Право это не абстракция, сухо ответил министр обороны, право надо заслужить, а они его не заслужили, а прочее пустые разговоры. Вы совершенно правы, сказал министр культуры, право не абстракция, оно существует, даже если не уважается.
Понимаю, понимаю, господин комиссар, но если так, простите за откровенность, может, лучше было бы мне этого не говорить, сами знаете, меньше знаешь крепче спишь, а чего не знаешь того как бы и не видишь.
"...власти не позволили нам делать один выпуск – для столицы – цензурованный, а другой – для провинции – свободный, и еще вчера немалый чин из министерства внутренних дел заявил нам, что, в сущности говоря, цензура – она как солнце, что восходит для всех, а для нас это совсем не новость, мы уж знали, что так оно и ведется в мире, что от века платить за грешников достается праведникам."
С течением времени стало заметно, хоть и не сразу, что само слово «чистый», словно сделавшись непристойным или неблагозвучным, почти вышло из употребления и, чтобы заменить его, граждане отныне пускались на всяческие ухищрения и иносказания. Вместо листика чистой бумаги просили неисписанной, небо называли исключительно ясным, а помыслы – безгрешными, а невест – целомудренными, вслед за чистым убытком сгинул и чистый доход, но самым примечательным было, конечно, повсеместное исчезновение чистюль и чистоплюев, и замена чистогана наличностью.
...полного успеха можно будет достичь лишь возведением вокруг столицы по всему ее периметру непреодолимой бетонной стены, я полагаю, метров восемь высотой, снабженной опять же сенсорными датчиками и колючей проволокой по верху, и лишь тогда можно будет с уверенностью считать, что граница на замке, и если я не говорю: Муха не пролетит, то потому лишь, что мухи, надеюсь, я сделал правильные выводы из наблюдений за ними, да, так вот, мухи летают на значительно меньшей высоте, ибо так высоко им решительно нечего делать.
***
Господин президент, я держу и буду держать язык за зубами. Я тоже, но иногда вдруг представляю, что будет с нашим миром, если все вдруг откроют рты и не закроют их, пока. Пока – что, господин президент. Нет, так, ничего, оставьте меня одного.
***
А невозможное одно не ходит.
***
будь так добр, смотри на дорогу, не дергайся, не задави эту старушку и не проскакивай на красный, нам только еще не хватало объясняться с полицией. В городе нет полиции, заметил инспектор, ее убрали, как только было введено осадное положение. А-а, то-то я удивляюсь, почему так спокойно на улицах.
***
от последствий страдать нам, сам ведь знаешь, как говорится, – когда волна бьет о скалу, крошатся ракушки. У меня большие сомнения насчет того, кому принадлежит эта фраза. Почему. Потому что раковины вроде бы в восторге, когда через них прокатывается волна. Не могу тебе сказать, никогда не видел смеющихся раковин. Да они не то что смеются – они просто-напросто хохочут-заливаются, просто мы не слышим этого из-за шума волн, пока не приложишь к уху.
***
В один миг стремительно понизился уровень песка в верхней части песочных часов, крошечные песчинки наперегонки, ибо каждая хотела быть первой, посыпались в отверстие, потому что время очень похоже на людей – иногда еле ноги волочишь, а иногда летишь, как олень, прыгаешь, как козлик, что, кстати, не такое уж чудо, потому что самое быстрое из млекопитающих – гепард, пятнистая пантера, а ведь никому еще не пришло в голову сказать: Бежишь, как гепард, и потому не пришло, что олень прибежал к нам из раннего средневековья, когда травили оленей, а о леопардах не было и слуха, не говоря уж о духе. Язык ведь – штука страшно косная, консервативная, и всякий всегда тащит за собой целый воз архивов, и терпеть не может новшеств купно с обновлениями.
День, когда получаешь хотя бы добрый совет, уже не может считаться потерянным.
Кто бы как бы не старался прежде и старается теперь, никому не удастся сделать так, чтобы все люди думали одинаково.
Когда мы рождаемся, когда входим в этот мир, то словно бы подписываем пожизненный контракт, но случается порой так, что однажды должны вдруг спросить себя: А кто это подписался за меня?
