О роли случайности в жизни и об особой магии самого слова «случайно» мы обычно узнаём уже раннем детстве: если случайно попасть в оконное стекло футбольным мячом и разбить, то ругать будут, но не слишком, а вот если стрелять из рогатки по окнам Марьи Ивановны, но влетит уже гораздо сильнее. Позднее, дожив до возраста уголовной ответственности, люди обычно начинают понимать разницу между случайностью и неосторожностью. Если случайность – это нечто, не зависящее от нашей воли и освобождающее от ответственности, то неосторожность – это не оправдание, а форма вины, и за действие или бездействие неминуемо последует наказание. И всякого рода отговорки на тему: «Я же этого не хотел, это получилось случайно!» не помогут. Однако, это всё нам говорит закон, придуманный людьми, а жизнь, как известно, сложнее и запутаннее любых законов.
Айрис Мердок в романе «Человек случайностей» как будто проводит философский эксперимент: берет группу людей разного пола, возраста, уровня образования, семейного и социального положения, так или иначе связанных друг с другом, и изучает роль Случайности как особой сущности в их жизни. И оказывается, что Случайность необычайно многолика и существуют самые разные точки зрения на важность её роли - от слепого повиновения Року до полного исключения влияния Случая на жизнь. Кто-то знаком со «светлой стороной явления», эти милейшие люди знают, что такое «счастливый случай» и считают беззастенчивое использование каждой улыбки судьбы единственно верным способом жить, другие же герои напоминают чеховского Епиходова, прозванного «Двадцать два несчастья» из-за своей нелепой жизни, полной казусов. С ними Случай шутит подчас очень зло и безжалостно, что вопрос того же Епиходова «Жить мне или застрелиться?» кажется очень и очень актуальным. Эти люди знакомы только с тем, что называют «несчастный случай».
Есть совсем другие персонажи – люди, не верящие в судьбу и предопределенность, целиком и полностью сознательно управляющие своей жизнью. Или это только иллюзия? Как обычно, многие герои Мердок это люди интеллектуального типа, склонные к задумчивости и размышлениям.
Человек, слишком много размышляющий, иногда поддается искушению вообразить себя главным творцом событий.
Гордыня ли это? Или добросовестное заблуждение? И что лежит в основе подобного взгляда на мир?
Нам кажется, что мы управляем тем, что возникает в глубинах нашего воображения, мы хотим так думать из самых благородных побуждений.
И вот, сплетаются судьбы людей, как склонных так и не склонных к рефлексии, с благородными или не очень побуждениями, явными или смутными желаниями, и внешне всё похоже на обычный роман: кто-то влюбляется, иногда это взаимно, а порой – нет, кто-то умирает, а другие получают или не получают наследство, кто-то теряет работу и разоряется, а кто-то богатеет, люди ссорятся, мирятся, женятся, ездят отдыхать и устраивают вечеринки… Но это будто бы только самый верхний слой текста, позволяющий «втянуться» в повествование, чтобы неминуемо быть затянутым в глубины, «Человек…» - это не реалистический роман «про жизнь», а, прежде всего, философский. Айрис Мердок, как обычно, не ставит простых вопросов и не делает однозначных выводов. В романе мне показалась очень заметной сознательно оставляемая автором читателю свобода с предупреждением о том, что размышления о сути происходящего могут быть и опасными. Бывает, что и имеющий глаза не видит, потому что
Вне четко видимого мира, где-то сбоку существует другая, куда более ужасающая, действительность.
Где уж человеку постичь ещё и другую, действительность, если и та реальность, что он видит и пытается анализировать
… темна и бездонна и простирается далеко за пределы наших намерений.
И неизвестно, что хуже для человека – случайно погибнуть, не подумав о чем-то или прожить долгую, но пустую жизнь или жизнь «на автомате». Вроде бы решение кажется простым – живи осознанно, но… это не так просто на практике, как в теории.
