Продолжение книги «Урман».
Не без труда удалось Кудеславу перебраться из глухоманной вятской общины в Навий Град, который еще очень не скоро получит громкое имя Господин Великий Новгород. Однако и в новом краю то ли боги ведомые и неведомые а то ли сама судьба не дает Урману зажить обычной спокойной жизнью. Что-то непонятное и очень тревожное потянулось за ним из родных чащоб в Приильменье. И над миром все разгорается проклятое ржавое зарево. И опять не разберешь, кто твой друг, а кто враг.
Ведь подозрения — они, как иная хворь, горазды перекидываться с заболевшего на здоровых.
Оправдываться означает унизить себя безо всякого толку. Чем напрасней напраслина, тем труднее от нее отмыться, причем веры оправдывающемуся всегда меньше, нежели страстному обвинителю.
Дурна норовом судьба человеческая, сварлива, обидчива, мстительна как-то безалаберно и несправедливо… Говорят, с глазами у ней неладно — именно потому она сплошь да рядом не замечает великие проступки, а за плевый никчемный частенько изводит вусмерть. Но всего вернее, что вздорность доли-судьбы объясняется проще простого: баба она, судьба-то, и все тут.
С особенною же злобой отмщается доля тем, кто на нее пеняет да ропщет. Вот лишь подумай, будто хуже, чем нынче, тебе уж не сможет сделаться — и судьба беспромедлительно расстарается доказать обратное. И ведь докажет!
Голова — это посудина совсем особого рода: сколько в уши не напихивай, а если меж этими самыми ушами изначально была пустота, то полнее уж и не станет.
Наисильнейшее, наимогутнейшее ведовство, неподвластное ни разуму, ни явным да неявным силам, ни богам, — это и есть любовь.
А может, нет: вести и безо всякой там ведовской помощи умеют разбегаться куда попало с прытью, недоступной ни людским, ни конским ногам (диво общеизвестное, хоть разумного объяснения ему нет).
Ты бы еще хуже себя обязал, когда б отказался. Нельзя оттолкнуть, если с чистой душою дарено…
Да, занятья-помыслы у этих свеев мирные, но разумение правильное: при крепких стенах и мир крепкого крепче.