Рецензии на книгу «Репетиции» Владимир Шаров

Аспирант историко-филологического факультета Куйбышевского университета Сергей становится обладателем эксклюзивных рукописей, повествующих о событиях в России 17 века. Начинается расследование длиною в три столетия. На свет всплывает правда о самом грандиозном спектакле, который мог бы увидеть мир. Сергей даже не подозревает что за сокровище попало к нему в руки...

Так мог бы выглядеть трейлер, возьмись кто-нибудь экранизировать роман Владимира Шарова "Репетиции". И это, как водится, были бы самые яркие кадры из фильма. Но на самом деле оценивать это произведение как прочую прозу нельзя, она строится совсем иначе и ждать от нее привычного повествования было бы огромной ошибкой.

Действительно, если сравнивать произведение Шарова с другими творениями современных авторов, то тут мы не найдем ни динамики, ни заманухи для читателя. "Репетиции" это не та книга, на которую можно поставить штамп "бестселлер". Автор писал ее не для зарабатывания денег или популярности, но как средство высказать свои мысли, поделиться ими с другими. Именно поэтому в "Репетициях" нет определенно выстроенного сюжета или каких-либо главных героев. Начинается все со знакомства с философией Ильина. Затем читатель вместе с рассказчиком Сергеем попадает в университет и встречается с профессором Сувориным. И только после его смерти в руки Сергея попадает та самая рукопись, содержание которой и станет ядром романа Шарова. Так как сам автор являлся в свое время студентом института документоведения и архивного дела, а также защищал кандидатскую диссертацию на тему, связанную с политикой и социальными проблемами в России 16 - 17 веков, то обстоятельства, благодаря которым рассказчику Сергею достается рукопись Сертана, как и сама работа над ней выглядят правдоподобно, я бы даже сказала все это похоже на реальный воспоминания реально существующего человека.

После недавного прочтения "Лунной трилогии" Ежи Жулавского было ощущение, что тема религии, бога и его учения тут словно бы продолжается. Снова всплывает идея, что все что мы можем сделать, мы можем сделать только с собой, то есть изменить или научить другого невозможно, потому что единственное, что тебе подвластно это ты сам. Ни передать накопленный опыт, ни поделиться им человек не в состоянии. "Нет ничего опаснее учительства". Сперва это отчетливо видно в истории Христа, затем мы получаем еще одно подтверждение искажение слов учителя.

Дневник Сертана, попавший в руки аспиранта Сергея, рассказывает как по замыслу патриарха Никона строился Новоиерусалимский монастырь. Название свое это место получило не случайно, Никон стремился воссоздать на новой священной земле (русской священной земле, разумеется) древний Иерусалим, дабы было место где мог появиться Иисус Христос во время своего второго пришествия. Никон пример того погрязшего в грехах служителя церкви, что считает себя избранником божьим. Патриарх всея Руси Московский верит всей душой, что бог на его стороне, находит подтверждения в своей биографии как бог наказывал врагов его, как "расчищал подлесок", чтобы Никон рос сильным. Вы только подумайте, Христос, который учил любить ближнего своего, у Никона оказывается мстительным. Разве это не глупость? И не показатель того как учение одного человека коверкают его последователи? Даже когда ученики приходят и молят чтобы их учили, они не слышат речей учителя. Они выискивают в учении отдельные слова, дабы урвать для себя выгоду, ждут подтверждения своих собственных мыслей, но не слышат слов учителя. Не интересно им знать что тот несет им, потому как внимание их направленно лишь на себя. Часто люди становятся религиозными только чтобы почувствовать свою исключительность, чтобы "проповедуя религию последних стать первыми". Таков был патриарх Никон, лишенный любви и сострадания, зато полный алчности и желания утвердить свою власть.

Чтобы поторопить второе пришествие Христа Никон просит (а по сути заставляет) Сертана поставить в Новоиерусалимском монастыре спектакль, повторяющий события первого пришествия. Делается это для того, что Христос видел, что на земле его ждут. Роль Христа Никон отдавать актеру запрещает, потому что уверен, как только спектакль будет готов, бог непременно явится лично, дабы сыграть свою роль. Остальные роли достаются простым крестьянам, не профессиональным актерам. Они и про священное писание до этого не слышали, а тут необходимо учить текст оттуда слово в слово. И Сертан становится их учителем, растолковывая сказанное в евангелиях. Так Сертан становится еще одним учителем, слова которого коверкают. Нет, новоявленные актеры вполне послушны и старательны, в итоге им удается выучить свои роли, репетиции становятся частью обыденной жизни. Но Сертан не считал, что в его постановке одни роли преобладают над другими, а его ученики в итоге сведут все именно к этому вопросу. Репетиции из части жизни станут ее смыслом. Когда Никона лишат власти и людей из Новоиерусалимского монастыря, в том числе Сертана, сошлют в Сибирь, репетиции не прекратятся. Потомки первых актеров продолжат дело отцов своих вплоть до тридцатых годов 20-го века.

Как живуч миф об исключительности человека. Вместо того, чтобы учить детей своих жить свободно от прошлого, актеры Сертана передавали детям свои роли. Из поколения в поколение люди не жили, но лишь репетировали жизнь, каждый раз считая, что именно их поколение будет последним и Христос наконец явится. Когда становилось ясно, что Он не придет, те, кто играл христиан начинали истребление "любимого народа" Христа, евреев, а точнее тех, кому достались их роли. Так актеры стремились поторопить Его пришествие. Спектакль вышел за границы декораций. Больше не было актеров были только роли. Именно они определяли статус человека. В итоге благодаря революции все евреи наконец-то были убиты. Все, кроме одного ребенка. Который мог бы вернуться дорогой предков к старой жизни, но додумался свернуть в сторону и прекратить бесконечные репетиции. Прервавшееся таким образом поколение "неверующих", ускорило пришествие Спасителя. И "скоро явится Он во славе Своей."

Книга прочитана в рамках игр
Долгая прогулка. Команда "Настроение: безумный чтец". Уровень 8. Основное задание №3. Книга Владимира Шарова
Книжное государство. Бригада каменщиков "Не стой под стрелой!" помогает в строительстве города Crossville. Объект БУНКЕР
Русское лото. Тема второго уровня “Книга с одним персонажем на обложке”
Собери их всех! Квест №64

Ценность этой книги для меня сосредоточена в документализме: если нечто подобное действительно было - это поразительно; если главный сюжетный ход сочинен автором - ну и наркомань же это! Я не верю - соответственно не могу принять книгу. А теперь попытаюсь по порядку.

