Эрик-Эмманюэль Шмитт — мировая знаменитость, это едва ли не самый читаемый и играемый на сцене французский автор. Впервые на русском языке новый роман автора «Женщина в зеркале». В удивительном сюжете вплетаются три истории из трех различных эпох.
Брюгге XVII века. Вена начала XX века. Лос-Анджелес, наши дни.
Анна, Ханна, Энни — все три потрясающе красивы, и у каждой особое призвание, которое еще предстоит осознать. Призвание, которое может стоить жизни.
После воздушного перелета встреча с землей — где бы она ни происходила: в Калькутте, в Токио или Дубровнике — всегда вызывает чувство встречи с чем-то родным. Даже в незнакомой стране мы не ступаем на чужую землю, мы вновь оказываемся на земле, на нашей земле, земле — матери всех нас.
“А при чем здесь искусство? Милочка, ты в Голливуде!”
Наша мысль не останавливается на том, что мы замечаем и что говорим. У нас есть потайные коридоры за стенами, скрытые шкафы, секретные ящички; там мы частенько прячем наши упреки, амбиции, страхи. Все идет хорошо до тех пор, пока переборка не треснет, что-то не вылезет, не выплеснется. Вот тогда нужно готовится к худшему.
Душа может видеть красоту, только если она сама прекрасна. Чтобы видеть Божественное, нужно, чтобы в тебе самом было Божественное начало.
...женщина доминирует, когда отдается или же когда отказывает; алхимия соблазнения требует такой дозировки. И напротив, воздержание наскучивает; а систематический разврат и того больше. Недотрогу задвигают в шкаф ненужных вещей; женщина, отдающаяся без разбору, превращается в вещь, сексуальный причиндал, который в конце концов оказывается на помойке.
Когда меня спрашивают: «Как вы себя чувствуете?» — я пылко отвечаю: «А вы сами?» Слишком низко оценивая себя, чтобы откровенничать, я предпочитаю интересоваться другими. Никто не обвинит меня в том, что я уклоняюсь от ответа, моя отстраненность, похоже, несет положительный сигнал; и вот мой собеседник раскрепощается, он может затронуть любимый сюжет — поговорить о себе самом. Путь свободен! Он поверяет мне свои радости и страдания, превозносит себя, жалуется, шутит, плачется на невзгоды, выдает дерзкие мнения, выкладывает мне секреты, отваживается выказать угрызения совести и раскаяние, он выражает надежды, изливает настроение, посвящает в свой выбор, причем без разбору — я принимаю все. Происходит словесная разрядка. В обществе я пользуюсь прекрасной репутацией в той мере, в какой превратилась в слух. Не имея, что сказать, я доставляю себе удовольствие слушать; зануда с дурным запахом изо рта интересует меня больше, чем моя скромная особа. Так что нетрудно представить, с какой скоростью ко мне сбегается народ, стоит мне переступить порог гостиной. На самом деле мои достижения основаны на ловком трюке: я — священник, который не осуждает! Под золоченой лепниной, среди цветов в горшках я располагаюсь в импровизированной исповедальне. Смотреть на меня приятнее, чем на многих кюре, я более терпима, чем они, кроме того, я воздерживаюсь от наказания кающихся.
"... уверенные в себе люди не оправдываются."
Цинизм - это поручни, за которые цепляются в случае всемирного катаклизма.
— Она права, когда предсказывает мне сложности в будущем. Но что самое трудное? Страдать, делая то, что не нравится, или страдать ради того, чтобы делать, что нравится?
« Незаменимых нет, моя дорогая! — А я думала, есть. — Шутишь? — Артист уникален. Ты не можешь заменить Пикассо на Матисса. — А при чем здесь искусство? Милочка, ты в Голливуде! К тому же если у продюсера достаточно бабок, чтобы оплатить Пикассо, ему нетрудно прикупить Матисса. »
— Племянник, успокойте меня. Вы ведь не из тех отцов, которые входят в комнату родильницы? Вы ограничитесь ходьбой взад-вперед по коридору, искурив полдюжины сигар?
— Присутствовать при родах? — воскликнул изумленный Франц. — У меня и в мыслях не было!
— Тем лучше. Я считаю, что присутствие мужа — неуважение к супруге. Ни одна женщина не пожелает, чтобы ее видели в этом состоянии, с раздвинутыми ногами, когда она теряет воды и орет от боли. Это убивает желание.
— О да, — подтвердила я.
— Мы же не телки. И замуж выходим не за ветеринаров. Наш шарм должен быть овеян какой-то тайной, черт подери.
Особенность чудес в том, что они редки; повторение стирает ощущение волшебства.
Ваза, в которую ставят цветы, не видит самого букета.
Душа может видеть красоту, только если она сама прекрасна. Чтобы видеть Божественное, нужно, чтобы в тебе самом было Божественное начало.
Есть два чувства, которых человеческая натура не переносит: благодарность и соучастие. Никто долго их не выдерживает.