В тяготах открываются вечные истины, но лишь на мгновение, потому что человек очень быстро приходит в себя и забывает то, что ему открылось.
В «Человеке случайностей» как ни в одном другом из девяти прочитанных мной романов Айрис Мердок чувствуются буддистские мотивы, и, пожалуй, только японского учителя Мэтью можно назвать «положительным персонажем». По мнению автора современным англичанам христианство уже не приносит того утешения, в котором они нуждаются, и христианские ценности не «встраиваются» в душу и не наполняют существование смыслом даже если человек ведет добродетельный образ жизни. Достаточно посмотреть на Мэвис, которая
…по необходимости и с горькой самоиронией она вела жизнь, полную самопожертвования
Роман затрагивает самые болезненные для человеческой души темы, вместе с героями читатель может испытать жуткое чувство одиночества, чувство вины, стыда или отчаяния, муки выбора или нахождения в ситуации зависимых отношений. И, вместе с тем, как ни парадоксально это прозвучит, роман очень забавный. В «Человеке…» присутствует весь спектр приемов английского юмора самой высшей пробы: смешение «высокого» и «низкого» в идеальной пропорции, элементы комедии положений, лаконичные и полные иронии характеристики персонажей или поступков.
Чудное описание отношения Мэвис к Дорине:
…такое странное отношение к Дорине, наполовину как к добыче, наполовину как к святыне. А все вместе похоже на чушь несусветную.
А вот так характеризуются чувства Митци к главному «человеку случайностей», Остину:
Митци ощутила давнее пронзительное дружеское сочувствие и вместе с тем смутное желание огреть его чем-нибудь тяжелым.
Айрис Мердок иронизирует и сама над самой собой как автором романов об интеллектуалах с так называемой «тонкой душевной организацией», неизменно находящихся в сложных и замороченных отношениях и между собой и с самими собой, и страдающих от этого. Для контраста в книге присутствуют две женщины, чьи проблемы не посчитает «надуманными» даже самый пристрастный читатель: это миссис Монкли и миссис Карберри. И автор радует читателей вот таким диалогом (совершенно в духе Вуди Аллена, не находите?):
–Тебе никогда не приходило в голову, как пуста и ужасна жизнь?
– Приходило. Но лучше уж пусть будет спокойно-ужасной, чем бурно-ужасной, как у миссис Карберри. Ах, Дори, Дори…
В общении персонажей Мердок между собой форма и обстановка общения имеют не меньшее значение, чем содержание: есть слова, которые могут быть сказаны лишь в диалоге с глазу на глаз, многие герои глубоко интровертны, и, по сути, могут общаться только один на один, мгновенно «закрываясь» в своих раковинах при виде любого третьего лица; есть свой язык для общения на вечеринках и приёмах, явственно чувствуется, как нарастает градус бредовости при передаче новостей через третьи-пятые-десятые руки. А есть то, что невозможно высказать в личной беседе, и тогда пишутся письма. Есть ещё и телефон, обращение героев с которым также полно своих сложностей и особенностей, в результате чего это простое средство связи иногда играет роль той самой роковой случайности.
Леди Айрис – величайший мастер оттенков и полутонов, она из тех писателей, которых невозможно сократить, пересказать вкратце так, чтобы не потерялась суть. Можно лишь повторить, что
Ты можешь знать истину, но надо быть натурой одаренной, чтобы в передаче ее сложности не допустить лжи. Ведь почти все высказанное - это ложь.
Завершая отзыв, хочется вне зависимости от знания или незнания вами истины хочется пожелать словами несравненной Айрис Мердок:
Желаю вам счастья и того, что важнее счастья.
«Только тот, кто поистине может взять на себя ношу, свободен».