Композиция, структура у книги плохая. Смешно, что в послесловии рецензент называет перескакивание от темы к темы плюсом, подобием жизни. Нет, это минус. Это не жизнь, а книга, у нее должна быть продуманная структура, даже если она пытается передать хаотичность бытия (а у нее совсем другая цель), это должна быть продуманная хаотичность.

Автор начинает с подробного пересказа Нового Завета, причем со слов некоего Ильина (не философа). Возникает мысль, что оригинал автор сам не читал и исходит из того, что не читали другие.

Потом мы получаем рассказ о некоем ученом и его многочисленных абьюзах студенток и аспиранток (всё по взаимному согласию и к взаимному счастью, ну-ну). Зачем нам эти подробности, если единственный вклад персонажа - у него была рукопись.

И вот ключевой отрывок: пересказ странной рукописи - дневника бретонского "директора" театра, который ездил со спектаклями по Речи Посполитой и был взят как трофей московитами. И попал к патриарху Никону, у которого готовил мистерию о Христе. Вот здесь и начинается для меня наркомань. Если это вставка а-ля исторический роман, почему мы не слышим ни слова о том, чем собственно прославился Никон (книжная справа, соотнесение практики греческой и русской церквей, что привело к возникновению старообрядчества). Оказывается, смысл жизни Никона был сосредоточен вокруг театральной постановки-мистерии четырех Евангелий (но без актера Христа), чтобы во время близкого второго пришествия Христос узнал учеников и обстановку и воплотился здесь.

Если бы это была идея фикс малограмотного юродивого, можно было бы поверить и принять. Но Никон не был сумасшедшим и был для своего времени вполне образованным (об этом свидетельствует как раз его углубленное чтение разных переводов Библии и желание исправить ошибки в славянском). (Если что, я не фанатка этой исторической фигуры, я просто пытаюсь быть объективной.) Никон - и театр (считавшийся дьявольским в те времена)?!

Но дальше - больше. Необразованные крестьяне, отобранные на роли героев Нового Завета -римлян, евреев-фарисеев, прокаженных, апостолов, первых христиан - вживаются в свои роли и передают их потомкам, делятся на касты в зависимости от "положительности" ролей и через века (!) проносят репетиции своей мистерии. А в середине 20-го века в Сибири "христиане" решают, что обязаны убить "евреев". Это всё настолько абсурдно, что почти правдоподобно.

Но я не верю.

И пытаюсь оправдать для себя книгу тем, что это же просто метафора. Автор нарисовал такой образ общества, народа с навязанными, случайно распределенными культурными и религиозными ролями. Недопринятое, недопонятое наследие, православие, или иудаизм, или еще что-то. Жизнь как вечная репетиция чего-то великого, что вроде каждый ждет, но что никак не наступит.

Па-беларуску
...

Каштоўнасць гэтай кнігі для мяне засяроджаная ў дакументалізме: калі нешта падобнае сапраўды было - гэта ўражвае і ашаламляе; калі галоўны сюжэтны ход прыдуманы аўтарам з ніадкуль - ну і наркамань жа гэта! Я не веру - адпаведна не магу прыняць кнігу. А цяпер паспрабую па парадку.

Кампазіцыя, структура ў кнігі дрэнная. Смешна, што ў пасляслоўі рэцэнзент называе пераскокванне ад тэмы да тэмы плюсам, падабенствам да жыцця. Не, гэта мінус. Гэта не жыццё, а кніга, у яе павінна быць прадуманая структура, нават калі яна спрабуе перадаць хаатычнасць быцця (а ў яе зусім іншая мэта), гэта павінна быць прадуманая хаатычнасць.

Аўтар пачынае з падрабязнага пераказу Новага Запавету, прычым са словаў нейкага Ільіна (не філосафа). Узнікае думка, што арыгінал аўтар сам не чытаў і зыходзіць з таго, што не чыталі іншыя.

Потым мы атрымліваем аповед пра нейкага навукоўца і ягоныя шматлікія абьюзы студэнтак і аспірантак (усё з узаемнай згоды і да ўзаемнага шчасця, ну-ну). Навошта нам гэтыя падрабязнасці, калі адзіны ўнёсак персанажа - у яго быў рукапіс.

І вось ключавы ўрывак: пераказ дзіўнага рукапісу - дзённіка брэтонскага "дырэктара" тэатра, які ездзіў са спектаклямі па Рэчы Паспалітай і быў узяты як трафей маскоўцамі. І патрапіў да патрыярха Нікана, у якога рыхтаваў містэрыю пра Хрыста. Вось тут і пачынаецца для мяне наркамань. Калі гэта ўстаўка а-ля гістарычны раман, чаму мы не чуем ні слова пра тое, чым уласна праславіўся Нікан (кніжная справа, суаднясенне практыкі грэцкай і рускай цэркваў, што прывяло да ўзнікнення стараверства). Высвятляецца, сэнс жыцця Нікана быў засяроджаны вакол тэатральнай пастаноўкі-містэрыі чатырох Евангелляў (але без актора Хрыста), каб падчас блізкага другога прышэсця Хрыстос пазнаў вучняў і абстаноўку і ўцялесніўся тут.

Калі б гэта была ідэя фікс малапісьменнага бажаволка, можна было б паверыць і прыняць. Але Нікан не быў вар'ятам і быў для свайго часу цалкам адукаваным (пра гэта сведчыць якраз ягонае паглыбленае чытанне розных перакладаў Бібліі і жаданне выправіць памылкі ў славянскім). (Калі што, я не фанатка гэтай гістарычнай постаці, я проста спрабую быць аб'ектыўнай.) Нікан - і тэатр (які лічыўся д'ябальскім ў тыя часы)?!

Але далей - больш. Неадукаваныя сяляне, адабраныя на ролі герояў Новага Запавету - рымлянаў, габрэяў-фарысеяў, пракажоных, апосталаў, першых хрысціянаў - ужываюцца ў свае ролі і перадаюць іх нашчадкам, дзеляцца на касты ў залежнасці ад "станоўчасці" роляў і праз стагоддзі (!) праносяць рэпетыцыі сваёй містэрыі. А ў сярэдзіне 20-га стагоддзя ў Сібіры "хрысціяне" вырашаюць, што абавязаныя забіць "габрэяў". Гэта ўсё настолькі абсурдна, што амаль праўдападобна.

Але я не веру.

І спрабую апраўдаць для сябе кнігу тым, што гэта ж проста метафара. Аўтар намаляваў такі вобраз грамадства, народа з навязанымі, выпадкова размеркаванымі культурнымі і рэлігійнымі ролямі. Недапрынятая, недазразумелая, недаўсвядомленая спадчына, праваслаўе, або юдаізм, або нешта яшчэ. Жыццё як вечная рэпетыцыя чагосьці вялікага, што быццам кожны чакае, але што ніяк не наступіць.

