Рецензии на книгу «Осень в Петербурге» Джон Кутзее

Полнейший мрак. У Ф.М. не так.

Говорят, Кутзее никогда не был в России. Но в мрачном Петербурге Достоевского он чувствует себя, как дома. Атмосфера, детали, язык. Откроешь посреди книги, подсунешь кому-нибудь: «Наверно, что-то из русской классики? Нет? Произведение нашего современника? Из Южной Африки? Шутишь что ли?!».

«Осень в Петербурге» - это искусная стилизация, постмодернистская игра в исторический, биографический, психологический, детективный, любовный и – вообще – в русский классический роман.

Попытка проникнуть во внутренний мир писателя. Ахматова писала когда-то про то, «из какого сора рождаются стихи», у Кутзее же - о том, из какого мрака рождаются романы. И что платой за них становится – душа.

А еще это роман об отцах и детях. От частного (Достоевский, его погибший пасынок Павел и мучительные попытки писателя по дневниковым записям, рассказам окружающих понять, каким он был) – к общему (власть имущие отцы общества и сыновья-революционеры, которые, чтобы изменить неправильный мир, должны убить своих «отцов»). История почти по Фрейду получается.

1869. Осень. Петербург. И Федор Михайлович, который, словно Раскольников, живет в каморке, в спешке пытается спрятать улики (причем чужие), путается на допросе у следователя; как князь Мышкин, боится неожиданных встреч на темный лестницах и надвигающихся приступов эпилепсии; как Ставрогин, борется с бесовскими желаниями - а еще сталкивается в своих прогулках по городу с проституткой Соней и ее детьми, с Амалией Карловной и т.д. А где-то в Твери – убогая Марья Лебядкина. И пожары точь-в-точь , как в «Бесах».

Мрак в душе писателя. Мрак в городе. Мрак в России.
И никакой надежды. Только желчь.

Никогда не судите о книге по ее названию.

Вы ожидаете, что в этой книге будет что-то об осени? Будут меланхолия, тоска, хандра, листопад, дождь, гроза. Сумею вас разочаровать, ничего подобного в этой книге нет. Во всей книге был, упомянут только сильный ветер. Но это так мало, что очень разочаровывает.
Бедный Достоевский. До чего же надо было докатиться, чтобы описать великого писателя в таком свете. Конечно, я мало, что знаю о его жизни. Я не читала никаких биографических книг о нем. Не читала письма Достоевского, не читала его мемуары, если они есть. Но я точно знаю, что Достоевский был нормальным, хорошим писателем. Да возможно, в периоды его жизни были тяжелы. Хотя, подождите, может «Записки из мертвого дома» о его ссылке на каторгу? Если да, то я кое-что знаю. Ну, вот мое новое разочарование, я ожидала, что эта книга будет атмосферной, полной впечатлений о Петербурге, осени, в крайнем случае, восхищении Достоевским.
Но, что я получила? Разочарование и ничего больше.
Если вам нравится читать, как оскорбляют вашего любимого писателя, или вы не любите вообще Достоевского, то эта книга, конечно же, для вас. Особенно книга рекомендована для тех, кто ненавидит его творчество. Я думаю, эта книга их восхитит. Она полна всякого, что обличает Достоевского не в лучшем свете.
Но, что же это такое? Где осень, где любовь к любимому писателю? Нет, этот автор южноафриканская выскочка. Вот кто он. Так опозорить великого человека. Так низко пасть, чтобы писать такие гнусности. Мне искренне жаль Кутзее. Наверное, у него не все дома.
Кутзее явно не любил Достоевского. У меня во время чтения вызывалось раздражение и отторжение от книги.
Мне искренне неприятна эта книга. Я не знаю, на каких основаниях можно так было судить Достоевского, но прежде чем опубликовывать эту книгу, хоть подумал бы, что его южноафриканский нрав подходит только для таких людей как он.
Простите, но прежде чем читать, подумайте, стоит ли такая литература дорого потраченного даром времени.
Вот и думаю, стоит ли читать другие книги этого автора, если я так обожглась этой книгой?

Ну судите строго рецензию, это только мое мнение.

Жизнь без чести.