Мартин Хайдеггер
В оригинале название четырнадцатого романа Айрис Мердок звучит как «An Accidental Man». В философии понятие «акцидентальный» (от латинского accidentia - случайность) обозначает привходящее или случайное свойство предмета, в противоположность «эссенциальному» (essential) – существенному, неотъемлемому и неотчуждаемому свойству, присущему вещи «во всех состояниях и при любых условиях». Таким образом, название романа Мердок «Человек случайностей» можно «интерпретировать» как «Человек без сущности».
Далее, в экзистенциальной традиции каждый человек рассматривается как «индивидуально-неповторимый рисунок возможностей» (Р. Мей). Известный постулат «существование предшествует сущности» означает, что «человек сначала существует, встречается, появляется в мире, и только потом он определяется» (Ж.-П. Сартр). При этом определение себя или обнаружение подлинной сущности (К. Ясперс) тесно связано с «пограничными ситуациями» или, в широком смысле, с экзистенциальным выбором, под которым понимается выбор «между альтернативами-ценностями, который человек не может не делать и вместе с тем не хочет делать». Теперь, учитывая всё вышесказанное, можно попытаться ответить на вопрос: кто в «Человеке случайностей» - человек случайностей?
Думается, вовсе не Остин, как кажется на первый взгляд. Главный кандидат - Людвиг, оказавшийся в ситуации экзистенциального выбора. Людвиг – американец, но живет и учится в Англии. В самом начале романа он должен принять решение: вернуться в США, как того требуют его родители, что означает мобилизацию и участие во Вьетнамской войне, или остаться в Англии и стать преподавателем в Оксфорде, что позволит ему реализовать свой талант. По сути, Людвиг выбирает между моральным долгом в сочетании с несчастьем и личным счастьем в сочетании с бесчестьем. Второй кандидат – Шарлотта, но о её способности (или неспособности) «взять на себя ношу», читатель узнает только в конце романа.
Однако, ситуация существования «человека без сущности» возможна не только в случае отказа от экзистенции, когда выбирают не «себя», но «для себя», но и в более общем случае: когда человек в принципе живет неподлинной жизнь, следуя, например, родительским ожиданиям, общепринятым стандартам или классовым стереотипам. Неопределенный артикль в названии может обозначать, что речь идет не о конкретном герое, но о человеке вообще. Айрис Мердок словно иронизирует над благородными экзистенциальными утверждениями «сначала я должен решить, а затем действовать». Её роман наглядно показывает, что нет никакой разницы, осмысленно действует человек или спонтанно, выстраивает ли он предварительно цепь логичных рассуждений, а затем совершает поступок на этой основе, или сначала действует, а потом для оправдания-осмысления своего поступка выдумывает разумное обоснование. Конкретным и имеющим смысл является только действие человека. «Таков уж мир, поэтому человек не может поступить иначе».
...Кажется, «Человек случайностей» вместил в себя буквально все идеи, аллюзии, символы и типажи, характерные для творчества Айрис Мердок. Только жанр, в сравнении с другими романами, можно назвать оригинальным: древнегреческая сатировская драма. И в отличие от человека случайностей, в том, кто является сатиром, сомневаться не приходится: длинноволосый, немолодой и ленивый Остин, «проводящий дни в пьянстве и охоте за нимфами», замечательно подходит на эту роль. Ему противостоят Людвиг и его «двойник» Гарс. Первый представляет собой культурное начало как преподаватель древней истории, а второй – героическое, будучи волонтером в приюте для бедняков (любопытно, что к финалу романа они «меняются ролями»: Людвиг становится героем, а Гарс - писателем). Здесь даже хор есть, в лирической форме выражающий общественное мнение.
Основной мотив «Человека случайностей» можно обозначить как хрупкость, призрачность и ненадежность человеческих связей и чувств. Дополняет его тема странствий и возвращений, которая представлена в романе в двух измерения: «большом» - как путешествие из Америки в Англию; и «маленьком» - как перемещения героев между домами (Вальморан, Вилла, дом на Боук Грин, квартира в Бэйсуотер).