Что вам не нужно знать о Владимире Шарове:
- он стал лауреатом премии «Русский Букер» в 2014 году;
- его отец тоже писал художественные книги.

Что вам нужно знать о Владимире Шарове:
- он родился в 1952 году, а это значит, что немалая часть его жизни прошла при Союзе;
- он еврей;
- у него есть ученая степень по истории.

Надо сказать, что о последнем было несложно догадаться. Я уже с первых страниц стала подозревать, что Шаров или из упоротых математиков (это те, кто, перефразировав Кашина, «вышли в открытый космос в своей голове», прочитали что-нибудь из русской философии, вероятней всего Бердяева, Федорова или Соловьева, а потом с брезгливым выражением лица обещают «объяснить все то, до чего вы никак не можете дойти») или религиовед\культуролог\философ. Ну, или же историк.

Философию я быстро исключила из списка подозреваемых, потому что «мои» не питают особой нежности к датам. Шаров же держал даты на переднем плане и не выпускал из поля зрения. Более того, он мог бросить на произвол судьбы какую-то идею, не доведя ее до ума, но даты методично подбрасывал в костер своего повествования до самого финала. Так что я поставила на историю и не прогадала.

Если сказать одной строкой, то «Репетиции» - это книга, в которой автор осмысляет отношение христианства (православной ветви) и иудаизма. Но лично я была сконцентрирована на таких категориях как «пространство» и «время». Потому и отзыв, возможно, покажется кому-то специфическим.
На первый взгляд у книги простая структура: первую часть можно воспринимать как вводную, в ней читателю предлагается ряд идей и фактов, которые будут обыграны во второй, притчевой, части. Однако, на самом деле, все куда интереснее. Сразу оговорюсь, что автор не разделяет свой текст, ни на части, ни на главы. Так что это смысловая структура, а не фактическая.
Итак, смотрим на структуру «Репетиций».

1 ЧАСТЬ
1.1. Автор знакомит нас с главным героем (далее – ГГ), окончившим историко-филологический факультет. Герой вспоминает некого Сергея Ильина, с которым он приятельствовал какое-то время. Все их общение сводилось к обсуждению Библии и событий, описанных в ней. При этом ГГ особо ничего не говорил, просто уточнял определенные моменты, а Ильин исчез, как только пришел к выводу, что ГГ усвоил его идеи.

Родственники Ильина по матери – евреи. Более того, в семье были раввины. Родственники Ильина по отцу – православные. Более того, среди них были старообрядцы. Таким образом, мы можем наблюдать персонажа, в котором совмещается, казалось бы, несовместимое: иудаизм и христианство, Ветхий Завет и Новый Завет. Возможно, Ильин сам есть Библия, а ГГ (напоминавший мне самого Шарова) – человек, изучающий Писание.

Основные моменты монологов Ильина:

А) Бог Торы – это чувствующий, сострадающий Бог. Он гневается, прощает, любит.
Б) никто не может знать всего Бога, но мы можем знать и понимать его человеческую часть. И Бог в этом понимании нуждается.
В) Христос как богочеловек – метафора отношений между Богом и людьми, намек на слитие во Христе и на соединение с Господом в Царстве Небесном.
Г) До человека зла в мире не было. Знание о зле было, но не само зло.
Д) Рай – это время детства человека.
Е) Зло нужно понимать как удаление от Господа. Зло – стена между людьми и Богом. Когда нам кажется, что мы одни, мы опьянены правом творить все и творим зло.
Ж) жизнь Христа беспрецендентна, Бог принял течение времени человека.
З) из земной жизни Христос выносит основное знание: единственное, что может помочь человеку – чудо.
И) чем ближе к Голгофе – тем виднее человек.

Квинтэссенцией того, что говорил Ильин, становится история про выбор между Христом и Вараввой. Вот это очень сочная идея Шарова. Действительно, зачастую антагонистом Христа, как Бога, выступает Антихрист, а антагонистом Христа, как человека, люди нередко воспринимают Иуду. Он был приближен к такому человеку, но взял и предал его, предал своего учителя. И так вся история с распятием превращается в чуть ли не личный выбор.

Я сама тоже развожу Христа и Иуду в разные стороны, но делаю это, говоря не об этичном, а об одиночестве. То есть я не воспринимаю Христа как хорошего человека, а Иуду как плохого. Я воспринимаю одного как несущего в себе потенциал абсолютного неодиночества, а другого - как несущего в себе потенциал абсолютного одиночества. Но сейчас я пытаюсь о «Репетициях» Шарова, а не о себе. Так что вернемся к ним.

Ильин считает, что выбор, кого казнить, Варавву или Христа, самый важный в новозаветной истории. Важно это в связи с тем, что выбор делали евреи и он ярко демонстрирует разногласия между православием (для которого, напомню, Иисус Христос – Мессия) и иудаизмом (в рамках которого прихода Мессии только ждут). Интересно, что персонаж Шарова воспринимает именно эту ситуацию как таковую, которая вскрывает разную моральность, несостыкованность по нравственным вопросам.
Человек, выросший в христианской культуре, склонен сводить ветхозаветную этику к тезису «Око за око, зуб за зуб», а новозаветную к тезису «Если тебя ударили по левой щеке – подставь правую».
Вот сейчас обратите внимание на пункты А и Б в списке тезисов Ильина. Для человека христианской культуры Бог Торы – карающий, а любящий Бог, очеловеченный – Бог новозаветный. Однако, персонаж Шарова так не считает. Он полагает, что Бог Ветхого Завета и Бог Нового Завета идентичны. Этот же персонаж оправдывает тех, кто отправил Христа на смерть. И объясняет это тем, что не стоит рассматривать выбор между Христом и Вараввой как выбор между праведником и убийцей, но стоит рассмотреть его как выбор между тем, для кого смерть необратима и тем, кто не может умереть своей божественной частью.

1.2. ГГ вспоминает о лекциях профессора Кучмия, на которых ему довелось побывать. Семья ГГ должна была переехать их Куйбышева в Томск, поэтому из десяти запланированных лекций спецкурса про Гоголя, он прослушал только три.

Теперь тезисно об этих лекциях.

Первая лекция была посвящена тому, что жизнь человека бессмысленна и после него, как и после всего живого, остается лишь семя. Потому «Жизнь тех, после кого ничего не осталось – иллюзия». Сознание постоянно сдается материи.

