Уолтер Миллер-младший (1922–1996) написал три десятка повестей и рассказов — и всего-навсего ОДИН роман. Однако именно этот роман — «СТРАСТИ ПО ЛЕЙБОВИЦУ» — навеки внес его имя в «золотой фонд» мировой фантастики. Роман этот, «Страсти по Лейбовицу», удостоенный премии «Хьюго» за 1960 г., вошел в историю научной фантастики XX в. как книга не просто великая, но — ЗНАКОВАЯ, стоящая в одном ряду с «Дюной» Фрэнка Герберта, «Левой рукой тьмы» Урсулы Ле Гуин и «Чужим в чужой земле» Роберта...
Люди придумывают вопросы, основываясь не на том, что может быть истиной; нет, они измышляют их на основе того, что могло бы стать сенсацией.
Бог не радуется боли. Небеса радуются стойкости души, вере, надежде и любви, несмотря на телесные недуги. Боль - словно искушение наоборот. Бог не радуется плотским соблазнам. Он радуется, когда душа преодолевает их и говорит: "Изыди, Сатана". То же самое и с болью - часто она является искушением, которое ведёт к отчаянию, гневу, утрате веры...
Попроси о знамении, а потом побей его камнями - de essential hominum (сущность человеческая - лат.)
Сталь стонет, когда ее куют, она задыхается, когда ее закаливают. Она трескается, когда ее чрезмерно нагружают. Я думаю, даже сталь боится, сын мой.
Когда мир погрязал во мраке или гнусности, можно было верить в совершенство и стремиться к нему. Но когда мир осветился разумом и богатством, он начал ощущать узость игольного ушка
Это произойдет с помощью насилия и переворота, с помощью огня и неистовства, потому что никакие изменения не происходят в мире спокойно
Никто из нас «не может» по-настоящему. Но мы должны попытаться, и мы попытаемся
Они снова пришли к уничтожению этого сада Земли, цивилизованного и исполненного знанием, чтобы снова разорвать его на части, чтобы Человек снова мог надеяться, погрязая в отвратительном мраке.
Сколько весит мир? Он взвешивает, а сам взвешиванию не подлежит. Иногда его весы врут. На одной чаше весов - жизнь и труд, на другой - серебро и злато. Никогда не уравновесишь. Но, безжалостный и неумолимый, он всё продолжает взвешивать, причём часто теряет жизни и изредка - крупицы золота.
Вероятно, люди должны какое-то время посмотреть на ошибку, повертеть её в руках - прежде чем научатся отличать её от истины. Главное, чтобы они не набрасывались на неё, словно голодные, только потому, что у ошибки более приятный вкус.
Мыслью можно управлять лишь в той мере, пока приказы соответствуют тому, что и так подтверждает разум, иначе не добиться подчинения.
Хмурый взгляд аббата, как успел отметить брат Фрэнсис, являлся источником лучистой энергии, которая пересекала пространство с конечной скоростью и приводила к увяданию поглощавшего ее объекта - обычно послушника. Природа этого эффекта изучена не была.
Мы хороним ваших мертвецов и их репутацию.
Мы хороним вас. Мы - века.
Рождайтесь, втягивайте в себя воздух, орите от шлепка врача, становитесь мужчинами, на краткий миг ощутите себя богами, чувствуйте боль, рожайте, недолго сопротивляйтесь, умирайте.
(Умирая, тихо уходите через заднюю дверь, пожалуйста).
Когда на массовые убийства отвечают массовыми убийствами, на изнасилования - изнасилованиями, на ненависть - ненавистью, нет смысла спрашивать, на чьём топоре больше крови.
Если человек не знает о том, что что-то плохо, и действует по неведению, на нём нет вины - в том случае, если простая логика не доказывает ему то, что он поступает неправильно. Однако хотя неведение может извинить человека, оно не извиняет поступок, дурной сам по себе. И если я допущу, чтобы человек сотворил зло по неведению, то вина падёт на меня.
