От паники, завладевшей мною, перехватило дыхание.
Я лишь слегка подражал им. От подражания до карикатуры всего шаг.
Муха сумела обмануть всех, великолепно вписавшись в осиное гнездо. Они думали, будто я такой же, как они. Правильный.
Но чем дольше я разыгрывал этот фарс, тем сильней ощущал себя непохожим на других. Грань, отделявшая меня от них, становилась все отчетливее.
Где-то в тропиках живет муха, которая прикидывается осой. У нее четыре крылышка, как у всех мух ее вида, но она держит их друг над другом, и со стороны кажется, будто их всего два. У нее такой же черно-желтый полосатый животик, усики, выпуклые глаза и есть даже ложное жало. Она никого не трогает, она безобидная. Но из-за сходства с осой птицы, ящерицы, даже люди боятся ее. Она может спокойно залетать в осиное гнездо, в самые опасные места, и никто ее не узнает.
Я все делал не так.
Теперь ясно, как следует поступать.
Подражать самым опасным.
Один я был счастлив, с другими же приходилось играть роль.
И это иногда пугало меня. Выходит, всю жизнь теперь придется подражать им?
Старшеклассник, он никогда не обижал малышню. Для него эти ребята были словно клещи в матрасе. Они существуют, но ты не видишь их.
И потом, я вообще ненавидел концы. В них все должно, плохо ли, хорошо ли, приходить в порядок. Мне нравилось рассказывать о беспричинных столкновениях между инопланетянами и землянами, о космических путешествиях в поисках пустоты. Мне нравились дикие животные, которые не задавались никакими вопросами и вообще не знали, что умрут. Меня бесило, когда папа и мама, посмотрев какой-нибудь фильм, начинали спорить о его финале, словно это была вполне реальная история, а все остальное не имело никакого значения. Что же выходит, в настоящей жизни тоже важен только конец? Жизнь бабушки Лауры ничего не значит и важна только ее смерть в этой гадкой больнице?
От подражания до карикатуры всего шаг.
И потом, я вообще ненавидел концы. В них все должно, плохо ли, хорошо ли, приходить в порядок.
Почему я должен ходить в школу? Почему так все устроено? Рождаешься, ходишь в школу, работаешь и умираешь? Кто решил, что это правильно? Разве нельзя жить по-другому? Как первобытные люди? Как моя бабушка Лаура, которая в детстве не училась в школе, а учителя приходили к ней домой? Почему и я не могу учиться так же? Почему меня не оставят в покое? Почему я должен быть таким, как все остальные? Почему не могу жить отдельно в каком-нибудь канадском лесу?
Очень неприятно, когда люди видят, что тебе плохо. И если человек умирает, значит, он хочет, чтобы его оставили в покое.
Если другие не оставляли меня в покое, если слишком наседали, кровь вскипала во мне, захлестывая желудок и переполняя все существо до самых кончиков пальцев, и тогда я сжимал кулаки и реагировал.
Мне повезло, что у меня такой отец, как ты, который не мешает приобретать свой собственный жизненный опыт, и ошибаюсь, почти всегда меня поддерживает.
— Без юмора жизнь печальна, — произнес я.
В классе я только и делал, что считал минуты до выхода из этой тюрьмы.
Один я был счастлив, с другими же приходилось играть роль.
Отлично. Притворюсь нормальным ребенком без проблем. Не так уж трудно обмануть его. Я точно знал, что думают другие, что им нравится и чего они хотят.
Я делался неприметным подобно сардине в банке среди других сардин. Мимикрировал, точно насекомое среди сухих веток. И научился сдерживать свой гнев.
Теперь никто больше не мог достать меня.