Вторая лекция касалась того, что писатели размножаются более совершенным способом, чем все остальные, и делают это, продуцируя персонажей. Персонажей помнят дольше конкретных людей. Однако, писатели лишены материнского инстинкта и не заботятся о своих творениях. В том числе и убивают их.

Третья лекция касалась работы Гоголя «Нос». Из интересного: тут Шаров высказывает мысль о том, что «вне Христа никакой истории нет и не может быть».

1.3. ГГ вспоминает о том, как он, после переезда в Томск, познакомился и сблизился с профессором Сувориным, возглавлявшим кафедру истории Сибири.
Интересно, что толчком к возникновению их отношений стало то, что ГГ поделился с профессором идеями Ильина.

Суворина занимало то, как различные идеи эволюционируют под воздействием внешней жизни.
У него была теория о существовании двух геномов: биологического и генома души. Кроме того, он полагал, что это справедливо не только по отношению к отдельному человеку, но и по отношению к целому народу.
Тут интересно вспомнить концепцию про две природы и три мира («дві натури та три світи») Григория Сковороды. Последний считал, что все в мире имеет материальную и идеальную часть, тело и душу, и что существует три мира: макрокосм (Вселенная), микрокосм (человек) и символический мир (Библия).
То, о чем рассуждал Суворин в «Репетициях» и есть рассуждения а-ля Сковорода. Два генома это две природы. С мирами же получается интересно. Символический мир не называется, но даже сами «Репетиции» уже несут в себе много от этого мира. Да и увлеченность Суворина эволюционированием идей является увлеченностью процессом интерпретационным. Микрокосм упоминается. А вот макрокосм изменяет свое значение. Если у Сковороды, как и ранее, в античной философии, под макрокосмом понимался мир природного, то герой Шарова заменяет природное на народное.

Все становится еще занимательней, когда читатель начинает улавливать: особенность России заключается в том, что на уровне макрокосма и душевного генома она велика, но на уровне микрокосма она ущербна. В каком-то смысле, выходит, что народ велик, а каждый конкретный человек ущербен. Впрочем, это мои размышления. Конечно же, никаких греков и Сковороды в книге нет.

С помощью этого же персонажа, Суворина, автор «Репетиций» рассказывает читателю о патриархе Никоне и о церковном расколе.

Главная идея в том, что в 1666 году ждали конца всего и Страшного Суда. Как известно, перед Вторым пришествием, на людей падут разные несчастья. Староверы считали, что реформы Никона – одно из знамений скорого конца. А Никон считал, что Второе пришествие не случится, пока все не начнут славить Господа одинаково, чему и должно помочь реформирование Церкви.

1.4.
Все дальнейшее, конечно, попахивает безумием и просится в какой-нибудь арт-хаусный русский фильм, однако, Шаров даже не все это придумал. Его фантазии выросли из почвы реального.

Патриарх Никон задумал построить храм, аналогичный Иерусалимскому, но на Руси, чтоб Второе пришествие произошло не на еврейских землях. При этом Никон действительно собирался воссоздать на территории Руси комплекс святых палестинских мест.

К ГГ «Репетиций» попадают дневники французского комедиографа Жака де Сертана. Судьба распорядилась так, что он попал на русскую землю и по просьбе патриарха Никона стал ставить мистерию. В ней должны были быть воссозданы все евангельские события. Долгие годы подбирали актеров из крестьян, репетировали и ждали нужного дня. Важно отметить, что на роль Христа никого не взяли, так как планировалось, что он сам себя сыграет.
Конечно же, люди играли приверженцев Христа (первых христиан) охотно, а евреев играть никто особо не рвался. Потому было решено, что на роль евреев возьмут людей из тех же семей, из которых были выбраны христиане.

Но мистерии не суждено было быть сыгранной. Патрирха Никона на Соборе лишили патриаршества, а Жака де Сертана и всех актеров арестовали и сослали в Сибирь.

2 ЧАСТЬ

2.1. Жак де Сертан умирает по дороге, но актеры держатся друг друга и репетируют. Проходит год Х, но Христос не приходит. Тогда люди решают, что был назван неверный год. Очевидно, Христос и во второй раз проживет 33 года до того, как они смогут сыграть мистерию.
Люди вновь ждут и репетируют.

2.2 Проходит еще 33 года, но ничего не происходит. Актеры умирают, их заменяют новыми, люди репетируют и ждут.
Периодически происходят замены в связи с тем, что актеры уже долго играют свои роли. Это мертвое время, в которое Христу не к кому приходить.
Ожидание выматывает, люди начинают придумывать объяснения тому, почему Второе пришествие не случается. Однажды тем, кто играет христиан, приходит в голову, что евреи мешают Второму пришествию. Из-за них другие не чувствуют себя любимыми Богом.
Начинается резня и хаос, после чего часть евреев бежит в заснеженные леса. Христиане преследуют их и так происходит до тех пор, пока все не возвращаются в деревню, замыкая круг.
Раз в несколько поколений история повторяется.

2.3. Община живет своими правдами, ожиданиями, репетициями и ни во что из внешней реальности особо не вникает.
В 1932 году всех отправляют в один и тот же лагерь. Даже там люди продолжают репетиции, делая вид, что на самом деле работают над постановкой «Христос-контрреволюционер».

2.4. Отдельным блоком идет история про Рут, Илью и Анну.
У Рут и Ильи были отношения. Ей нравился какой-то прежний, ранний Илья. Тот, который остался где-то на свободе в момент ее попадания в лагерь, уже не особо был ей нужен.
Письма Ильи Рут читала Анне. Скоро письма стали в лагере разменной монетой, о них слагали легенды, их перевирали и пересказывали друг другу.
Постепенно Анна влюбилась в автора писем, адресованных другой женщине, в человека, которого она никогда не видела.
Рут скончалась. И однажды Илью привезли отбывать срок в тот самый лагерь. И он жил в этой искаженной реальности его писем. Все знали Илью и про Илью. Он – ничего и не про кого.
Анна нашла Илью и сказала, что это Господь привел его и дал ее ему вместо Рут, которая и оценить-то его не могла. Спустя время у них родился сын, которому дали имя Исайя.

2.5. В финале «Репетиций» евреи бегут из тюрьмы, их преследуют христиане и убивают. Радуются, думая, что вот наконец-то случилось, избавились от проблемы. Сделали то, что не могли сделать их предки, перебили всех евреев до одного.
Но утром из-под трупов Ильи и Анны встает их ребенок. Ребенка усыновляет Марья Трифановна Кобылина и читатель понимает, что начинается новый цикл.

