В книге известного журналиста и писателя Бориса Минаева «Мужской день» собраны новеллы о Леве, главном герое его книг («Детство Левы», «Гений дзюдо», «Психолог»). Застенчивый и странный московский ребенок на наших глазах превращается в подростка, который уже предчувствует взрослую жизнь с ее тревогами и страстями. Ранее романы в новеллах «Детство Левы» и «Гений дзюдо» выходили отдельными книгами и уже заслужили любовь читателей. «Детство Левы» в 2006 году стало лауреатом первой национальной...
- Да ладно тебе, папа! - недовольно сказал я. - Все нормально. Да, и вот еще что. Когда я буду большой, у меня, наверное, не будет ни жены, ни детей.
- Это почему? - как-то обиженно спросил папа.
- Ну, не знаю, - пожал я плечами. - Обойдусь вообще как-нибудь.
- Не обойдешься, - сказал папа. - Никто без этого не может обойтись. Ни один человек в мире.
- А вот и неправда! - сказал я. - Зачем ты врешь?
- Пап! - сказал я. - Но ведь от детей одно мученье! Они все время болеют! Они все время куда-то там пропадают! Скажи честно, зачем вам, взрослым, вообще все это нужно?
- Знаешь что, Лева! - сказал папа, вылавливая сосиску из кастрюли. - Во-первых я не могу ответить на все твои вопросы сразу. Для этого нужна не голова, а целая синагога. А во-вторых, я не могу, когда люди смотрят на меня вот такими голодными глазами. Возьми себе половину сосиски и один огурец.
- Пап, - сказал я, - скажи честно: зачем все это нужно?
- Что именно? - удивился он.
- Ну... вот это. Цветы, подарки. Почему женский день? Чем женщины лучше мужчин? По-моему, это какая-то ерунда.
Папа задумался.
- Даже не знаю, что тебе сказать... - задумчиво сказал он. - А что случилось-то?
- Да нет, ничего, - пожал я плечами. - Просто очень странный праздник. Не праздник, а какое-то наказание для мужчин, отбывание повинности.
- Ну, знаешь, - нахмурился папа. - Если тебе так сложно для мамы цветы купить...
- Зачем ты все передергиваешь! - заорал я. - Ничего не сложно! Но ведь праздник не у мамы! У всех же женщин! Я же всех их должен поздравлять, по идее! Это же бред!
- Ну что "по идее, по идее", - папа тоже заволновался в ответ. - Никто же не живет по твоей "идее". Поздравляют тех, кого хотят. Или могут. Ты, кстати, полтинник в классе на подарок сдал?
- Лева! Ты не мучайся! Принимай жизнь как она есть. Ты потом поймешь. Чуть-чуть попозже. А вообще, ты молодец. Сам поехал, купил цветы. Как настоящий мужчина.
- Мам! - сказал я. - Ну вот зачем ты все это говоришь? Ты же знаешь, что это папа меня попросил. А в классе я просто сдал полтинник на подарок. И все. Я же не против. Я просто не понимаю, почему есть такой праздник - женский день? В чем преимущество женщин? Ведь мужского дня-то нет.
Мне совершенно не жалко было для них цветов, не жалко подарков. Если надо всех их поздравлять в один день - я тоже был не против.
Одного только я не мог понять - почему все в мире отказываются отмечать мужской день?
Праздник мужчин?
Не военных, не моряков, не спортсменов или грузчиков, а просто мужчин? Почему это так - непочетно быть мужчиной?
Мне стало жалко мужчин, и я стал придумывать для них праздник.
Конечно, все женщины должны в этот день дарить им подарки, но не в подарках суть. В этот день все мужики должны уходить куда-то в лес, или на берег моря, или там в какую-нибудь пустыню, или в сельву и жечь костер.
Без женщин.
Они должны сидеть, жечь костер, петь, может быть, песни. Ловить, может быть, рыбу.
"Если они без женщин будут сидеть, то им будет, наверное, скучно, - подумал я. - А если с женщинами, то это уже не мужской день".
"Нет, - вдруг подумал я, - просто этот день каждый мужчина должен прожить так, как он захочет!"
Кстати, подумал я, завтра же как раз воскресенье.
Это будет мой мужской день. Я проведу его, как захочу.
Анна Сергеевна долго разглядывала, как я наливаю чай из чашки в блюдце, потом дую на него, потом подношу ко рту. И когда я уже стал пить, вдруг сказала:
– Так пили чай до революции только лавочники.
Я чуть не поперхнулся чаем.
– Кто? – сказал я. – Кто так пил?
– Необразованные люди! Простые! – сказала Анна Сергеевна. – Лавочники, купцы, крестьяне.
Больше всего не свете я боялся, что меня опять начнут записывать во Дворец культуры Павлика Морозова. Мама между тем в припадках бессильного гнева угрожала мне то бальными танцами, то клубом интернациональной дружбы, то даже зоологическим кружком.
Странное впечатление у меня осталось от этой книжки. Начала с восторгом: «О! По волнам моей памяти». Да, конечно, помню, как ребенком перед первым телевизором сетку передач рассматривала… А потом этот мальчик Лева казался мне все странноватее и странноватее. Лужа посреди двора, вследствие его игры в запруду, около стены все перекопано, огромная яма во дворе и чуть не повреждённый кабель. Зачем? Праздники – не нужны, дети – не нужны, поздравить маму – напряг. Что-то ни ума, ни доброты от этого мальчика…. И хотя автор рассказов мой ровесник, я была совершенно другим ребенком, и я хорошо помню свое детское мировосприятие мира. Изрядно отличалось! Так что с книжкой у меня не сложилось. И еще! В московских библиотеках не было Майн Рида и Купера? Но я в детстве перечитала их именно в библиотечном варианте, правда, не в Москве.
У Кушнера есть стихи о том, что ни один взрослый смельчак не вынесет такого страха, который ребенок выдерживает во время контрольной. Детство – огромное увеличительное стекло. У детства глаза велики.
У холодильников, если кто не знает, ток переменный. В связи с этим холодильники, особенно старые, очень любят помолчать-помолчать, а потом вдруг как заговорить!..Делают они это совершенно как люди, только не простые люди, а сумасшедшие (иногда даже буйно помешанные). Когда холодильник начинает говорить после непродолжительного молчания (за время которого все, впрочем, привыкают к тишине, потому что к хорошему привыкаешь быстро) - он сначала трясется, потом заикается и плюется, а потом сразу берет высокую истеричную ноту. И только после этого успокаивается и начинает ровно гудеть о чем-то своем.