Но возвращаясь к существенному и случайному в человеческой жизни, хочется в завершении рецензии процитировать Альберта Швейцера, чье высказывание, как мне кажется, замечательно подходит и к названию, и к сюжету, и к теме романа: «Нет человека, которому бы не представился случай отдать себя людям и проявить тем самым свою человеческую сущность».
В очередной раз читаю и вопрошаю, но на этот раз мне хотелось бы проявить настойчивость в получении ответа- почему никто не работает? Не то что бы я была против, да меня никто и не спрашивает. 25 героев и только один из них работает. Как будто ему секрет открылся, как особо одаренному, что для того что бы жить достойно надо суметь обеспечить себе такую возможность трудом. Все остальные не могут понять, как им жить, на что им жить и что бы такого сделать, чтобы оплатить счета. Дошло до того, что готовы скидываться, что бы кто-нибудь из уважаемых людей их круга не стал бомжом. Такое впечатление, что работа для героев это либо святое призвание вроде серьезного увлечения, либо - ничего. Нет призвания-увлечения иди побирайся, вручай свою судьбу в руки добрых людей, третьего не дано. А вообще, работать на планете имени уважаемого автора можно только в Оксфорде преподавателем, либо на высокопоставленной должности в ранге государственного служащего. Еще, можно романы писать. Остальные только ходят друг за другом, потеют и причиняют друг другу добро.
Добро. Вот здесь хочется остановиться. Согласно философскому знанию, нажитому за период зарождения мозга у людей и обладаемому автором - тут все просто - твори добро от души, не для того чтобы, а потому что. Не потому что так положено, ведь благонравность может быть и искусственно привитой и мучительной, а потому что иначе не можешь. По порыву вроде. Микс религиозной мудрости на этот счет много чего говорит: и что рука дающего никогда не оскудеет, и что даря добро, будь готов ко злу, и что благими намерениями выстлана дорога в ад. И что добром можно создать условия разлагающие душу одаряемого. Еще есть такое явление как причинение добра. Кажется, что «Человек случайностей», далее по тексту именуемый ЧС, имеет заглавной именно эту тему. Она есть во всех романах автора, и вполне возможно, что мне просто видится на этот раз более выразительной. Здесь целый рой спасателей, все причиняют добро по мотивам:
надо ж чем-то заняться, тем более я хорошая/хороший, да и будет что обсудить потом;
надо себя принести в жертву, давно не приносил, подозрительно хорошо на душе, так нельзя;
надо как-то психологически отработать уже эти родственные связи, потому что брат/сестра это по сути другая вариация меня самого, я его/ее люблю безумно и так же безумно ненавижу, вот поэтому влезу-ка я по самое горло в его личные дела, сольемся уже в одну манаду, наконец;
надо алгебраически внести порядок в это бардак, мне господь поручил этим безмозглым помочь.
Но был, был луч света в этом темном царстве добра! И в финале автор этого героя не обидела, что позволяет сделать вывод, что философия этого героя является правильной.
Хорошо было побывать еще раз в мире любимого автора. Только тут все эмоциональны, проживают весь спектр эмоций, никто не обделен, будто им ставили капельницы повышающие уровень лабильности психики, с побочным эффектом усиления либидо. Никого не пощадила. Мало того, что у каждого страсти в душе, так все еще и говорят о них, с адресатом и третьими лицами! Приятности добавляет момент, что большинство из них эрудирован ы и хорошо воспитаны, все это как хорошо выписанная картина щекочет рецепторы зрителя-читателя. Жаль только утопленников у нее много и вообще жертв, ее Адамам и Евам пора обзавестись жабрами, ну или избегать воды.