В самом примитивном смысле «Репетиции» - книга о том, что иудеи и христиане происходят из одного корня, у них один Бог, общие чаянья и когда-нибудь будет общее Царство Небесное. Поэтому вражда – лишь некая нелепая игра, с не до конца ясными правилами.

Кроме того, в «Репетициях» легко увидеть намек на бессмысленность жизни как таковой: и каждого в отдельности, и целых народов. Люди сами себе придумывают цель, врагов и друзей, идеалы, за которые следует бороться и преграды, которые следует преодолеть. Зачем? А просто для того, чтоб удерживаться в жизни. Людям нужны миссии народов, потому что задачи большого целого всегда представляются масштабными, достойными внимания. Когда ты часть некоего важного действия, пусть даже спектакля, у тебя есть причина не уйти раньше времени. Есть ощущение, что ты зачем-то нужен. Даже если ты толком и не понимаешь, зачем именно.

Но мне, как я уже сказала, интересней посмотреть на «Репетиции» как на книгу о времени.

Ключевыми понятиями «Репетиций» я считаю следующие: время, история, игра.

Еще в рассуждениях Ильина мы встречаем мысль, согласно которой рай – детство человечества. Это время игры: «Играя, он дает имена зверям и рыбам, птицам и деревьям…».

Хотя мы в дальнейшем будет встречаться в «Репетициях» с игрой, но это будет игра совершенно другого типа. Не детская игра, с помощью которой ребенок одновременно творит свою реальность и вписывается в реальность внешнего.
Та постановка, которую задумывают и воплощают патриарх Никон, комедиограф де Сертан и многочисленные крестьяне – игра. Но эта игра хочет вытеснить реальность, заместить ее альтернативной реальностью, хотя у самой этой постановки нет возможности актуализироваться, она – лишь бесконечная репетиция.

Йохан Хейзинга в «Homo Ludens» написал следующее: «Игра начинается, и в определенный момент ей приходит конец». В этой же работе он отмечает: «Однажды сыгранная, она остается в памяти как некое духовное творение или духовная ценность, передается от одних к другим и может быть повторена в любое время: тотчас – как детские игры, партия в триктрак, бег наперегонки; либо после длительного перерыва. Эта повторяемость – одно из существеннейших свойств игры». И последняя цитата из Хейзинга, которая мне нужна: «Всякая игра протекает в заранее обозначенном игровом пространстве, материальном или мыслимом». \с. 30 по изданию 2007 года\
В «Репетициях» игра не имеет конца. Этим концом было бы появление Христа, но это не происходит. Повторяемость есть, но это повторяемость внутренних блоков некого целого, а не самого целого. Это может быть примером бесконечного цикла. Можно считать, что эти репетиции – воспроизведение игры под названием «Первое пришествие Христа». Но ту игру не удалось воспроизвести ни одного раза.
Теперь о пространстве. Никон не зря хочет восстановить все: не только библейские сцены, но и ландшафт. Так он создает пространство, необходимое для общей игры «Пришествие». Однако, игроки вынуждены играть в неподходящем пространстве (в ссылке). В нем невозможно играть в «Пришествие» и они начинают играть в «Гонение евреев». И эта игра тоже не имеет завершения.
В игре должна быть некая линейность, должны быть начало, развитие, конец. Цикличность игрового – это циклы линейно-завершенных блоков.
Выходит, что происходящее в репетициях – не игра.
История – тоже не игра. Христианство подарило нам линейное восприятие времени. Но завершение времени для христианства – это Страшный Суд и выход в Вечность – время Господа. История не может быть сыграна заново.
Но патриарх Никон и де Сертан пытаются сыграть историю заново. А на деле они попадают во внеисторическое время, которое подхватывает всех этих крестьян и вертит, вертит, вертит.
Патриарх Никон – идеальная кандидатура на роль того, кто выдернет всех из линейного времени. Это обусловлено тем, что у него есть опыт нелинейности, он знает, что такое быть монахом. Не случайно в «Репетициях» патриарх Никон рассказывает истории из своего детства так, словно это вовсе не его детство. Он даже говорит о себе в третьем лице. В определенный момент, будучи представителем, служителем религии, провозглашающей линейность, он сделал свою жизнь нелинейной. Он отбросил ее часть, начал заново. Он сам был пронизан нелинейностью, желанием повторять. Отсюда и все эти идеи про Новоиерусалимский монастырь, про перенос палестинских сооружений на русскую землю.
В «Репетициях» находим: «У Никона не было детства, или оно было неполно, и как всякий человек, у которого была отнята целая часть жизни, он при первой же возможности вернулся назад, чтобы соединить свою прошлую и настоящую жизнь. Вернулся и остановился, потому что теперь снова впереди был провал, и снова ему было не перебраться через него».
Жак де Сертан неплохо подошел патриарху Никону. Он тоже был отравлен желанием возвращаться и проигрывать заново. Не случайно главный герой отмечает, что в дневниках комедиографа десятки страниц исписаны воспоминаниями о былом и среди всего этого описание настоящего представляются почти вставками.
Надо сказать, что в прошлое хотят вернуться не только герои внутреннего круга (патриарх Никон, Жак де Сертан), но и герои внешнего круга. Так главный герой вспоминает, девушку, на которой он хотел жениться, но уехал в Томск и их отношения прервались, а потом возобновились. Владимир Шаров вот так описывает ситуация от лица героя: «Мы перестали переписываться, потом она вышла замуж, а я женился: оба мы решили свою судьбу бездарно, оба скоро развелись и теперь снова пишем друг другу, раз в год видимся и думаем, не сделать ли петлю и довести до конца то, что собирались». Человек не может вернуться назад, он способен только «сделать петлю». Циклы — это циклы. Циклы не есть обратимость линейного.
Еще один герой внешнего круга, Миша Берлин, помогающий главному герою переводить дневники Жака де Сертана с бретонского, тоже хочет прошлого. Его отец был арестован, когда Мише было два года, в семье сложился культ отца. Дневники де Сертана, его судьба, напоминали Мише судьбу отца. Однако, как уже было сказано, линейное время не имеет обратимости. В конечном итоге, Миша тоже «делает петлю» - эмигрирует на родину своего отца.
Время неразрывно связано с пространством. Пожалуй, человеку и вовсе сложно помыслить время само по себе, без пространственной привязки. В Библии есть не только символичное, в какой-то степени даже святое, время, но и святые места. Россия не является святым библейским местом. Шаров это понимает и даже упоминает в «Репетициях», что аналог святого места – не святое место, но лишь его образ.
Никон лишает библейскую историю линейности и повергает в хаос повторений. Не идентичных повторений, которые могли бы уничтожить Время и вывести в Вечность, но повторений по аналогии. Вот это теперь и есть реальность как в пространственном так и во временном плане.
Даже любовная история, которую мы наблюдаем в «Репетициях», история отношений Рут и Ильи весьма показательна. Сразу Рут получает не Илью, но его, более или менее, удачный аналог. Потом и Илья получает не Рут, но ее аналог, Анну. Примечательно, что последний еврей в книге – Исайя. Как известно, пророк, носивший это же имя, пророчествовал о приходе Мессии. Так что то ли еще будет. Можно еще порепетировать.
Я убеждена, что хорошего актера (как и хорошего игрока) отличает не умение вжиться в любой образ (погрузиться в игру), но умение выйти из этого образа (вернуться во внеигровую реальность). Если актер не может выйти из образа (игрок не может вернуться из игровой плоскости), то игра перестает быть игрой и становится жизнью. Это и происходит с крестьянами, отобранными де Сертаном. Для них происходящее не является игрой. А потому у этого не может быть финала. Хотя реальность для каждого конкретного человека схлопывается, заканчивается, в момент смерти, для группы людей смерть – это смерть всех до единого. Ведь общность становится общностью там, где есть некая идея. И пока хотя бы один сохраняет идею, этот один может создать массу.
Тут я вспомню Алексея Федоровича Лосева, который считал, что идея как смысл – категория вневременная, так как идея не имеет развития, она статична. Ибо смысл, чтоб оставаться собой, должен быть неизменен. В противном случае, при трансформации смысла, меняется сама идея, мы имеем дело с совершенно другой идеей.
Во времени, конечно же, статики нет, потому что время не принимает неизменности.
Герои «Репетиций» живут идеей, погружаются в нее. О каком историческом времени, христианском времени, линейном тут может идти речь?
Однако, есть еще мифологическое время, время циклов. Суть этого времени – повторяемость, а не изменчивость. При этом, мифологическое время, в некотором смысле, есть временем природы, которой тоже присуща цикличность.
Теперь вспомним вечное возвращение Фридриха Ницше. Этот концепт предполагает, что будущее и прошлое постоянно сменяют друг друга, сливаясь воедино. Он же говорил, что сильный человек приемлет нелепость жизни. То есть сама идея вечного возвращения не должна быть для всех подавляющей, не должна обязательно быть толчком для перенапряжения, безумия, попыток разомкнуть круг.
Однако, репетирующие герои Владимира Шарова не могут принять цикличность, они хотят выйти за ее пределы, хотят финала, хотят Второго пришествия. Парадокс в том, что смысл должен быть неизменен, но он же должен изменять окружающее. В этом плане интересно вспомнить, что Суворина в «Репетициях» интересует то, как идея трансформируется под воздействием жизни, а не как жизнь трансформируется под воздействием идеи.
Конечно, можно еще долго развивать эту тему. Я уже злоупотребляю вашим вниманием, поэтому перейду к итогам.
Самое хорошее в «Репетициях» Шарова то, что он уловил и передал нерв православной культуры, а именно: показал, что в ней заложено стремление к тому, чтобы все становилось все более и более плохим, так как «плохость» - предвестница Конца. Того самого, который дарует Благодать.
Кроме того, в «Репетициях» можно ощутить эту безумною кентавр-систему славянства: с одной стороны, есть западное стремление двигаться вперед, линейно, но с другой – какое-то очень восточное тяготение к цикличности и восприятию ее в негативном ключе. Потому на выходе мы имеем своеобразное желание вырваться из колеса Сансары. Не выйти из него, избавившись от желаний, нивелируя собственное Я, как предлагает буддизм, но именно активно вырываться из колеса Сансары, ЖЕЛАТЬ вырваться. Вырваться, утверждая свое народное Я, вырваться всей толпой. Герои «Репетиций» разными способами хотели ускорить свое движение из точки А в точку Б, но на деле они лишь раскручивали свое колесо.
Есть книги для того, чтобы чувствовать, а есть для того, чтобы думать. «Репетиции» Владимира Шарова, безусловно, относится ко второму типу.
Учитывайте то, что все вышеизложенное – мое виденье текста и может не совпадать с мнением автора ;)