Тише, господин министр, дьявол услышит. У дьявола слух так тонок, что услышит даже и не высказанное вслух. Боже упаси. Ну, а этот и вовсе глух от рождения.
Хоть один избиратель пришел. Ни намека на. Председатель поднялся и пригласил членов комиссии вкупе с наблюдателями обследовать помещение для голосования на предмет присутствия каких-либо элементов, могущих запятнать чистоту политического выбора, который будет свершаться там в течение сего и всего дня. Исполнив эту формальность, члены комиссии вернулись на свои места и изучили списки избирателей, также оказавшиеся свободны от неправильностей, упущений, пробелов и подозрительных подчисток. Затем наступил торжественный момент, когда председатель вскрыл и перевернул урну, чтобы все могли видеть, что она пуста, и в случае необходимости — завтра непреложно засвидетельствовать перед всеми, что в нее под покровом ночи не было преступным образом подброшено сколько-то фальшивых бюллетеней, призванных опорочить свободное и независимое волеизлияние граждан, и что не повторится здесь больше то деяние, которое вошло в историю под звучным наименованием мухлеж и — нельзя, никак нельзя забывать об этом — может быть произведено в зависимости от обстоятельств и ловкости исполнителей как до процедуры, так во время и после нее. Урна была пуста, урна была чиста — незапятнанно — да вот беда, в комнате не было ни одного, ни единого — ну, хоть бы для смеха, хоть бы на развод — избирателя, которому можно было бы предъявить эти самые чистоту и пустоту.Опытным путём доказано неопровержимо, что жить без еды и пищи нельзя.
Зальют силикону в замочные скважины, гнул своё первый. Разобьют стёкла, поддавал жару второй. Нападут на нас, чуть только выйдем на улицу, пророчествовал следующий. Тёщу в заложники возьмут, вздыхал ещё один, причём с таким видом, что казалось, будто подсознательно от только о том и мечтает.Голова у человека не всегда в ладу с окружающим миром, есть люди, которым трудно примениться к реальной действительности, и они по сути — всего лишь слабодушные путаники, использующие и иногда очень умело — слова, чтобы оправдать свою трусость.Поскольку происходящее может выплеснуться за границы, подобно эпидемии какой-нибудь чёрной смерти. Белой, поправил глава правительства, белой, как незаполненный бюллетень.
Я смотрю на вас и не вижу перед собой убийцу. А я и не убийца. Но вы убили человека. Это был не человек, а клоп.А нам, значит, ходить за всеми, кто выглядит отъявленной сволочью, осведомился второй и добавил: По собственному опыту знаю, что самые-то отъявленные сволочи такими как раз не выглядят.Вот не думал, что доживу до того, чтобы увидеть, как выглядит измена.Я возьму себе портфель министра юстиции, а культуру поручим министру общественных работ. Боюсь, я недостаточно разбираюсь в предмете, сказал тот. Разберётесь, культура ведь, как неустанно твердят на сведущие люди, тоже — общественные работы, а потому она будет просто гореть у вас с руках.
Рождаясь, мы словно подписываем пожизненный контракт, но иногда приходит день, и мы спрашиваем себя: Кто подписался за меня.
Надежда – она ведь вроде соли, саму-то по себе не съешь, но вкус придает любой еде.
Ибо не лжет старинная, веками испытанная и малость перефразированная поговорка, и пятьсот синиц в руках в самом деле лучше, чем пятьсот один журавль в небе.
все мы продолжаем лгать, говоря правду, и говорить правду, обманывая,
Любопытно, сказал он, как нечувствительно для нас меняют слова свое значение, как часто используем мы их, чтобы выразить ими совершенно противоположное тому, что выражали они прежде и, подобно постепенно замирающему эху, еще продолжают выражать.
Ибо незыблемое правило любой власти гласит, что голову следует снять с плеч прежде, чем в ней зашевелятся крамольные мысли, ибо тогда уж поздно будет.
запах рисового кекса – как эманация вечности
Что же, надеюсь, мы еще увидимся и при более благоприятных обстоятельствах. Они, похоже, заблудились где-то, сбились с пути. Кто. Благоприятные обстоятельства.