Жизнь тех, после кого ничего не осталось, — иллюзия.
Никон был из тех, чья доля и чья миссия была или гнать или быть гонимым, кто знал, что если он не гоним и не гонит, значит, он плохо служит Господу. Он не мог жить иначе (из того же племени были и протопоп Аввакум, и Иван Неронов) и делал все, чтобы было так.
Богом устроено, что добро, которое ты хочешь принести всем людям, не искупит зло, принесенное близким. Добро очень зависит от расстояния. Обращенное на людей, которых ты любишь, оно всегда больше, чем розданное и отданное всем поровну, распределенное среди всех. Личное добро всегда больше безличного. Если ты ради всеобщего блага причинишь боль близким, зло будет больше.
Любой писатель знает — лучшие куски не те, что он придумал, а потом записал, а те, где, когда он писал, для него все было новым, где он уже создал своих героев, они живые, и думают, и живут сами.
Политик, идущий от идеализма, может получить власть только тогда, когда она совсем слаба, когда она только что родилась или вот-вот должна умереть, пасть. Едва упрочившись, власть от идеалистов избавляется.
Рут была очень красива. В школе ее звали тургеневской девушкой и заставляли распускать толстую метровой длины почти пепельную косу. В лагере она была уже без косы. Когда в Горловке чекисты пришли в их дом и предъявили ордер на арест, первое, что пришло ей в голову, что, слава Богу, косу наконец отрежут.
"..если враг захватил твою страну,он захватил лишь землю, и ты уцелеешь, выживешь и даже сможешь вернуть потерянное,если сохранишь веру."
Нет ничего опаснее учительства [...] Отец не отвечает за сына. Сын - за отца, но учитель отвечает за учеников. Откажись от учительства - неправда, что, если знаешь нечто хорошее и не научил, не переда, - это грех. Если ты учитель, тебе нужна власть. Власть многократно усиливает действенность твоих уроков, и ты должен хотеть, чтобы ее было больше и больше, ты должен любить и хотеть ею пользоваться.
Никон, и не он один, считает, что театр - бесовское зрелище, и кто смотрит его, губит свою душу. Издавна повелось, что новое здесь, в России, когда это не оружие, не пушки, да еще с Запада, от латин, не любили, боялись за веру.
Художник он был редкой силы. Особенно удавались Мартину Страшный Суд и адские муки. Запои его часто кончались горячкой, ему являлись черти, и то, что он много и хорошо их видел, из картин было ясно. Такого зримого изображения ада, такой твердой веры, что он, писавший его, там был, не знал даже Босх.