Предательство без предела.

Исповедь без конца.

Я не знаю, можно ли восторгаться подобными книгами. Книгами тяжелыми, унылыми, мрачными, в которых каждая мысль, каждое мимолетное желание героя рассматривается, словно под микроскопом, докапываясь до самой сути, где надежде, вере, прощению нет и шанса. А я не то, чтобы восторгаюсь, я даже в какой-то степени получаю «разлагающее, мертвящее удовольствие».

Только сама тема, герой книги уже достойны внимания. Часто ли вам встречались книги, где главный персонаж Федор Михайлович Достоевский? Где каждая страница, каждое описание и бесконечный поток сознания пропитаны им? Я поверила Кутзее, мне кажется, он прекрасно передал дух и настроение эпохи, в его мрачном революционном Петербурге не возможно не утонуть. Я часто ловила себя на мысли, что если бы этот роман писал Достоевский, сходство было бы огромным.

Федор Михайлович, под чужим именем, прибывает в Петербург из-за смерти сына, обстоятельства которой не полностью известны. Он пытается понять, почему так случилось, осознать свои ошибки в отношении с дорогим человеком, и заодно разобраться в своих чувствах. Но все оказалось совсем непросто, если смерть вообще может быть простой. Мысли, воспоминания съедают его, он чувствует вину в случившемся, понимает, что покинул сына раньше, чем тот его. История, конечно же, вымышленная, но переживания и размышления реальны, они способны достучаться до сердца, заставить задать себе те непростые вопросы, которые терзают и главного героя.

Я не могу не сказать про чудесный язык Кутзее. Это действительно эстетическое наслаждение, я, например, читала эту книгу вслух. Не знаю зачем, это получилось непроизвольно. Появляется жадность, ненасытность, хочется перечитывать некоторые отрывки, хочется, чтобы не только глаза, но и уши смогли испытать такое удовольствие.

Да, и я прекрасно понимаю и принимаю все недостатки. Повествование медленное, тягучее, удручающее. Ну и прекрасно…Герой, своей безысходностью и самокопанием угнетает, да еще и похож на персонажа ранее прочитанного мною романа «Бесчестье» (охотно верю, что они у Кутзее все такие). Я люблю таких персонажей… Желания и помыслы героев неоднозначны, спорны, извращенны (привет Фрейду). Но мне это нравится… Если все это не для вас смело проходите мимо, а я все же продолжу читать Кутзее.

Живет на свете один писатель. Родился он в Южной Африке, потом пожил в Лондоне, затем в США, потом возвращается на родину – и пишет роман о русском писателе Ф.М. Достоевском, такой роман, в котором и Россия, и Санкт-Петербург, и сам Федор Михайлович получаются абсолютно настоящие. Не всякий русский писатель, который ежегодно имеет счастье наслаждаться питерской зимой и предшествующей ей промозглой осенью, так же достоверно воссоздаст атмосферу холодного Петербурга времен Достоевского. Не всякий русский литературовед так прочувствует образ гениального, болезненного и слегка безумного Достоевского с его странным восприятием реальности, его приступами эпилепсии, его величественным и мрачным внутренним устройством. Я, конечно, не специалист вовсе, а валенок в таких вопросах, но серьезно, то и дело возникало чувство, что роман о себе написал сам Достоевский.

Как южноафриканский англоговорящий писатель это сделал, как?!

И дело не только в стиле повествования, которое валенок вроде меня примет за русскую классику без тени сомнений, если на обложку не смотреть. Дело не только в многочисленных «рифмах» с романами самого Достоевского, который то влезает в шкуры своих же персонажей, то встречает их на мрачных питерских улицах (и это я еще не все читала и не всех, соответственно, узнала). Дело в том, что в «Осени в Петербурге» та же самая русская тоска, за которую мы и любим русскую литературу 19 века. Русское самосознание. Да даже похоть – а ее в романе довольно-таки много – не современная, а образца позапрошлого столетия. Не знаю, чем это объяснить, но ощущается это явственно.