Хорошо еще и то, что из пары десятков героев, можно выбрать своих фаворитов и следить за гонкой. Автор своего обозначила, подарив ему название этого романа. Не иначе это сарказм с ее стороны, какие еще случайности? Хотя, от нее всего можно ожидать, этот персонаж у нее частенько кочует из романа в роман и всегда является несчастливой случайностью для других героев. Моими фаворитами тут были другие персонажи. Я несказанно благодарна за наличие линии отношений родители - дети. Влиянием своего закономерного финала она успокоила меня и показала как может быть, если сбудутся невинные мечты родителей, что бы их дитя было с ними и было послушным всю жизнь.
Итак, поосторожнее с добром! Берегите себя, когда делаете его. И других тоже берегите, иногда им без причинения добра лучше, проще, органичнее, а главное здоровее, потому что без чужого добра сами быстрее найдут свое добро, настоящее, не причиненное.
Роман Айрис Мердок называется An accidental mаn. В названии совмещены два смысла – человек, постоянно попадающий в несчастные случаи и человек случайный, то есть посторонний, лишний, оказавшийся не в своей тарелке. Книга, как водится у Айрис, посвящена выбору. Герои должны выбрать между тем, чтобы приковывать несчастья и сеять их или осознанно отказаться плыть по течению, отдаться на волю случая, перестать быть «случайным», сторонним наблюдателем собственной жизни. Но Мердок на то и Мердок, что все пятьсот страниц романа мы не можем точно предсказать, кто из ее персонажей какой путь предпочтет, хотя когда Людвиг и Остин, наконец, перестают мучиться (и мучить окружающих, главным образом, своих женщин) и принимают «окончательное решение», их выбор кажется нам абсолютно логичным следствием всех описанных в романе событий.
Вторая мысль, которая не даёт покоя автору – возможность сострадания другому человеку. В An accidental mаn по-настоящему сопереживать и сочувствовать другим могут лишь те герои, которым писательница подарила редкую способность на настоящую любовь. Остальные при виде несчастья другого человека лишь скорбно покачают головой, сочувственно покивают, в лучшем случае соберут денег – не потому что так велит их внутренний голос, а потому что того требуют правила приличия. Фальшивой пуританской морали, лживому светкому обществу, охочему лишь до сплетен и пересудов в книге вообще досталось не на шутку – в большинстве своем оно состоит из людей, так и не сделавших никакого выбора, предпочитающих двадцать четыре часа в сутки отдаваться на волю случая и сетующих на те самые случайности. Но, как это ясно дает понять нам Мердок, ни стать богатым, ни полюбить, ни убить случайно нельзя.
В этом романе очень много тем, от самых серьезных (отношение к войне во Вьетнаме), до самых незначительных. Очень много действующих лиц, от главных героев до эпизодических характеров. Очень много действия, перемен, изменений, решений, несчастных случаев и счастливых случайностей.
И как всегда у Мердок много философии, психологии и рассуждений о жизни вообще, и отношениях между мужчиной и женщиной в частности.
Удивительно, что этот довольно сумбурный роман, легко и интересно читается.
Люблю Мердок за то, что даже не самые сильные ее романы так умны и интересны.
Айрис Мердок "Человек случайностей"
... - Разве не все мы отданы на волю случая?
Интригующее название. О случайностях, о чем-то эфемерном, ускользающем, нечетком. Но о том, что играет в наших жизнях немаловажную роль. An accidental mаn. Человек случайностей. Каков он? Как он проявляет себя в жизни, как влияет на других? Ведь в названии романа скрыт смысл, который характеризует этого человека. Человека случайного, как будто проходящего мимо других жизней, чудаковатого, стороннего наблюдателя своей жизни, несколько отстраненного, и какого-то чужого. Мердок исподволь, весьма незаметно открывает завесу над этой темой, объясняет нам кто этот человек случайностей, каково ему. Человек, хоть и плывущий по течению, но отравляющий жизнь других людей, но вот понимает ли он это? Не знаю. Этот вопрос остается открытым.
