Рецензии на книгу «Московский гамбит» Юрий Мамлеев

Не очень мне, конечно, хотелось закрывать первую сотню развлекательным по сути своей романом, но уж коли вдохновение посетило, душить его —дело довольно омерзительное, чёрт с ним. Итак, что понравилось? — лёгкость (слегка, впрочем, корявенького временами) языка, не призывающего корпеть и вчитываться, почти идеальная книга для отдыха (прочитал — поставил на полку — забыл о) и проч. и проч.
Что увлекло? — традиционно (можно сказать сие своеобразный ритуал, просто-таки — воплощённое конфуцианство) — смешная эта «настоящая литература» в аннотации. Ребята, ну это даже не ранний Маркес, какая литература-то? Вы шутите так, или что случилось вообще? Метафизика, да. Бхагавад-гита. Шримад, я бы даже сказал, Бхагаватам. С одной стороны, можно подумать, что сие — своего рода сатира, коей впрочем, полно. К примеру:

— Да, конечно, о нем много всяких легенд и побасенок ходит. Например, дескать, устроили ему с большим трудом частные уроки, итальянского, он же знает языки, для дочери какого-то академика. По высшему счету. Мол, известный человек, Бодлера, Рембо и Петрарку переводит, почитайте «Иностранную литературу». А потом в назначенный час раздается звонок в эдакую роскошную квартиру академика. Мамаша с дочкой умильно открывают: все-таки учитель, не кто-нибудь, а переводчик Петрарки. И входит Трепетов. Два-три неуверенных шажка по импортному ковру и бац — падает. И блюёт на ковер. Явился: учитель…

Но ведь пришёл Мамлеев к Толстой (не помню имени) и какой-то там Дуне (а тут забыл фамилию) в «Школу злословия» эту прелестную, стали они дискутировать, вспомнилась история: выпил у Толстой некий, прости Господи, нонконформист духи в туалете, говорит, — боролся с буржуазией в, так сказать, лице хозяйки дома. Я одного понять не могу: зачем быть настолько непоследовательными? С одной стороны писать, как в случае Мамлеева, о том, что самиздат — это абсолютная свобода, ведь даже при демократиях будут какие-то рамки, с другой — приходить на передачу, в которой параллельно ему и замечательному нашему нобелевскому физику — Виталию Лазаревичу Гинзбургу, курсируют Павел Воля и Акунин. Вот я почему-то всегда верил, что термин «русский интеллигент» — это что-то ругательное, означающее некий синоним пустобрёха. Пример Мамлеева (да и того борца-нонконформиста) только подтвердил мои, скажем так, — искания. Метафизические.
Нет, это приятно, когда о тебе что-то слышали бездарная писака и бездарная же режиссёрша (режиссёром я её назвать не имею морального права, извините), но зачем шастать по и там позориться? Чтобы тебя эти прилюдно назвали классиком, а ты небрежно поулыбался?
Что нужно было этим дамам замечательным понятно — поднять культурный уровень передачи. Всё-таки Воля, дурачок этот Поткин, ещё кто-то, да я не смотрел особо, не суть. А вот зачем ходить на такое, да с подобными творческими людьми встречаться — для меня действительно загадка.
Кстати, целый час искренне верил, что афиша к фильму «Кококо» — порождение фантазии троллей выступающих за ликвидацию (отечественного) метала как данности, нет, ну правда.

Вместо послесловия: пока лазал по ссылкам — духовно обогатился именем Толстой и фамилией Дуни. Ну, теперь заживу!

Далеко не лучшее творение ныне покойного Юрия Витальевича. Здесь нет метафизических монстров, тошнотворных образов и тотальной психопатии других произведений Мамлеева. Это рассказ о "богемной" тусовке в Южинском переулке, на квартире у автора. Из этого сообщества выкристаллизовался не только сам Юрий Витальевич, но и Дугин или Гейдар Джемаль. Книга слабая, читать её стоит либо ярым поклонникам Мамлеева. Либо тем, кто силится понять почему же Дугин с Джемалем такие...кхм...странные. Вкратце: советские маргиналы, непризнанные гении и просто интеллигенты пьют водку и болтают о всякой эзотерической чепухе.

Записки из московского подполья

Коллекционное издание романа «Московский гамбит» общепризнанного классика прошлого века оснащено картинами и биографиями художников, послуживших прототипами его героев. Мамлеев описывает московское «мистическое подполье» 1970-х, где велись бесконечные разговоры о смысле бытия: люди пытались хоть как-то утолить свойственную им духовную жажду. Сбивались в кучки, перемещались из одной компании в другую, выпивали, искали людей, способных рассказать что-то такое, о чем они до сих пор не слышали, удивить, раскрыть некую тайну. Мамлеев очень подробно воссоздает атмосферу этих поисков, которые, однако, ни к чему не приводят: они всего лишь еще одна форма времяпровождения. Это становится ясным, когда один из героев узнает, что ему скоро придется умереть. В перспективе близкой смерти мир предстает совсем другим, и вещи, которые до сих пор казались такими понятными и очевидными, перестают быть таковыми. Роман состоит практически из одних диалогов. Действия в нем почти нет. Сюжетная линия просматривается с трудом. Что именно происходит с главным героем, понять невозможно. Вопросы у него и у всех остальных героев романа, которым автор дал возможность высказаться, только множатся, а ответов на них все нет и нет. Они пьют, едят и продолжают блуждать по лабиринту жизни, до тех пор пока не зайдут в очередной тупик. Но и в этом тупике не пытаются использовать последние мгновения, чтобы хоть что-то сделать. Вместо этого они стремятся раствориться в пространстве, уйти в никуда. И автор дает им такую возможность. Его повествование в финале словно зависает в воздухе, и все, что нам остается напоследок, — образы людей, которые искали, боролись, не сдавались, но так ничего и не нашли.

Эксперт