И Достоевский – Достоевский просто как живой. Образ, насколько я могу судить по прочитанным уже произведениям Федора Михайловича и по мемуарам его жены Анны Григорьевны, которая как раз незримо присутствует и в этом романе – образ идеальный. Именно такой человек – с такой искореженной гордостью, с таким болезненным мироощущением, с такими демонами в душе, с такой мужской силой, с такой способностью любить вдруг – и мог написать свои великие, болезненные, мрачные и великие романы.

Может быть, у Кутзее все получилось даже еще мрачнее, чем у самого Достоевского. Но на мой взгляд, это правильно, и все на своих местах. Чтобы написать то, что написал Достоевский, в душе у человека должно твориться что-то подобное. По крайней мере, я в такую версию Ф.М. Достоевского поверила, и к творчеству его прониклась еще большим уважением, а вы как хотите.
С приветом, ваш валенок.

Надо сказать, что для меня это была вторая встреча с Кутзее, причем почти подряд. Эта книга давно была отмечена, как интересная (прежде всего, местом действия), но вот время ей пришло только сейчас. Осенью. В Петербурге. Конечно, мне было интересно, что думает талантливый южноафриканский писатель о нашем петербужском больном гении. Кроме того, живу я именно на тех улицах, на которых мучаются, спорят и существуют его герои. И поэтому я была пристрастна.
Словом, как размышления одного писателя об истоках творчества другого - это интересно, как стилизация под классический русский роман - заслуживает внимания, как попытка перенестись в город, который ему знаком только по чужим текстам - неплохо, но что-то во всем этом есть искусственное, как красивые вставные зубы... Возможно, южноафриканцам Россия представляется именно такой, вполне вероятно, что для остального мира феномен русского терроризма той эпохи можно объяснить безумием и бесовщиной, допускаю, что изломанность души Достоевского кому-то кажется простым следствием эпилепсии...
Мне кажется, русскому читателю тут очевидны многочисленные упрощения, касающиеся России и русского характера, жителю Петербурга - заметна декоративность мест действия, а знатоку творчества и личности Достоевского - не может не броситься в глаза некое "обалаганивание" личности писателя. Поэтому я не смогу принять этот текст в качестве рассказа о Петербурге, о Достоевском, о России.
А вот если воспринимать его, как продолжение размышлений Кутзее о бесчестии, или даже точнее - немилосердии (!), то все встает на свои места. Это именно он, Кутзее, примерил на себя одежды и обстоятельства Достоевского, это его проблемы, его конфликт отцов и детей, его отношения с женщинами, его размышления о насилии, его объяснение развращенности, его собственные поиски Бога, его ощущения больного тела и мятежного рассудка. И как только мы осознаем это, как только мы увидим в одеждах Федора Михайловича самого Джона Максвелла - книга воспринимается совершенно иначе.
Как попытка раскопать что-то в себе, как размышление о самых больных проблемах современности... Кутзее хотел, чтобы мы попались на его мистификацию, используя один из самых популярных приемов в литературе постмодернизма - свои собственные сомнения он вкладывает в уста реально существовавшей знаменитости. И мы попались. Вместо того, чтобы размышлять над поднятыми в книге вопросами, мы спорим, был ли Достоевский таким. :) А ведь это в конечном итоге неважно. Важно то, что его имя продолжает собирать нас для споров и размышлений. Важно то, что темы, им затронутые более ста пятидесяти лет назад, остаются актуальными и горячими. В том числе, для неоднозначного автора, южноафриканского писателя - Джона Максвелла Кутзее.

Не будучи знакомым с личностью автора, ассоциативно обнаружил связь с Федором Михайловичем Достоевским. Но только это произошло, как на страницах романа обнаружился... сам Федор Михайлович Достоевский. Такая же, как у Достоевского, гнетущая атмосфера и бесцельное метание главного героя. Разумеется, смерть приемного сына придаст действиям любого человека некоторую хаотичность, но в данном случае это напоминает некоторую бестолковость. Впрочем, поступки героев произведений самого Федора Михайловича, тоже не отличались логикой и последовательностью. Также присутствует основная черта всех произведений Достоевского - душевные страдания главного героя. Здесь, правда, он сам не знает - в какую сторону ему страдать, поэтому спит с бывшей квартирной хозяйкой сына, общается со случайными людьми, среди которых попадаются рэволюционно настроенные девочки, менты, ментовские соглядатаи и даже сам господин Сергей Нечаев. Личность Нечаева, отмороженного террориста и страдальца рэволюции, безусловно, притягивает к себе, и было бы грехом не продолжить добрые традиции "Бесов". Личность самого Достоевского в произведении очень достоверна, вычерчена досконально и практически идеально. Фразы типа "человек не вправе ограждать себя от страданий" так хорошо характеризуют Федора Михайловича, что не остается сомнений, что перед нами именно он. Страдать по любому поводу, но предпочтительнее благородная тема за кого-то другого. Должность плакальщика на похоронах, как у Оливера Твиста, подошла бы идеально.