XVII век. На Руси правят Романовы, маленький Никита взрослеет, несмотря на тяжелую долю. Уже будучи взрослым он вынашивает идею о Новом Иерусалиме, строит монастыри в России, проводит реформу православия в России по западному образцу. В церковной жизни он зовется Никоном. Россия в предчувствии конца света, который по предсказаниям должен свершиться в 1666 году. Люди массово закупают гробы и спят в них. Никон верит, что может приблизить второе пришествие Христа, и пытается ускорить и перенести это знаменательное событие на русскую почву. Он затевает грандиозную постановку с участием непрофессиональных актеров. В этом ему помогает некий малоизвестный французский драматург Сертан. Но постановка срывается из-за ссылки Никона. На этом историческая фабула заканчивается и начинается притча. Актеры при участии Сертана продолжают репетировать второе пришествие Христа, и их всех ссылают в Сибирь, где вскрываются разногласия во взглядах на религию и постановку. И все бы ничего, роман эпический, барочный, тяготеющий больше к модернизму, чем постмодерну, но не дает покоя эта круговерть событий в Сибири. Все идет по кругу, евреи скитаются, апостолы не дожидаются пришествия Христа. И создается ощущение, что история движется по кругу. Даже путь бегущих евреев ведет не куда-нибудь, а к началу, откуда пытались бежать. А люди пытаются играть роли в грандиозном спектакле, навязанные теперь уже кем-то свыше. В итоге можно прийти к выводу, что история всего лишь фикция, а мы играем навязанные нам кем-то роли, а события и судьбы людей движутся по кругу. И почему бы тут не вспомнить роман «Сто лет одиночества» Маркеса, где Урсула делала подобные выводы.

Новый Иерусалим Владимира Шарова

Бермудский треугольник Веры, Смерти и Заблуждения.

Вопрос веры очень щепетильный, даже интимный. Это настолько индивидуально, что по правилам этикета лучше не затрагивать эту тему при разговоре. В кого верить, как и самое главное вообще зачем – каждый решает сам исключительно наедине с самим собой. Но… вообще, это «но» встречается везде и регулярно портит лучезарный образ частного мировоззрения.