Роман также о долге, о выборе. Сложность выбора между долгом и велениями сердца, своими желаниями и стремлениями. Сложный выбор, действительно сложный, мучительный. И как узнать результат своих действий, своего выбора, возможно решающего выбора в жизни? Никак. Ведь в жизни нет никаких репетиций. Вспоминаются слова Кундеры «…но чего стоит жизнь, если первая же ее репетиция есть уже сама жизнь? Вот почему жизнь всегда подобна наброску. Но и «набросок» не точное слово, поскольку набросок всегда начертание чего-то, подготовка к той или иной картине, тогда как набросок, каким является наша жизнь,- набросок к ничему, начертание, так и не воплощенное в картину». В этом и состоит особый трагизм. Нельзя узнать, каким ты станешь, как повлияет на тебя твой выбор. Ты сам решаешь по какому пути идти.
А еще тема сострадания. Настоящее сострадание и пустая поверхностная забота, которую облекают в красивые слова. Хотя даже в искренней заботе и желании помочь другому нужно знать меру. Нельзя прожить за другого его жизнь, нельзя решить за другого все его трудности, нельзя лишать человека самостоятельности. Иначе изляшняя забота образует вокруг человека вакуум, из которого к реальной жизни потом сложно выбраться. Иногда практически невозможно.
Человек случайностей немного душный, как летний лондонский день, плавно тянущийся от главы к главе, дарящий много тем для размышлений и оставляющий после себя странное щемящее ощущение. Ощущение какой-то опустошенности, уныния и вместе с тем желания понять что-то важное и очень нужное. An accidental mаn как прыжок в пустоту, где не знаешь что тебя ждет, и найдут ли тебя твои случайности...
Читала и страдала. Будь то не Айрис, и не читала бы. Но в своей любви нужно быть последовательным. Я крепилась духом, психовала и продолжала читать. Что не устроило? Удивительное дело – герои. Причем все. Зацепиться не за кого. Надуманные драмы, заведомо ведущие к жизненным трагедиям, и никого не жаль. Не грамма сочувствия и сопереживания. Ни миллилитра симпатии. Вампир Остин, которому давно пора вбить осиновый кол прямо в лоб. Раздражающая своим нытьем Дорина, место которой в сумасшедшем доме. Примитивная Грейс, остановившая в своем интеллектуальном развитии на уровне 14-летнего подростка. Озабоченный Людвиг, который вроде и не дурак, но по нему как-то не догадаешься. Алкоголичка Митци, Клер В-Каждой-Бочке-Затычка, шляпа Мэвис “ах, жизнь прошла мимо … давай-давай, проходи, не задерживайся”. Как же они меня достали. Словно кошмарные соседи, не затыкающиеся ни днем, ни ночью. Пожалуй, похлопаю по плечу лишь Мэтью (правильно сделал, что смылся) и Гарса (только потому, что его в книге было мало). Может, я черствый сухарь, или не доросла еще до этих персонажей. Однако, сдается мне, Айрис они и сами не очень-то нравились. Перечитывать не стану. Потому и рецензию пишу – чтобы запомнить, что уже читала и не вдохновилась ))
NB! Имеются спойлеры
Ну что ж? Можно поаплодировать ведущему специалисту в области анти-романов за триумф создания настоящего анти-героя.
Остин Гибсон-Грей. Какая сволочь.
Да и прочие персонажи оставляют впечатления не из приятных — один гадливее другого. Если не считать горемыки Пирра*.
Пирр у него не первая кличка: попадая в очередной раз к новым хозяевам, пёс получал новую. Небольшой эпизод, в котором неоднократно отвергнутый Пирр наблюдает за ссорой четы Шарлотты и Митци и «определяет» ярость как «болезнь человеческой расы» — это еще один триумф Мердок. Трогательно, смешно, но очень, очень правдиво. Как неизбежно правдиво мнение анонимного голоса, что мерзкий Остин, а.к.а. Accidental Man, «такой же как все, только в большей степени». И на всякий случай (словно опасаясь, что эта фраза вдруг кого-нибудь покоробит), Айрис добавляет вторым анонимным голосом: «Всех можно как-то оправдать»**.