Жевал я эту "Осень в Петербурге" бесконечно долго. Причем не наблюдается видимых причин к этому. Текст довольно глубокий, чарующая атмосфера, неплохой язык и нерядовой сюжет. Вероятно, факт затянутости прочтения связан с тем, что сыт я по горло политическим бесовским Достоевским и всем, что с этим связано. Федор Михайлович для меня был и есть неординарным психологом, который умудрился, не смотря на кроткий нрав, прожить насыщенную и трагическую жизнь. Это своего рода феномен. Ибо аналогий в мировой литературе лично я нахожу немного. Может быть Ремарк, представитель потерянного поколения, на долю которого пришлось еще больше страданий или Юкио Мисима. Но последний японец, а это профессия. Поэтому "Бесов" Достоевского воспринимаю как рабочую литературу на определенную животрепещущую тему. Достоевский же это достоинство человеческое, мораль, поданная очень тонко в форме жизненных реалий и, как ни противоречиво это звучит, некоторая оторванность от этих самых реалий. Плюс некоторая доля сумасшествия. Эпилептики слышат голос Бога. У Кутзее мы видим перед собой Достоевского, приемный сын которого погиб, связавшись с делом рэволюции. Но на то и Федор Михайлович, который использует любой предлог для самокопания, поэтому к его услугам записи сына, его друзья-соратники и многострадальная Россия. Но сам он никакого духа рэволюции в себе не несет.

В основном все вышло больше о Достоевском, но такова уж тема.
Знакомство с Кутзее однозначно следует продолжать, ибо, как я понимаю, тень Федора Михайловича присутствует в витальной форме только в этом произведении. Но нельзя не отметить, что Кутзее идет рядом только под соответствующее настроение.

"Люди - все без исключения - вообще непостижимые существа"
Почему исповедь Ставрогина? Что такого в Ставрогине, ради чего стоило бы столько мучиться, переживать, придумывать? Почему для Кутзее важно попытаться понять (догадаться или объяснить), как Достоевский написал именно ЭТО? Почему, наконец, Кутзее не видит главного в исповеди Ставрогина: если из жизни Князя убрать всё второстепенное, надуманное и несущественное, останется... пустота. Да и ради чего это нужно? Неужели, чтобы изречь банальную истину: писать – значит "отдавать душу", как будто Пушкин или Толстой душу "уберегают"?!

Но замысел дерзкий: превратить великого русского писателя в героя романа. Соединить реальные факты биографии с вымышленным сюжетом: как будто Достоевский, узнав о смерти пасынка (Павла Исаева), приезжает в 1869 году из Дрездена в Петербург и в течение нескольких осенних недель пытается выяснить истинные причины гибели юноши. Тут же появляются Нечаев и товарищи, и студент Иванов, и Матреша, и квартирная хозяйка, и Соня, и Третье отделение со своими методами, и петербургские утра по-прежнему "гнилые, сырые и туманные"... И тогда же рождается замысел романа "Бесы". Анализ творческой работы Достоевского и является главной темой книги Кутзее. Вот только "никому еще не удавалось провести зримую грань между умонепостигаемым творческим духом и так называемой биографической жизнью".