Перегибы. Они меня пугают. Что в одну, что в другую сторону. Полное отрицание божественного или поклоны до фанатизма. Когда вы только рождаетесь, вам навязывают роль, согласно социальному проекту государства, ваше личное мнение, увы, зачастую никому не нужно. Да даже верить вам разрешают по строго ограниченным канонам. Думаете, что если вы не покрыли голову в церкви или посетили ее в брюках, это повлияет на силу веры в Бога? Нет, многие условности – это пережиток времени, те правила, по которым еще с давних времен почему-то решили именно так креститься, молиться и жениться. Риторический вопрос, возбуждающий кучу дискуссий, а порой даже и церковные войны, казалось бы при полном штиле.

История Сибири была историей раскола, сосланные или бежавшие сюда из России староверы были первыми, кто начал осваивать и распахивать ее. Здесь, в Сибири, в них нуждались и умели сквозь пальцы смотреть на то, сколькими перстами они крестятся, умели забывать про посолонь, не трогали и не мешали их вере. В глухих же медвежьих углах, которых и до сего дня немало уцелело в Сибири, они и вовсе по веку и более жили сами по себе, думали, молились, славили Бога, и никто даже не знал, что они есть, и они ни о ком не знали.

Итак, автор книги - историк. И поэтому повествование ведется с точки зрения его изучения истории Сибири через найденные рукописи некого Сертана – актера, которого нанимают для постановки второго пришествия Христа. Его наниматель патриарх Московский – Никон, всеми нами известный из уроков истории, при котором произошел церковный раскол. До сих пор я не понимаю, для чего была проведена эта реформа, но так как власть церкви всегда была достаточно сильна и, безусловно, влияла на монархов, то приходит на ум только для еще большего увеличения церковного влияния, или ослабления действующей власти своим разделением верующих. Мы можем изучать историю глобально, но и можем на отдельно взятом примере. Этом. Постановке второго пришествия Христа в Новый Иерусалим.

Сертан и все, кто выл рядом с ним в Новом Иерусалиме, думали, что его постановка будет сыграна лишь один раз, но она не была сыграна ни разу, и это дало ей жизнь, отсюда можно сделать вывод, что неосуществившееся часто может жить долго, а то, что сделано, почти сразу умирает, - природа, пожалуй, подтверждает это правило.

Постановка не состоялась, все, кто участвовали в репетициях нового пришествия, были сосланы в Сибирь на поселение. Им бы успокоиться и сосредоточиться на своем выживании, но нет, тут многолетняя репетиция роли для каждого человека вросла уже в реальную жизнь. Вера во второе пришествие разрослась до масштабов целенаправленной обреченной судьбы всех «артистов», причем такой, где назначают Христа, истребляют евреев и следуют за апостолами, передающими свои роли по наследству.

Выскажу крамольную мысль, крутившуюся у меня в голове во время чтения – а не кажется ли вам, что данный вид коммуны объективно напоминают обыкновенную секту? Есть общая идеология, распределены все роли и полное сознание «лишних» людей сосредоточено на глобальной жертве во имя чего-то важного по вселенским масштабам. Часть ролей истреблялось воистину из условно «добрых» побуждений, после которых ну уж точно Господь обратит внимание на человечество, существующее в отдельно взятой группе.

Безусловно, как исторический артефакт данные оформленные записки представляют собой интересное чтение. Образ патриарха, возомнившего себя почти Отцом всех и всея, освоение Сибири, да и пожалуй все. Все описание репетиций, роли, слияние личности и личины, а также геноцид в отдельно взятой постановке, ради чего-то – лично у меня вызывало ощущение замкнутого круга, когда абсурдность ситуации вызывает недоумение. Но видимо в контексте того времени, выживаемость в трудных, нечеловеческих условиях, абсолютно стирало человеческое обличье и только игра определенной истории давала видимость человечности. Убивать ради еды, пропитания и выживания – это по-звериному, но а если снабдить действия идеологией, то это уже позволяло обосновать спасение души, во имя спасения мира.

Я сознательно оставила напоследок главный лейтмотив «Репетиций» - истребление богоизбранного народа. Вообще в Библии множество подтверждений геноцида, истребление того или иного народа в связи с их верой. Убийство одних другими - это даже не принцип выживания. В книге как раз и происходили вспышки массового убийства в тот период, когда было все относительно спокойно. Моральное колебание в Библии зачастую не воспринимается нормами, действующие здесь и сейчас. Так что все, как говориться, относительно.

Если говорить о структуре книги, то она бессистемна. Немого философии, исторические вставки и сами дневники Сертана, как основа всего исследования. Видно по тексту, что автор просто обладая определенными находками, знаниями и выводами, готов поделиться с миром этой информацией, порой субъективной, порой довольно глубокой, но узкой и масштабной одновременно. Иногда болото засасывало, но часто просто текст бегал по кругу, как и общая постановка из века в век, отыгрывая одну и ту же пластинку, обреченная на понимание избранными. Да и книги о Вере, Церкви и религии очень субъективны, с каждым новым поколением оцениваемые по-своему. Доказано историей.

Прочитано в рамках игры Долгая прогулка. Закон инерции. Август 2019.

Как невероятно сложно сказать что-то вразумительное о книге, которая вообще не пошла от слов «Ни как!», «Даже сквозь зубы!» «Даже через абзац/страницу»! Если бы это можно было сделать, я бы на эту книгу взяла академический отпуск, как в своё время поступил Шаров с Плехановским институтом. А ещё всё отягощается тематикой книги – философия!!!!! Плюс РЕЛИГИЯ!!!! Не имею ничего против, но преподнесено всё очень скучно и нудно! И это всё создает нам ощущение не 272 стр, а всей 1000!
Я поступила с книгой, которой не пошла никак, как с любой подобной – я читала её сама, когда уже всё, буквы лезли из ушей – на уши я и переключалась – я книгу начинала слушать. Но мозг хитрый, он просто переставал воспринимать то, что слышат уши. И в итоге как в школе – что вы сейчас прочитали, кто перескажет – и тишина, потому что никто не понял, что сейчас было прочитано. Всем, кто осилил данное творение надо выдавать премии! Шаров был награжден литературной премией "Русский Букер", а нам, читателям, надо "за невероятную стойкость! И за потрясающую силу воли!"
Но у всего есть и хорошее, и плохое. В нашем случае – вы хотите выспаться? Вам завтра рано вставать и надо рано лечь – пожалуйста, берите данную книгу! У вас не будет вышеперечисленных проблем!

Если бы не Оливер Рид, то я вряд ли взялся за это произведение. Роман, написанный в последние годы существования СССР, поднимает множество сложных вопросов, а так же содержит множество изменчивых персонажей.

