Хорошие вещи всегда утешение.
Все виновные попрячутся за чужие спины. И даже сами поверят, что не виноваты.
Он умрет, так и не увидев ни одного боя своей войны.
Один важен так же, как и миллионы. Каждый хочет жить и продолжать жизнь. Это же так понятно! Надо когда-то и где-то остановиться. Почему же не здесь, не сию минуту! Иначе все было напрасно – все жертвы: и ваши братья, и ваши дети. Зачем плодить зло!.. Когда же мы поймем, наконец, что должны похоронить ненависть и злоупотребление силой…
Ютта. Мама умирает, поэтому отец здесь. Врач сказал, не больше нескольких дней.
Рихард. Она ранена?
Ютта. Нет.
Рихард. Отчего же тогда она умирает? (Он вырос в военное время, знает только про смерть от ран.)
Ютта. Умирают и от болезней, Рихард!
Рихард. Да. На войне об этом совсем забываешь. Что с ней?
Рихард. Фюрер не хотел войны
Йозеф. Но он ее начал. И он ее проиграл!
Рихард. Что?
Мать. Йозеф, ради Бога, тише! (Испуганно оглядывается.)
Йозеф. Он ее проиграл. Это все знают. Посмотри вокруг себя. Разве так выглядит выигранная после пяти лет сражения война?
Рихард. Фюрер не верит, что война проиграна.
Йозеф. Он не хочет верить.
Анна. Они боятся ответственности за поражение... Но не страшатся ответственности за дальнейшее бессмысленное убийство людей.
Росс. Да. Это соответствует понятию: национальная честь.
Анна. А какому понятию соответствовали концлагеря?
Росс. Национальная безопасность.
Росс. Вероятно, боятся ответственности. Анна. За мир? Росс. За поражение.
- В конце концов, кто вы такой? Заключённый, военный или эсэсовец?
- Человек. Хорошо, если бы все мы попытались снова стать людьми.
Анна (смотрит на него, говорит медленно). Ответственность за поражение они брать на себя не хотят, а ответственность за то, что людей продолжают бессмысленно убивать, берут?
Росс. Да. Это у них относится к понятию "честь нации".
Сплетням верят охотней, чем всему другому.
Речь всегда идет о матери или брате. Или о сыне, или отце, Рихард! Только понимать начинаешь, лишь когда это твои родные.
Шмидт. Ваше имя?
Кох. Заключенный номер 87112, господин обершарфюрер.
Шмидт. Нет, не номер, фамилия.
Кох (без выражения, как что-то, что он говорил уже тысячи раз). Я - грязная еврейская свинья!
Шмидт. Нет, не это! Ваше имя, ваше настоящее имя!
Кох. Я - грязный еврей.
Шмидт (теряя терпение). Нет! Ваше прежнее имя, человеческое!
Кох (молчит. Потом поднимает глаза). Человеческое?