Очевидно, что Кутзее бессилен воссоздать процесс написания "исповеди Ставрогина". Если бы героя звали не Достоевский, если бы не существовал оригинал… Но гигантская пропасть разделяет назидательное кутзеевское "развратить ребенка — то же, что совершить насилие над Богом" и мимолетную фразу Достоевского "я бога убила". Два слова, в которых и физиология (боль и кровь - "убила") и душевная травма (испуг, стыд и отчаяние, потому что разрушила нечто святое, "бога") и мораль, если угодно.
Или другой пример - мухи:

В пересказе Кутзее: "(слова, выводимые пером) повествуют о мухах, верней об одной чёрной мухе, жужжащей на оконном стекле. Петербург, разгар лета, жаркого, липкого; внизу на улице шум, играет музыка. В комнате лежит рядом с мужчиной нагая девочка с карими глазами и прямыми светлыми волосами, тонкие ноги ее едва достигают лодыжек мужчины, лицо скрыто в изгибе его плеча, девочка зарылась в него, как ребенок".
В оригинале: "через минуту я посмотрел на часы и заметил время. Надвигался вечер. Надо мною жужжала муха и всё садилась мне на лицо. Я поймал, подержал в пальцах и выпустил за окно. Очень громко въехала внизу во двор какая-то телега. Очень громко (и давно уже) пел песню в углу двора в окне один мастеровой, портной. Он сидел за работой, и мне его было видно".

Дело в том, что муха у Достоевского вовсе не "элемент" лета, как получилось у Кутзее. По сути, это та же самая муха, что и во сне Раскольникова ("Прошло минут с десять. Было еще светло, но уже вечерело. В комнате была совершенная тишина. Даже с лестницы не приносилось ни одного звука. Только жужжала и билась какая-то большая муха, ударяясь с налета о стекло"). У какого-нибудь другого писателя остановились бы часы или раздался бы колокольный звон – словом, произошло бы нечто, подчеркивающее величие ситуации, и только Достоевский лёгким штрихом низводит Трагедию (или Великий Замысел, как в случае с Раскольниковым) до уровня отрезвляющей обыденности, безнадёжно-осязательной реальности. Всего-то - назойливая муха.

Но моё неприятие романа вызвано даже не тем, что Кутзее "сузил" Достоевского и опошлил его биографию (впрочем, "ничего сокровенного" - стиль Кутзее, которому он верен во всех своих произведениях), а неверным подходом к "решающему отрывку" "Бесов": сведением религиозно-философской исповеди Ставрогина к сцене "растления малолетней". Как мне кажется, исповедь Ставрогина теряет всякий смысл, если нет… Тихона. Потому что ключ к исповеди не жужжащая муха, не "кулачок Матрёши" и даже не "красненький паучок на листке герани". Ключ - в словах Тихона, которые он произносит после прочтения:

— Чувствую степень вашей искренности и, конечно, много виноват, что не умею подходить к людям. Я всегда в этом чувствовал великий мой недостаток, — искренне и задушевно промолвил Тихон, смотря прямо в глаза Ставрогину, — Я потому только, что мне страшно за вас, — прибавил он, — перед вами почти непроходимая бездна.
— Что не выдержу? что не вынесу со смирением их ненависти?
— Не одной лишь ненависти.
— Чего же еще?
— Их смеху…

"Безумие кроется в нем, он укрывается в безумии; они осмысливают друг друга..."

Странная книга, которая вызывает противоречивые эмоции: от полного восторга (прежде всего словом и созданной атмосферой) до полного презрения (происходящими в ней событиями и образом главного героя, а также неуместной символичностью). Но обо всем по порядку.

Писатель, автор великого романа "Преступление и наказание", Федор Михайлович Достоевский (?!) возвращается в Россию, Петербург, из Германии, Дрездена, где он проживает со своей молоденькой женой. Причина возвращения - скоропостижная трагическая смерть его сына, вернее, пасынка, Павла Исаева. Достоевский останавливается на той же квартире, где проживал последние дни своей короткой жизни Павел...и дальше начинают происходить совсем уж странные в своей абсурдности события, близкие к шизофреническому бреду и полному помешательству главного героя.

"И живет он не в обители безумных, и Петербург не есть город безумия. Безумен он сам. Ни одно слово не несет в себе истины, ни одно - лжи, ничему нельзя верить, ни от чего нельзя отмахнуться. держаться не за что, остается лишь падать..."

