьной скамьи произведений: ''Капитанская дочка'', ''Казаки'', ''Приглашение на казнь'', ''Преступление и наказание''. Даже не столько это традиционный разбор, сколько философия некоторых мгновений в этих книгах, как например, первая охота Оленина в лесу - единение человека и природы, легкое дыхание смерти, приправленное философией самого Льва Николаевича. Но взгляд Амелина, опять же, не стандартен, с реминисценциями в произведения прошлого, со сравнениями с западными, более современными текстами, это тот взгляд, который делает литературу единым пространством со множеством текстовых вариаций, связывает литературу разных стран и поколений в единое философское и лингвистическое поле индивидуальностей.
На самом деле эта книга - сборник лекций, которые были прочитаны на философском факультете РГГУ в 2003-2004, для меня ценность этих лекций в том, что они живые, не строгие, в них чувствуется увлеченность литературой и философией, бесконечная любовь к поэзии Серебряного века, попытки рассмотреть её с точки зрения философии слова:
Предмет поэзии - сама поэзия, и вы более рогаты, чем единорог, ежели утверждаете противное. Любой поэзии, а не какой-то ее малой части. Поэзии как таковой. Это момент ее самоопределения. И здесь поэзия схожа с философией, которая, как мы уже говорили, не имеет своего объекта, ее предмет - мышление, объектом которого может быть все что угодно. Поэзия, как и философия, занята исключительно собой.
Живость и увлекательность лекций Амелина еще и в том, что он чередует довольно сложные философские размышления, которые нужно осмыслить, с примерами из кинематографа, но не высоколобого, а современного: ''Амели'', ''Криминальное чтиво'', ''Неспящие в Сиэтле''. Эти чередования позволяют переключать мысли, улавливать казалось бы неуловимые связи и тем самым приоткрывают завесу тайны поэзии. Анализируя стихи Маяковского, Пастернака, Мандельштама, Хлебникова, Амелин словно раскрывает философию текста поэзии, запредельность красоты слова, не в стандартном разборе стихотворения, знакомого нам еще по школе, не подсчет глаголов/предлогов/запятых как на курсе литературоведения в университете, а именно философию слова поэзии, сравнивая работу поэта с работой философа:
Хлебникова можно назвать критицистом в самом что ни на есть кантовском смысле. Кант делает ту же самую работу. Эта критическая работа лежит в области самой возможности философии, ее средств и философского языка как такового. Точно так же предметом Хлебникова являются средства поэзии вообще, а не написание отдельных текстов. Валери говорил, что истинный поэт всю свою жизнь ищет поэзию. Хлебников - из таких истинных героев пожизненного ( и я бы даже сказал - посмертного) поиска.
В лекциях о ''Капитанской дочке'' рассматриваются две основные направленности: честь и милосердие. Вроде бы, ну что еще нового можно открыть во вдоль и поперек исследованном произведении, что можно нового там найти? Амелин находит. Не столько новое, сколько просто смещая угол обзора и когда он говорит, что ''У Пушкина нет своей точки зрения, она - в самой структуре романа. Он - ни на стороне Гринева, ни на стороне Емельки Пугачева, герои свободны'', то ты вдруг в какой-то момент и сама становишься свободной и текст, знакомый от первой до последней строчки, самый любимый текст в русской классике, вдруг разворачивается новой стороной. Это удивительно. Начинаешь понимать символизм(!) Пушкина, то, что черпали символисты Серебряного века именно у Пушкина.
В лекциях, посвященных ''Преступлению и наказанию'' Амелин делает шажок в сторону Антонена Арто к его пониманию жестокости и природе зла, которую он угадал задолго до нацизма, Он знал, что, непобежденная на сцене, жестокость хлынет в реальность., связывая с предугаданием Достоевского в ''Бесах'' русской революции, вновь соединяя в единое пространство двух совершенно разных авторов, как соединил два образа - Раскольникова и Обломова в единое пространство излома.
Что меня еще несказанно порадовало, так это очень грамотное, взвешенное объяснение почему методика Бахтина и его понимание текста на сегодняшний день устарели. При всем уважении к блестящему литературоведу, его понимание текста не как слова, а как преодоление его, уже не действует на современном этапе лингвистики, философии и литературоведения.
Бахтин - анархист и несомненный мистик, противящийся любой объективации, любому овеществлению героя, как будто забывая, что сам этот неопределяемый в терминах другого персонаж существует в конструкции объективированного и расчерченного романного пространства. Его теория - скрытая философия жизни в мясорубке языка.
Ну и еще одна цитата о Бахтине. Моя любимая.
Эти лекции нужно читать, по увлекательности они сравнимы с самым закрученным детективом, когда ты так и хочешь разгадать загадку, так и в этих лекциях: каждый раз хочешь побыстрее вместе с превосходным лектором Г.Амелиным разгадать тайну русской литературы. Это не беда, что ее разгадать по сути невозможно, можно только приблизиться, попытаться заглянуть в глубину поэзии и прозы, но разгадать...