Остину с его братом Мэтью вторят сёстры Шарлотта и Клара***. И те, и другие тесно повязаны жизненными мифами, подпитывающими и навязчиво требующими от них взаимного чувства вины, враждебности, жалости и ревностного соперничества (в том числе сексуального). Мердок относит Остина к фигурам «незрелой духовности», ассоциируя его с образом «страшного мальчика» Питера Пэна. Остин неизбежно притягивает несчастья — они стали его утешением настолько, что он напоминает вампира.
На самом деле, Остин — просто мерзкий клоун, жалкий комик, неудачливый шут. В его окружении — череда демонических «случайных» фигур: некомпетентный шантажист Норман Монкли, противная девчонка Генриетта Сейс, смертельно повредившая череп, случайно свалившись с какой-то стремянки. Можно еще строить предположения, насколько причастен был Мэтью к несчастному случаю, повредившему руку (а также судьбу?) своему юному брату.
Последствия «случайностей» Остина поистине демонические: кто-то становится инвалидом, кто-то гибнет, средь его жертв — сова и ни в чем не повинный ребенок. Но в череде «летальных исходов», продемонстрированы еще два вне связи с Человеком Случайностей — там, где Мердок иронизирует над человеческим стремлением к превосходству. Умирающая Элисон Ледгард зовет нотариуса (а, может, и не нотариуса, ее точных слов разобрать невозможно), но вынуждена слушать чтение из Псалтыря. А душевно истощенная Дорина перед самой смертью воспринимает слова “Il faut toujour plier les genoux” как духовное наставление, тогда как они не несли в себе иного смысла, кроме того, что прямолинейно выражал швейцарский инструктор по лыжам.
Помимо случайностей, роман переплетен цепочками любовных связей, в том числе у персонажей, чьи голоса мы слышим лишь через письма или «анонимно» на вечеринках (блестяще исполнено, браво, Айрис, в очередной раз аплодирую стоя). Ученик частной школы Патрик влюблен в однокашника Ральфа Одмора****, который думает, что влюблен в Энн Колиндэйл, уверенную, что она влюблена в Ричарда Паргертера, который флиртует с Карен Арбутнот, которая без ума от Себастиана Одмора, который томится по Грейси Тисборн. В этом много комизма и, конечно, отражения закона (Марселя) Пруста о притяжении к недосягаемым объектам (кстати отлично обыгранном в гениальном фильме Вуди Аллена «Любовь и смерть»). Грейси любит Людвига Леферье. Любовь у Грейси и Людвига взаимная, но…
Комедия действия идет вразрез с заповедью Доброго Самаритянина «не проходить мимо». Будучи на дипломатической миссии в Москве, Мэтью однажды засвидетельствовал, как некий прохожий случайно присоединился к группе протестующих на Красной площади, за что был предан гонению властей. В Нью Йорке Гарс Гибсон-Грей увидел, как ночью убивают человека, а спустя какое-то время, тщеславно и комично пытался утешить Шарлотту, выселенную из ее дома. Людвиг подавляющий свои угрызения о невозвращении в Америку отказом от участия войны во Вьетнаме, проходит мимо изможденной, нуждающейся в поддержке Дорины. Парабола с Добрым Самаритянином как бы предписывает доброту к обездоленным и несчастным. Только Остин категорически отказывается от доброты, он намеренно хочет обратного — зла, несчастья на свою голову. Он винит свою парализованную ладонь, свою жизнь, своего брата. Но конечно, и брат не из тех, кого можно считать невиновным. У каждого своя вина.