Потеряв единственного сына, мужчина предается вовсю каким-то развращенным эротическим фантазиям (в том числе о малолетних девочках), влюбляется в квартирную хозяйку, Анну Сергеевну, склоняет ее к близости (о своей жене, оставшейся там, в Германии, он даже и не вспомнит), по вечерам он надевает оставшийся костюм Павла, ложится в его постель и, видимо, представляет себя им. Как-то он подбирает на улице бездомного, приводит его к себе домой, дает переночевать в своей постели...Одна бедная женщина просит у него немного денег (милостыню), он дает их ей, но вначале просит показать грудь...Об умершем сыне он тоже почти не вспоминает, даже после его смерти продолжает на него сердиться, не интересуется обстоятельствами его гибели, а только ходит в полицию требовать изъятые у сына бумаги...Вот никак не связывается у меня этот прочитанный бред (это мое субъективное мнение) с образом великого русского писателя, авторы вправе, конечно, создавать персонажей по собственному разумению, но зачем же давать им имена людей, которые реально существовали в истории? К чему этот странный символизм? Зачем опошлять реально жившего человека? Да, он был игроком, но вряд ли таким развратником...Как-то я совсем отказываюсь в это верить...

Тон повествования резко меняется, когда в романе появляется новое действующее лицо, революционер Сергей Нечаев, молодой, чересчур восторженный, максималист и идеалист. Со многими его идеями трудно согласиться (абсурдны по своей природе), но вот эта бьющая через край энергия, сила, жажда кипучей деятельности!.. Достоевский получился у Кутзее чересчур меланхоличным, вялым, Нечаев же напротив - ярким, живым (за это многое и прощаешь ему, даже, возможно, смерть Павла, ведь она случилась во многом из-за Нечаева...)

Из плюсов романа - потрясающий язык, замечательная стилизация под 19 век, погружаешься с головой в это плотное полотно текста, насыщенное метафора, звукообразами, тенями и призраками (тому виной раздвоенное осознание главного героя).

"По временам же он говорит себе: всему виной петербургское лето - эти долгие, жаркие, душные, послеполуденные часы, мухи, жужжащие на оконном стекле, наполненные комариным зудением вечера..."

Осень, мистика, пронизывающий ветер, следящие за тобой люди, голоса в твоей голове, что трудно разобрать, где явь, где сон, где вымысел, где прошлое, а где настоящее. Ощущение, что читаешь продолжение "Преступления и наказания", до того атмосферное произведение.

"И хоть он сидит за столом столь покойно, он - человек, увлеченный смерчем. Бумажная лавина, куски прежней жизни отрываются от него и, кружа над ним, с ревом уносятся по восходящей спирали. Его несет высоко над землей..."

4 балла из пяти (минус балл за отвратительный образ великого писателя), но роман стоящий. Захотелось ознакомиться и с другими произведениями Джозефа Кутзее.

"... Во всяком сердце есть темные уголки... Только не всякий об этом знает..."

Насколько я люблю книги, настолько я равнодушно отношусь к тем, кто стоит за их написанием. Мне абсолютно неважна личность творца - если мне нравится его творение, каким бы он ни был, мое впечатление от результатов его деятельности не поменяется. Если созданное им произведение гениально, то оно гениально для меня независимо от личностных перипетий автора. Попытка разузнать что за личность стоит за произведением, разнюхать что и как привело к созданию автором его детища для меня выглядит как-то неприлично - как вмешательство во что-то слишком личное... Поэтому для меня практически всегда писатель и его книга идут врозь. И вот в игре мне выпала весьма для меня нетипичная книга, в которой главным героем выступает не кто иной Федор Михайлович Достоевский. Перед нами - вырванный фрагмент из его жизни в стиле альтернативной истории. События в книге - плод фантазии автора, так как факты, приведенные им в книге, не соответствуют действительности.

Даже про моем невнимательном отношении к личностям писателей и их жизни, меня, конечно же, не могли обойти стороной некие слухи, витающие вокруг прославленного русского классика. Чего в них только не было! Поэтому за "Осень в Петербурге" я бралась с некой опаской - страшилась того, каким покажет мне Кутзее Федора Михайловича. И в какой-то мере мои страхи оправдались, так как тот Достоевский, которого я увидела на страницах данного произведения, вызвал у меня какое-то чувство гадливости и омерзения.