Есть всего два типа звезд в кино: сумасшедшие и скареды. Актеры-скареды не двигаются, не меняются в лице, они на грани невыразительности, они всегда в маске, под которой угадывается какая-то форма жизни. К этим камера подъезжает, она их со всех сторон осматривает, обыскивает в поисках чувства. Но, будучи скаредны до мозга костей, они предъявляют только один неразборчивый черновик, рукопись с помарками, которую зритель с помощью монтажа постарается расшифровать. Другие же, сумасшедшие, — это те, кто отдает себя без остатка в момент игры, те, что счастливы только в промежутке между словами «мотор» и «снято». Почему счастливы? Потому что забываются, потому что отдаются игре, потому что в этот момент существуют, целиком и полностью. Потому, наконец, что эта сверхранимость, которая делает их повседневную жизнь невыносимой, находит тут себе применение. Эти люди, и ты из их числа, — инвалиды по жизни. День ото дня действительность их ранит, корежит, убивает.
Исключительной жизни - исключительная смерть.
Особенность чудес в том, что они редки; повторение стирает ощущение волшебства.- Вы не хотите прислушаться к себе. Исследовать, распознавать, сомневаться - для ас это признак недомогания...Зачем я просыпаюсь по утрам? На протяжении дня ничто, кроме моей коллекции, меня не привлекает. И все же я мужественно напяливаю униформу, вновь откатываю свою роль, вношу изменения в реплики, планирую приходы и уходы, готовлю комедию своего существования. Быть может, я замираю после чуда… Какого? Нужно перестать видеть свои действия со стороны. Перестать быть актрисой или зрительницей собственного спектакля. Перестать судить себя, критиковать, обнаруживать собственный обман. Чтобы наконец, как сахар в воде, истаять в реальности, раствориться в ней.Что есть мир? Соперничество челюстей и желудков. Либо ешь ты, либо едят тебя. Вселенная не знает иного закона, и этот закон отводит нам лишь две роли: хищника и добычи — две шаткие и, увы, взаимозаменяемые позиции. Я воспринимаю себя как крошечное звено в бесконечной цепи, и мне достаточно этого ничтожного места; более того, оно меня удовлетворяет; я в микроскопическом масштабе принимаю участие в гигантском цикле, я включена в космос, я способствую его сохранению. На самом деле как приятно хорошо исполнять свою женскую работу! Я даю жизнь, прежде получив ее; позднее я сделаюсь хранительницей этой жизни, пока она меня не покинет… Жизнь предшествовала мне, жизнь наследует мне, но, пока длится мое существование, жизнь во мне нуждается.
По сути, дамы из рода фон Вальдбергов были правы: женщина достигает полноты существования, вынашивая детей. Чтобы понять, мне было необходимо ощутить это собственным духом и плотью. Прежде это казалось мне отвратительным, теперь нет. Каждый день умирают люди, но я приношу в мир новое существо.
Материнство — это и есть удел женщины.— Что есть Бог, Брендор?
— Тот, кто учит нас добру. А дьявол — тот, кто толкает ко злу....
— Простодушные воображают, что Бог следит за нами и вмешивается постоянно. Это, конечно, мило, но очень наивно. Я не замечал, чтобы Бог проявлял себя в земных делах: ни чтобы удержать кинжал убийцы, ни чтобы решить исход битвы во время войны, ни чтобы исцелить во время эпидемии чумы, вознаградить добродетельного человека или наказать злодея при жизни. Наши горести и радости не зависят от Его воли. Если бы мы упорствовали, настаивая на этом, нам пришлось бы признать, что Бог имеет мерзкое обличье, а суд Его неправедный.
— Может, Он держится в стороне?
— Нет, Он действует через нас, людей. Он просвещает нас, ободряет, пробуждает в нас щедрость, настойчивость. Поняв это, мы осознаем, что на нас лежит ответственность за то, чтобы Он был, сейчас и здесь, на этой земле.Зачем придумали кино? Чтобы уверить людей в том, что жизнь имеет форму истории. Чтобы убедить их, что в сплетении разрозненных событий, которые мы переживаем, есть начало, середина и конец. Кино заменяет религии, оно упорядочивает хаос, оно привносит разум в абсурд.— Бог неизмерим. Он за пределами наших слов и понятий. Когда человек считает, что достаточно языка, он ничего значительного не почувствовал и не открыл. Какая ужасающая нищета — суметь выразить себя совершенно… Это указывает на то, что внутри человека нет ничего, это выдает душу, которая не вышла за свои узкие пределы. Восхищаться сказанным — это радоваться повторению. Я надеюсь, что никогда не стану довольствоваться своими фразами или мыслями…Анна чувствовала себя не такой, как другие, я тоже. Анна не хотела, чтобы ее жизнь свелась к ублажению мужчин или к тому, чтобы рожать им детей, я тоже. Она считала, что в глубине ее души сокрыто значительно больше, чем она видит, и я с ней согласна. Если ту превосходящую ее бесконечность, что она открыла в себе, Анна звала Богом, я, скорее, назвала бы бессознательным... биография — это искренняя автобиография. Думая, что ты говоришь о другом, без прикрас описываешь самого себя.
- Если тысячи людей превозносят всякую дурь, это еще не причина менять свое мнение.
Большинство людей в течение всей жизни неоднократно повторяют одни и те же ошибки. Женщины влюбляются в мужчин, которые их бьют. Мужчины волочатся за девицами легкого поведения, которые их разоряют. Дети упрямо ищут дурную компанию. Жертвы мошенников, которых беды ничему не учат, снова и снова попадаются. Нет, моя дорогая, большинство людей одним разом не ограничиваются.