Цитаты из книги «V.» Томас Пинчон

...Султан совершил ошибку – роковую ошибку в разговоре с любой женщиной: решил доказать, что она не права.

...То, во что веришь, надо говорить про себя.

http://www.thomaspynchon.com/covers/v_cvr.html

...ты добрая женщина, представительница вымирающей расы.

Быть может, история в этом веке, думал Собствознатч, вся подернута рябью морщин на ткани, так что если мы располагаемся, как это делает, похоже, Шаблон, на дне складки, кривизну, уток ткани или узор на ней определить больше нигде невозможно. В силу, тем не менее, существования в одной складке, подразумевается, что существуют и другие, уходящие отсеками по волнообразным циклам, и каждый из них постепенно приобретает значение большее, нежели плетение нитей в ткани, и уничтожает какую бы то ни было неразрывность. Так и получается, что нас чаруют забавные с виду автомобильчики 30-х, причудливые моды 20-х, своеобразные нравственные привычки наших дедов. Мы производим и посещаем музыкальные комедии о них, и нас мошеннически завлекают в ложные воспоминания, в липовую ностальгию о том, каковы они были. Мы соответственно утрачиваем любые ощущения непрерывной традиции. Вероятно, живи мы на гребне, все было бы иначе. По крайней мере, нам видно было б.

Уже давно решил он, что ни в какой Ситуации объективной реальности нет: она существует лишь в умах у тех, кому выпало в любой данный момент ею заниматься.

Но во сне есть два мира: улица и под улицей. Один – царство смерти, а один – царство жизни. И как поэту жить, не исследуя другого царства, пусть и каким-нибудь туристом? Поэт грезой кормится. Если не придут никакие караваны, чем же кормиться еще?

Мы можем оправдать любую апологию, просто называя жизнь последовательным отвержением личностей. Всякая апология - не более чем роман, полувыдумка, в коей все последовательные индивидуальности, принятые и отвергнутые автором как функции линейного времени, выводятся как отдельные персонажи. Даже само письмо составляет ещё одно отвержение, еще один «персонаж» добавляется к прошлому. Поэтому мы и впрям продаем свои души: расплачиваемся ими с историей мелкой рассрочкой. Не так уж много за взор ясный до того, чтобы пронзать им выдумку непрерывности, выдумку причины и следствия, выдумку очеловеченной истории, наделенной «разумностью».

Снится пусть больше павлиньих хвостов,
Алмазные копи, фонтаны китов.
Счастья в обрез, ну а бед через край –
Сном укрывайся, баюшки-бай.Жуткий вампир скрипнет чёрным крылом,
Звёзды погаснут, сражённые сном;
Пусть воют банши, трупокрады урчат –
Сны тебе силы дадут по ночам.Пусть и скелеты с гнилыми зубами
Наверх выползают из мира под нами,
Тролль, людоед и вервольфов орава;
Точь-в-точь как ты, призрак лезет кровавый,Тени на ставнях ползут там и тут,
Гарпий полки на охоту идут,
Гоблины ищут жертв сочных всю ночь –
Спи-засыпай, нечисть сны сгонят прочь.Они – как плащи, не заметные глазу:
Вяжет их добрый народец из сказок.
Сны покрывают с макушки до пят,
От ветра спасают, от горя хранят.А если же Ангел вдруг спустится где-то
Душу твою вознести прочь от света –
Перекрестись и к стене отвернись:
Снам ни за что не спасти твою жизнь.

[…] – Единственное здоровое действие тут – то, что собираюсь сделать я, а именно – выпрыгнуть вот в это окно.
Говоря так, Обаяш поправил галстук и приготовился дефенестрироваться.
– Ну и ну, – сказал Свин Будин, слушавший его из кухни. – Тебе разве не известно, что жизнь – самое драгоценное, что у тебя есть?
– Это я уже слышал, – ответил Обаяш и прыгнул.

– Я – воплощенье двадцатого века, – начала декламировать Бренда. Профейн откатился в сторону и вперил взгляд в узор на ковре.– Я – рэгтайм и танго; я прямой шрифт, геометрия в чистом виде. Я – бич из волос юной девы, я – искусно сплетенная цепь упадочной страсти. Я – безлюдный вокзал в каждой столице Европы. Я – Улица с рядами унылых казенных домов; cafe-dansant, заводная кукла, играющий джаз саксофон; парик солидной туристки, резиновый бюст педераста, дорожный будильник, который всегда отстает или спешит и звонит всякий раз по-другому. Я – мертвая пальма, пара бальных туфель нефа-танцора, иссякший фонтан на исходе сезона. Я – собрание всех аксессуаров ночи.

Ее романы – которых вышло уже три, по тысяче страниц каждый, – собрали (как косметические салфетки собирают грязь) несметное количество преданных почитательниц.

Призраки, монстры, преступники, извращенцы – это признаки мелодрамы и слабости. Они ужасны только потому, что тот, кто их видит, боится остаться один.

Спи, увидишь хвост павлина,
Бриллианты и дельфина.
Боли много, счастья нет,
Сны спасут тебя от бед.
Пусть вампир крылом закроет
Звезды, пусть Банши завоет.
Вурдалак пусть жрет всю ночь,
Смогут сны тебе помочь.
Тащит труп гнилые кости,
С того света лезут гости
Людоед, упырь и тролль,
Кровожадный призрак твой.
Тень за ставнями мелькает,
Где-то гарпий рыщет стая,
Гоблин нежной плоти хочет,
Сны их всех прогонят прочь.
Сны твои — как дивный плащ,
Что соткал волшебник-ткач:
С головы укрыв до пят,
От ветров и бед хранят.
Если ж за твоей душой
Ангел прилетит ночной,
Ляг к стене, перекрестись
Не помогут сны спастись

Аллигатор попался пегий: бледно белел и чернел морской водорослью. Двигался быстро, но неуклюже. Возможно, был ленив, или стар, или глуп. Профейн полагал, что он, вероятно, устал от жизни.

И мир, и мы, м. Шаблон, начинаем умирать с мига рождения.

В том мире, где вы обитаете, мистер Стенсил, любая совокупность явлений может оказаться заговором.

...В мире гораздо больше случайностей, чем человек способен вообразить, оставаясь в здравом уме.

Нужен, к несчастью, всего-то письменный стол да письменный прибор, чтобы любая комната стала исповедальней. Деянья, совершенные нами, могут быть здесь и ни при чем - или расположения духа, в которые мы то и дело впадаем на время. Дело может быть лишь в том, кто комната - куб - не обладает собственными силами убеждения. Комната просто есть. Занять ее и найти в ней метафору памяти - наша вина.

- Разве ты не знаешь,- спросил Дауд,- что жизнь - это самое прекрасное, что у тебя есть?
- Ха-ха,- сказал Плой сквозь слезы. - С чего бы это?
- Потому что, - ответил Дауд,- без нее ты бы помер.