Во-первых, потому что автор изображает своего героя неким сластолюбцем, кого-то возбуждают практически все представительницы женского пола. Находясь в Дрездене, Достоевский получает известие о смерти своего пасынка Павла Исаева и отправляется в Петербург, якобы убитый горем. Однако видимо горе от утраты Павла не настолько велико, чтобы от оказаться от похотливых мыслишек! По образу писателя, который нарисовал нам Кутзее, у меня создалось впечатление, что ему абсолютно не важно, что за женщина перед ним - при желании он может возжелать любую! Будь это квартирная хозяйка Анна Сергеевна, будь это ее десятилетняя дочь Марфа, будь то чухонка, с которой водил знакомство его пасынок! И это при том, что в Германии его ждет молодая жена! Чтоб не быть голословной приведу несколько цитат из текста, при чем все они относятся к разным женщинам.

"... Он видит чухонку голой, восседающей на багряных подушках, раздвинувшей громоздкие ноги, разведшей в стороны руки, выставив напоказ груди, круглый живот, безволосое, голое зрелое лоно. И коленопреклоненного Павла, ждущего, когда его покроют и пожрут..."

"... Он видел себя распростершимся на ней, точно лев, тычущимся мордой в волоски на ее шее, зарывающимся носом в подмышку, трущимся лицом меж ее ног..."

"... Его посещает грубое в своей чувственности видение Анны Сергеевны. Нижняя юбка задрана так высоко, что оголяет ей груди. Он лежит между ног ее, стиснутый долгими, бледными бедрами. Лицо Анны отвернуто, глаза закрыты, дыхание тяжко. И хоть мужчина, совокупляющийся с нею, это он сам, картина видится ему такой, точно он стоит пообок кровати. Главное в картине — бедра: руки его обвивают их, он прижимает их к своим бокам..."

Я абсолютно не ханжа и к элементам эротики в литературе обычно отношусь абсолютно спокойно, но конкретно эти моменты в данной книги меня порядком раздражали. Ну не вяжется у меня Достоевский с образом героя-любовника вообще! Особенно после того как автор дал ему такую характеристику: "...Он понимает, что от одежды его начинает попахивать, кожа его суха и шелушится, что зубные протезы клацают при разговоре. Тоже и с геморроем его хлопот не оберешься..." А если вспомнить про его постоянные приступы эпилепсии, при которых он испытывает судороги, а после стирает свое испачканное белье, то навязанный Кутзее образ как-то вообще распадается...

Во-вторых, я хоть и была по ту сторону книги, но откровенно боялась главного героя. Я прекрасно понимаю, что в силу этих припадков, его психика часто давала сбой. Но когда он с первых страниц книги испытал желание причинить физическую боль поочередно то маленькой Марфе, то ее матери, это меня насторожило... А некоторые фразы откровенно пугали: "...Если бы здесь случился сейчас новорожденный младенец, он вырвал бы его из материнских рук и размозжил голову его о камень..." или "...эту девчонку, которую он готов разорвать в куски за одну лишь кротость ее...."

В-третьих, я не поверила в то, что Федор Михайлович так уж привязан к пасынку и так уж печалится о его смерти. У меня создалось ощущение, что он находил определенное удовольствие в той роли, которую примерил на себя - скорбящего отчима, потерявшего ребенка, с которым он был, будем говорить откровенно, не слишком-то и близок.Он обманывал себя видимостью того, что они с Павлом хорошие друзья, но что пасынок думал об отчиме на самом деле мы узнаем из его дневников и это далеко не приятельское или родственное расположение. Все мы теряем близких людей, но я очень сомневаюсь, что кому-либо в такие минуты приходят похотливые мысли, а вот Достоевский вступил в связь с квартирной хозяйкой именно потому что он якобы считал, что так он будет ближе к Павлу! Не не бред ли?!