На самом деле, это был, пожалуй, самый увлекательный урок литературоведения для меня.
Прочитано в рамках Флэш-моба Урок литературоведния. Урок №4.
Нон-фикшн, который по ощущению от чтения - покруче художественной литературы. За мыслью автора носишься по всем возможным измерениям мироздания. Философия, лингвистика и литературоведение совместными усилиями открывают такие пласты в художественных произведениях (не только литературе, и кино, и других), которые ты никак не ожидал там увидеть. Мне нравится, когда за сухими и знакомыми научными понятиями открывается что-то яркое. Поэтому я прямо зачиталась.
Французский математик Александр Гротендик писал, что в основе научного открытия лежит способность учёного взглянуть на мир глазами ребенка. Научное открытие совершается в тот момент, когда исследователю «удаётся забыть всё, что он знал и чего боялся». В этом смысле «Лекции по философии литературы» написаны философом и филологом-ребёнком. «Лекции» Григория Амелина построены на «разглядывании» и «расспрашивании» некоторых давно известных «предметов», но таким образом, как будто мы о них ничего не знаем. Цель «расспрашивания» - обновление знания об известных предметах. Конечно, в «Лекциях» Амелин цитирует Мамардашвили, Бахтина, Лотмана и Пятигорского, но приводит их высказывания не в качестве готовых ответов, а как примеры чужого поиска, и одновременно «забывает» всё, что они или кто-то другой говорили… например, о поэзии, предлагая своим студентам подойти «к этому вопросу с другой стороны». Оказывается, лучше всего о сущности поэзии говорит французский фильм «Амели», потому что он и есть «образ истинной поэзии». «Амели» - принцип избыточности «чрезвычайно важный для разговора о поэзии» - Мандельштам «нам союзно лишь то, что избыточно», а далее автор переходит к Верлену и Рембо, и вихрь закрутился. Ход мысли Амелина зачаровывает, хотя следить за ним очень непросто. Невозможно догадаться, чем окончится лекция и даже о чём она будет, несмотря на чётко обозначенную тему. Например, лекция под названием «Остап Бендер и гений чистой красоты» начинается со стихов Чуковского, а заканчивается «Обломовым» Гончарова и критикой проблемы другого, «сущего наваждения философии XX века». При этом пересказать содержание лекции не представляется возможным. Зато читать было огромное удовольствие.
Умная, тонкая, живая и великолепным языком написанная книга о русской литературе.
Читая её, иногда ощущаешь недостаток философских знаний, но Григорий Амелин все равно говорит с тобой как с умным собеседником, и это чувствуется в каждой фразе.
Книга названа "Лекции...", но это скорее беседы о хорошо известных каждому читающему человеку произведениях: "Преступление и наказание", "Капитанская дочка" и т.д. Но здесь важен не их детальный анализ, а необычность точки зрения на произведение. Именно изменение этой точки позволяет по-новому высветить то, что в произведении осталось незамеченным ранее (хотя думалось: ну что нового можно увидеть в "Капитанской дочке", о ней столько уже написано. Ан нет!..)
Чтение "Лекций по философии литературы" - это не быстрое чтение, к каждой главе возвращаешься снова и снова, тянет перечитать произведение, о котором автор ведёт разговор, насыщенный цитатами, отсылками к другим работам.
Замечательная книга, к которой ещё не раз вернусь.
Довольно странное ощущение: книга прочитана, но ни ругать её, ни хвалить, ни вообще обсуждать не возникает желания. Тем не менее, нескольких слов она всё же заслуживает (все эти слова, однако, выражают сугубо личное впечатление автора отзыва и на объективность нисколько не претендуют).
Учитывая специфику (книга всё же представляет собой набор лекций, что даже отражено в названии), хотелось бы иметь список рекомендованной литературы (а может быть, даже фильмов) в начале каждой главы. Дело в том, что выбранные автором примеры, хоть и знакомы любому читателю по школьной программе, успели уже выветриться из его памяти (в отличие, вероятно, от памяти студентов-филологов, для коих, насколько успел понять читатель, эти лекции предназначены), в связи с чем повторное их изучение помогло бы гораздо лучше понять предмет разговора.
Если говорить о преимуществах лекций, нельзя не отметить: благодаря автору, читателю удалось понять постмодерн, не полюбить, но заинтересоваться и понять, признать его право на существование (будучи прожжённым консерватором, читатель, как правило, настроен преувеличенно категорично и не оставляет всему непонятому права на существование. Так как пересматривается данная позиция редко и, как правило, под действием серьёзным обстоятельств и убедительных доводов, хочется выразить лектору особенную признательность: он достиг означенного эффекта, не прибегая к принуждению, а лишь делясь собственным видением, признаться, оказавшимся заразительным).
С позволения зрителей рецензия останется без анализа: читатель не обладает багажом знаний в области обеих дисциплин, достаточно обширным для подведения итогов и обобщений. Он, кроме того, впервые знакомится со стыком данных наук. Ввиду тех же причин читатель оставил за собой право отказаться и от рекомендаций.