Отец искренне верил, что невежество порождает страх, а страх парализует.
Он видел в окнах свет и движение и понимал, что люди в эту ночь жили своей обычной жизнью, заваривали чай и составляли отчеты, занимались сексом и читали книги, смотрели телевизор и ссорились или мирно испускали последний вздох в своей постели.
Она отделила плоть мелодии от костей, и сэмплы теперь отдавались эхом в полой грудной клетке, в самой утробе ритма.
Кровь гуще воды.
Ничего особенного, что так много людей могли ошибиться одновременно.
«Разве это не странно и не грустно? — думал он. — Только узнав, что мой отец — не отец мне, я понял, каким идеальным отцом он был?.. Вот она, твоя диалектика, па», — подумал он и невольно улыбнулся.
Отчужденность давалась ему легко и казалась честнее.
Но это не был мой Рубикон. Это был мой Стикс. Я должен был погибнуть. Я должен был стать утонувшей крысой. Может быть, и стал. Я думал об этом. Может быть. Я никогда бы не сделал этого, может быть, это просто ненависть, пропитавшая меня до костей, держала меня на поверхности и заставляла бороться.
Знаешь, от себя не отмоешься.
Ловушка остается ловушкой, пока ты о ней не знаешь. Если ты предупрежден, это уже не ловушка, а задача, которую нужно решить.
Если не касаться ни верхней, ни нижней границы дозволенного - тебе нечего бояться.