Откровенно говоря, читать этот роман морально тяжело. История начинается с главного героя, который предается воспоминаниям и резюмирует то, чему научился от Сергея Ильина и некоторых профессоров, которых повстречал в своей жизни. Далее герой находит дневник французского театрального режиссера Жака де Сертана, написанный в 1667 году и читатель переносится в дневниковую историю, которая местами кажется полнейшим абсурдом.

Как итог, книга читается тяжело из-за обилия исторических вставок (которые, надо заметить, скорее всего достоверны, так как Шаров был кандидатом исторических наук) и религиозных рассуждений. Я не верующий, не знаком с содержанием священных писаний и не знаю историю появления Иисуса Христа, поэтому приходилось отрываться от чтения, делать заметки и гуглить эти моменты.
После завершения чтения, мне показалось, что автор настойчиво просит читателя уяснить одну мысль - людей убивают не только за их убеждения, но и за роли, в которые их обличает история, а не их собственное желание.

_________________________________________________________
"Долгая прогулка - 2019", июль, основное задание
команда "Коробка под мостом".

Патриарх Никон строит Новый Иерусалим и устраивает репетицию второго пришествия Христа. Православные играют роль апостолов, учеников Христа, евреев, римлян и т.д., главной роли, конечно, ни у кого нет, всё ждут конца света, и "спектакль" должен ускорить его... Замысел срывается, всех арестовывают и отправляют в Сибирь, но и там они продолжают репетировать, а потом их дети и внуки, и так до двадцатого столетия... "Евреи" становятся почти настоящими евреями, соблюдают субботу и другие обычаи, римляне живут обособленно, а главная власть сосредоточена в руках апостолов.
Вся их жизнь проходит в репетициях и ожидании... В истории этой секты можно увидеть историю и судьбу всего человечества.
Роман необычайно хорош. Теперь хочется прочитать другие книги Шарова.

Мизансцены

Религия, поклонение, Бог и всё такое прочее само по себе не плохо, но реализовано на практике крайне скверно. Не было ни одной религии, которая бы по факту не представляла из себя культа карго, держащегося на случайностях, совпадениях и невежестве.

«Репетиции» Шарова это такая гротескная модель любой религии. Мы имеем ожидание чего-то и пытаемся это приблизить совершением ритуальных (читай — бессмысленных) действий. При этом совершение этих действий в итоге нас отдаляет всё дальше и дальше от изначальных целей, т.к. вместо того, чтобы взять и построить рай на земле, прилагая к этому соответствующие усилия, люди ленятся и погрязают в культе карго, который всё дальше и дальше этот реальный рай удаляет, при этом забирая немало усилий, которые могли бы быть направленны на непосредственную реализацию цели. В поисках волшебной таблетки мы тратим усилий больше, чем нужно на достижения цели напрямую.

Можно отказаться от мира и изолироваться в своей закрытой общине, которая будет разыгрывать, что всё хорошо, но это больше напоминает игру в гляделки с ребёнком, который прячет глаза ладонями, ничего не видит и думает, что и его никто не видит. Избирательный солипсизм на практике не работает.

Идея репетирующих примерно такая, что если воссоздать точные условия, послужившие причиной событию, то это событие обязательно повторится, чем и занимаются герои книги на протяжении всей книги, охватывающей историю протяжённостью в 300+ лет. Как и положено любой религии её адепты периодически устраивают геноцид евреям. Евреев по разным причинам периодически пытаются истребить, в итоге евреи пытаются убежать, за ними пускаются в погоню, трупы со всех сторон, но в итоге все всё равно оказываются в исходной точке (хоть и меньшим составом) и продолжают начатое. Такая вот мизансцена разыгрывается на протяжении всей книги, меняясь лишь внешним антуражем под стать эпохе.

Идея второго пришествия Христа мне всегда нравилась своей абсурдностью. Если Христос придёт во второй раз, то его точно так же распнут и будут ждать следующего пришествия, чтобы опять распять. Никогда не быть ему живым царём, роль Христа — умирать. Герой должен быть мёртвым, иначе он станет ненавистным диктатором и всё волшебство пропадёт.

Я не знаю зачем я прочитал эту книгу и понравилась ли она мне или не понравилась. Наверное, с самой схемой нельзя не согласиться; как художественное произведение — достаточно сомнительно. Язык сухой, обрывочное повествование, можно бы было списать на авангардность или какой модернизм, но тут вроде этим не пахнет. Короче, я не знаю, но по сложившейся традиции возьму следующую книгу и буду тоже её читать. Наверное, я читающий.

Долгая Прогулка 2019.
"Орден святой прокрастинации им. Потебни"
Вечная слава отцу нашему grausam_luzifer , верховной покровительницы всея прокрастинации irinuca и нашему тотемному чёрно-бело-полосатому символу grumpy-coon .
Ave! Трижды Ave!

Я человек не особо верующий, в силу определенных обстоятельств, и книги о религии на дух не переношу, но пришлось прочитать. С первых же строк книги нас, как котят в воду, кидают прям таки в проповедь о том как мы должны любить Бога и как слаб человек. Я даже полезла в интернет проверять правильная ли у меня книга. Увы, правильная. Продралась я через эти страницы и благополучно закрыла книгу на две недели. Трудный в этот раз кактус...
И вроде дальше стал проглядываться какой-то сюжет, но повествование такое вялое и невнятное, что даже толком не заинтересоваться историей. Автор перепрыгивает с одного на другое, так что порой сбивает с толку, нет какой-то выстроенной логики повествования.
В основном суть в том,что когда-то жил патриарх Никон ( в этом плане мне можно заливать любую ерунду, я все равно не в курсе, но автор книги - кандидат исторических наук,поэтому поверим) и был он чрезвычайно амбициозным и решил ни больше ни меньше, а ускорить второе пришествие Христа на землю. Отстроил Новый Иерусалим, набрал актеров и давай репетировать сценки из Библии. Но все пошло не по плану и актеры были отправлены в Сибирь. Тут то и начинается самая наркомания, они и их потомки так и продолжают отыгрывать сценки из Библии, "настоящие" гонения евреев, убийства и все такое прочее. Этакая особо шизанутая секта. И примерно на этом моменте я совсем перестала понимать книгу. Вроде говорили о месте человека в жизни, о смысле этой самой жизни, а все съехало в какой-то гротеск и абсурд. А ведь в отзывах на книгу я читала что-то в духе "потрясающий роман о цикличности истории", скорее это потрясающий бред на недорелигиозную тематику. В общем отличная книга, если хотите вскрыть себе мозг. Хорошо хоть не очень большая. Ну и я в который раз убеждаюсь, что Букер дают людям, которые пишут очень странные книги.