Кстати, о бреде. Жутко не люблю когда в литературе описываются сны героя либо какие-то видения, порожденные больным разумом. Мне неинтересно это читать, во-первых. А во-вторых, порой бывает сложно понять, где герой действительно бредит, а где описываются реальные события. Так вот моменты, порожденные больным воображением главного героя, были скучнейшими моментами в это книге. Хорошо хоть, что Федор Михайлович это осознавал: "... Еще произнося эти фразы, он сам улавливал звучащее в них безумие. Похоже он способен впадать в помешательство и выпадать из него с легкостью мухи, снующей взад-вперед сквозь открытую форточку..."

Но нужно кое в чем все таки отдать должное автору. Несмотря на то, как я негативно отнеслась к его герою, не могу не отметить, что по стилистике книга очень похожа на произведения самого Достоевского. Правда, может быть это успешная работа переводчика... В любом случае, получилось очень похоже! Да и вообще с точки зрения языка повествования читать книгу было приятно. Чего мне хотелось бы несколько больше - это атмосфера осени и Петербурга. Я люблю, когда в книгах автор так описывает время и место действия, что физически начинаешь ощущать свою причастность к событиям книги. Например, как Карлос Руис Сафон рассказывает о Барселоне. Но было интересно еще и находить в этом романе отголоски героев и событий из "Бесов".

Финал книги мне остался непонятнен и показался каким-то оборванным. Хотя и надо признать - под стать главному герою. Да и остальные герои этой книги показались слегка не в себе. Взять хотя бы ту же Анну Сергеевну - знает, что у Достоевского в Германии есть жена и ребенок, знает, что он слегка не в себе, ловит его безумные взгляды на собственной дочери и все равно ложиться с ним в постель... Сам Достоевский бросил двадцатидвухлетнего пасынка в другой стране, знает, что он в жизни не устроен и ничем не занят - логично было бы предположить, что эту лакуну в жизни он заполнит чем-нибудь и скорее всего какой-то ерундой... К чему потом удивляться, что он связался с определенной компанией.

В общем, книга оказалась не моей. С завидным постоянством раз в 5-7 страниц мне хотелось бросить чтение, но упорство боролось с негодованием и победило его! :) У Кутзее попробую почитать что-нибудь еще - манера его письма мне понравилась, просто с сюжетом и героями не срослось...

Рефлекторий

Буду, как говорится, краток: попытки объективной критики применительно к этому роману обречены на провал.

Нельзя без добреньких оговорок: и похвалить чужеземца за кропотливое изучение наших улиц и пороков надо, и перевод поругать не лишним будет, и на типичные постмодернистские сгущения красок вроде бы скидочку надо сделать, палка палка огуречек вот и вышел интеллектуальный бестселлер.
Хуже другое - местами действительно проглядывают сногсшибательные сочетания языка, мысли и антуража, и даже жалко, что в похабной несмешной вторичности булькают приметы таланта.
В эти островки мысли бьют волны мучительного и пустого петербуржества. Того самого, которое большинство запоминает из школьного Достоевского: нищие с шарманками, баньки с паучками, топорища, долги и грязные сиротки. Именно антураж, лишенный внутреннего напряжения цельной мысли, выводится в главные герои, будто Кутзее пишет не о Достоевском, а о его образе в усредненном сознании. Что у нас ещё там с этим русским? Фрейд и отцеубийство, кошмары эпилепсии, азартные игры, проблемы сексуальности, детективный задел и бесконечная тупорылая рефлексия, которую хочется пролистать.
Форменно, автор изо всех сил пытается сделать рефлексию своего Федора Михайловича невыносимой, видимо, чтобы приблизить её - опять же в усредненном сознании большинства - к оригиналу. Невыносимость удается выдуманному Достоевскому гораздо лучше, чем реальному, потому что её главный залог - бессмысленность. Вот чего в романах и дневниках ФМ никогда не было. И нуара этого дикого не было, и петербургский текст был средством, а не самоцелью.

Говорили же мне: "Не читай книги, в названиях которых есть слово "Петербург", если автором не значится Андрей Белый". Не послушалась. За что и побывала в очередном серпентарии- рефлектории, призванном упиваться патологией на фоне питерской пасмурности. Бедный город, бедный Достоевский, бедная я.))