Искренность - вот в чём ужас. Издали противник кажется извергом, а при ближайшем рассмотрении выясняется, что он не менее искренний, чем ты. И самый искренний - Сатана.
Если хочешь управлять мыслью, насколько вообще возможно, следует приказывать повиноваться лишь тем указаниям, которые хоть как-то обоснованы. Если отдавать противоречивые приказы, повиновения не жди. Как и всякий мудрый правитель, аббат Аркос не отдавал напрасных распоряжений, если возможно было повиновение, а не принуждение. Лучше избрать другой путь, чем отдавать неэффективные приказы.
На расстоянии противник кажется воплощением зла, но когда сблизишься с ним, видишь, что он истово предан делу не меньше тебя. Может, сатана был воплощением преданности.
Говорят, что бог, желая испытать людей, которые преисполнились гордыни, как во времена Ноя, приказал тогдашним мудрецам и, среди них, блаженному Лейбовичу изобрести могучее средство войны, какого никогда не было на земле, причем такой силы, чтобы оно заключало бы в себе настоящий адский огонь. И что бог предложил этим людям вложить сие оружие в руки своих князей и сказать каждому князю: «Только потому, что твои враги имеют такое же оружие, мы изобрели его для тебя, для того, чтобы они знали, что у тебя оно тоже есть, и боялись напасть. И теперь, наш господин, ты боишься их в той же мере, как и они тебя, так что никто не сможет спустить с цепи это страшное чудовище, которое мы сотворили для тебя».
Но князья, пропустив слова своих мудрецов мимо ушей, сказали каждый самому себе: «Если я нападу быстро и тайно, я уничтожу тех, других, пока они спят, и некому будет нанести ответный удар. Весь мир будет моим».
Вот какую глупость придумали князья. И тогда начался Огненный Потоп.
— В чем истина? — тихо спросил он. — Чему верить? Или это вообще неважно? Когда на массовые убийства отвечают массовыми же убийствами, на насилие насилием, на ненависть ненавистью, тогда нет больше смысла в выяснении того, чей меч больше залит кровью. Зло плодит только зло. Есть ли какое-то оправдание нашей «полицейской акции» в космосе? Откуда нам знать? Конечно, нет никакого оправдания тому, что сделали они. Мы знаем только то, что нам говорят, и мы пленники этих слов. Их радио должно говорить лишь то, что меньше всего огорчит их правительство, наше сообщает лишь то, что приятно слушать нашей патриотической самоуверенной черни, а это, по какому-то странному совпадению, именно то, что правительство хочет нам сообщить — и в чем же разница? Боже милостивый, да тут должен быть миллион жертв, если они по-настоящему ударили по Тексаркане. У меня ощущение, что я вещаю в пустоту. Жабье дерьмо. Ведьмин гной. Гангрена души. Ты понимаешь меня, брат? И Христос дышит вместе с нами тем же воздухом, пропитанным запахом падали. О, как он кроток, наш Всемогущий Господь! Что за бесконечным чувством юмора он обладает, коль скоро стал одним из нас — распятый на кресте еврейский Шлемиел, как и любой из нас. О, Бог Исаака, Иакова и Бог Каина! Почему они снова делают одно и то же?
Пламя, самый приятный из четырех составляющих элементов мира и в то же время символ ада.
Всегда где-то кого-то прибивают гвоздями к кресту и возносят его над толпой, и когда вы опускаете глаза, взвиваются плети…
Любители кошек не рaзбирaются в них. Если ты их знaешь, ты не можешь обожaть всех кошек, a тa, к которой ты привязaн, если ты знaешь их, - кaк рaз тa, которaя не нрaвится любителям.
Итaк, доктор Корс, будете ли вы утверждaть, что боль - кудa более стрaшное зло по срaвнению с зудом?
ЖЕНЩИНА-РЕПОРТЕР: Можем ли мы вас процитировать, вашу точку зрения?МИНИСТР ОБОРОНЫ: Конечно, мадам, но только в моем некрологе — не раньше.ЖЕНЩИНА-РЕПОРТЕР: Благодарю вас. Я заблаговременно подготовлю его.