P.S. Я читала оригинал, но для составления рецензии решила обратиться к переводу И.В. Трудолюбовой (других не нашла). К сожалению, сразу бросились в глаза очевидные попытки «самодеятельности» и неточности (увы, не только стилистические). Здесь мои комментарии с пометкой “lost in translation”.
* Пирр (в оригинале Pyrrhus) – имя великого эпирского полководца. Жаль, что в русском переводе не сохранился нюанс орфографических различий восприятия имени пса двумя его хозяйками: представительница «высшего общества» Шарлотта называет его Pyrrhus, а простолюдина Митци, очевидно не знакомая с историей древней Греции, мысленно пишет его имя как Pirrus.
** Сравните оригинал:
— Austin is a caution.
— One can’t help admiring him.
— Austin is like all of us only more so.
— He gets away with it.
— We’d all like to.
— Everybody is justified somehow.
…и перевод:
– Остин – феномен.
– Да уж, личность удивительная.
– Он такой, как все, только в большем масштабе.
– И ему все сходит с рук.
– Каждый о таком мечтает.
– Чтобы его не судили за проступки.
*** В переводе Clara (хоть это и деривация имени Clair) неотступно называется Клер.
**** Ай-яй-яй, в переводе последнее (неподписанное) письмо Патрика к возлюбленному Ральфу выглядит, как будто Ральф адресовал его Энн. И подписался! Ну вот зачем?!
С большой опаской я приступала к этому роману, каким-то чудом оказавшемся в моëм вишлисте и выданным мне беспристрастным рандомом. И совершенно зря боялась. Прекрасный автор, чудесный роман. Очень на любителя, конечно, но - чудесный.
Мы с разбегу окунаемся в мир большой группы людей, связанных друг с другом различными узами: родственными, дружескими, светскими. Любовью, ненавистью, болью, стыдом. И много чем ещë. Деньгами. И в центре этой группы находится мерзкий тип, который, как паук, опутал всех своей паутиной, и постепенно высасывает своих жертв. Высасывает деньги, заботу, любовь, радость жизни и саму жизнь. Но видно это только очень со стороны, из кресла читателя. А внутри ситуации он считается самым несчастным и обездоленным, к которому относятся с лëгким презрением и помогают из жалости. Совсем как в жизни. Манипуляция на чувстве жалости - самая беспроигрышная. Вообще, в этом романе удивительные персонажи: они все легко узнаются, все "как в жизни", но при этом никто не вызывает симпатии. Если только на совсем короткое время, чтобы тут же разрушить еë следующим своим поступком. И такая продуманная противоречивость во всëм. И во всех.
И, конечно же, не могу не сказать про потрясающие диалоги. Диалоги, в которых порой непонятно кто и с кем говорит, но при этом раскрывается всë самое важное. Диалоги изящные, хитросплетенные и очень смешные. И письма. Поток писем, которыми обмениваются персонажи, с некоторыми из которых мы только в письмах и встречаемся.
Обязательно продолжу знакомство с автором.
Уже было одно знакомство с творчеством автора. Я, конечно же, понимаю многие восторги. Написано как-то уж очень замудрённо-психологично, как по мне. Все мы разные, у всех свои привычки, вкусы, взгляды на жизнь, не бывает полностью положительных и полностью отрицательных людей. Но ведь мы всё равно находим тех, с кем нам более комфортно и приятно общаться, даже зная о недостатках.
Читая уже вторую книгу автора, понимаю, что мне не нравится ни один персонаж, я настолько равнодушна к их судьбе, что просто страшно. Мне абсолютно всё равно, что с ними будет и доживут ли они вообще до конца романа. Я привыкла при чтении книг испытывать хоть какие-то эмоции к персонажам: сопереживать, радоваться, грустить, возмущаться, а тут - ничего, разве что лёгкое раздражение.
Если бы не флешмоб, не скоро бы я вернулась у творчеству автора. Прочитала, пока помню и... хочется сделать паузу в знакомстве с творчеством