Все это только помехи, заметил Гумбольд. Жениться можно лишь в том случае, если не собираешься достичь в жизни чего-то существенного.
Потом он стал вглядываться в страницу и вглядывался до тех пор, пока и незнакомые значки не наполнились вдруг смыслом сами собой и не возникли слова. Он стал перелистывать страницы, дело пошло все спористее, и через несколько часов он уже мог бегло читать, и в тот же вечер одолел всю книгу, весьма, кстати, скучную — речь там шла о Христовых слезах да о сердечном покаянии грешников. Он притащил книжку к матери, чтобы и ей объяснить, что значат все эти значки, но она только с печальной улыбкой покачала головой. В этот миг он понял, что ни у кого нет желания использовать свой разум. Всем хочется покоя. Людям хочется есть и спать, и чтобы все с ними хорошо обращались. И чтобы поменьше думать.
Деньги и знания.
Деньги, сказал он, лучше, чем знания.
Намного лучше, согласился тот , что в цилиндре. Между прочим, жизнь чертовски коротка, так зачем же рисковать?
Затем, что она коротка.
Он тоже хотел путешествовать, признался Гумбольд.
Форстер кивнул. Многие хотят. И все потом раскаиваются.
Почему?
Потому что никто потом не может вернуться назад.
Мы каждый по себе и все же нас двое, что ты таков, каким я не должен быть, а я такой, каким ты не можешь быть; что мы обречены на то, чтобы вместе избывать существование, оставаясь друг другу ближе всех прочих людей, хотим мы того или нет.
На русской границе стоял казачий отряд, которому было предписано сопровождать их в дальнейшей дороге.
Гумбольдт заметил, что это абсолютно излишне.
Он должен доверять ему, сказал начальник погранзаставы, это абсолютно необходимо.
Он многие годы провел в диких местах без всякого сопровождения!
Здесь не дикие места, возразил начальник погранзаставы, здесь Россия.