Рецензии на книгу «Амстердам» Иэн Макьюэн

Одна моя знакомая сказала, что я слишком молода, чтобы быть сентиментальной.
Твое поколения не умеет испытывать глубоких чувств - сказала она - потому что твое поколение не хочет их испытывать, таким как ты это не нужно. Такие как ты - сказала одна моя знакомая - хотят успеть слишком много, хотят попробовать слишком многое. Такие как ты вечно все забывают, потому что должны запомнить слишком много вещей. Слишком много ненужных вещей.
Прочитай эту книгу - сказала одна моя знакомая - прочитай, если не забудешь ее название.
И я , конечно, забыла. Забыла моментально, через три секунды после того, как это слово сорвалось с ее четко очерченных губ, как только ее аккуратно накрашенный рот закрылся - я сразу забыла. Отвлеклась на какую-то мелочь и забыла.

После того зимнего дня прошло два года. Два года я не вспоминала об этой книге. Два года мне никто о ней не напоминал. А некоторое время назад, случайно наткнувшись на крошечную рецензию одной девочки - я все вспомнила. И стали на свои места в моей голове - зимний день, цвет ее помады и Амстердам. И я решила прочесть.

Я читала эту книгу под самый депрессивный trip-hop, который только могла найти, под самый леденящий душу dark ambient, под самую мрачную кислотную психоделику, я даже включала католические хоралы.
Так я хотела проникнуться этой ледяной, мрачной атмосферой, о которой все говорят. Этой колючей безысходностью. Этой романтичной дорогой к смерти.
Так я хотела доказать, что я могу быть сентиментальной. Что я смогу проникнуться судьбой этих нескольких человек. И что мне станут понятны их терзания и их метания. И что проблемы их станут такими же важными для меня. И их общая любовь к одной женщине - станет для меня моей любовью. И их муки - станут моими муками. И вся эта трагедия - станет моей.
Я даже вспоминала несчастливый конец Хэмингуэя. И складывала все пазлы в одну картинку.

Я хотела, чтобы эта книга стала моей личной маленькой эвтаназией. Чтобы по моим венам побежали вместе с кровью тревога и боль. И ощущение близкого конца. Чтобы по моим капиллярам разбегались надежда и отчаяние, отравляя все тело. Чтобы я ощущала все то же, что и герои. Чтобы по моим венам бежал весенний ветер Амстердама и смерть.
Бедная Молли - повторяла я вслед за ее любовниками из романа. Беззвучно складывая губы.
Гениальный Клайв - продолжала я.
Великолепный Вернон - продолжала я.

Около двухсот страниц. Это совсем немного. Но я читала их очень долго. Я перечитывала раз за разом. Последние страницы я перечитывала пять раз.
Но пазлы не сложились. Их трагедия не стала моей. Их трагедия вообще не воспринялась мной как трагедия. Они не были ни бедные, ни гениальные, ни великолепные. Они не были ни друзьями, ни предателями. Не было невыносимой любви. Не было мучений и несчастий. Не было спокойствия и умиротворения. Ничего не было. И все завершилось так просто, как будто ничего не было и в самом начале. Я не почувствовала ничего.
И это значит, что она была права.

Я не хотела вообще ничего писать об этой книге. Я не люблю писать о разочарованиях или неоправданных ожиданиях. Но пару дней назад в Москве неожиданно выпал снег. А зима, как известно - это маленькая смерть. И я решила написать. Как-будто это был знак..

Превосходная вещь. Изящная, простая, острая, завораживающе красивая.
Книга о людях - обычных слабых, жестоких, глупых, никчёмных, банальных людях. Их обуревают такие же глупые, никчёмные и банальные эмоции, они так одинаковы в своей нетерпимости, подозрительности, жестокости и глупости, что это смешно. И страшно тоже.
Этих людей почти нет - один осадок на дне.
Известный композитор пытается соответствовать себе самому – молодому, бесшабашному, дерзкому, смелому, талантливому, гению?, но не получается. Уже не получается, хотя многое будет сделано и жертвы божку таланта принесены обильные.
Вёрткий журналист больше всего на свете боится старости, смерти и бессилия, а потому пытается вписать себя в историю, в память, пожалуйста, помните меня, я был, я есть, я буду.
Женщина, которую они оба любили когда-то – а теперь этого чувства уже нет, как нет и самой женщины.
Впрочем, это касается не только любви.
Нет больше и дружбы – она рассыпалась на упрёки, подозрения, месть – замысловатую, замаскированную долгом, жалостью, обещанием.
Никаких множественных выводов, моралей и двойного дна я здесь не вижу – Макьюэн сказал всё, что сказал, не больше и не меньше.
Очень, очень, очень понравилось.

Подарена мне в первом туре игры Книжный сюрприз Украина. Огромное спасибо sapphirewinds !

"Лев Евгеньич, я вашу бургундскую полечку перепёр на родной язык" (с)
Шучу.
Однажды в один из дождливых вечеров Йен Макьюэн сидел в своем любимом кресле и читал Гоголя, как вдруг посередине "Повести о том, как поссорились Иван Иванович с Иваном Никифоровичем" его посетило вдохновение. Так свет увидел "Амстердам", восхитился и дал автору Букера. К моменту его написания Макьюэн был уже степенным и умудренным годами романистом, поэтому в книге нет никаких особых патологий и извращений, которые были для него излюбленной темой по молодости лет.
Опять шучу.
А если серьезно, то...
Сразу скажу - мне понравилось. Если честно, я несколько удивлена количеством негатива в адрес "Амстердама".
Нет у меня сегодня настроения на цветистый отзыв, поэтому напишу по-простому. Отличная книга. Филигранная проза. Никакой особой мрачности я в ней не разглядела. А разглядела я в ней обычных людей с их страхами, страстями, неудачами и стремлениями, их обычные отношения и их обычный конфликт, ну разве что финал у их дружбы не совсем обычный. "Обычный" в данном случае не синоним посредственности, этим словом я обозначаю абсолютную ясность всего изложенного. Оно реально и достоверно.
Книга очень мала по объему, но Макьюэн своим мастерством превратил ее в безразмерную суму фокусника, из которой появляются все новые и новые вещи, непонятно как туда уместившиеся, и читателю остается только внимательно следить за ними, а после представления еще долго думать "что это было?"
Блестяще!

Гений и злодейство.

Знаменитая М. Л. Лейн. Ни разу не прибрала в квартире. В жизни не вымыла тарелки.

Ну как не влюбиться в такую женщину? Молли была энергична и остроумна, но внезапно разум отказал ей и еще молодая женщина перестала быть собой. Перестала определять свою судьбу. Стала зависима от человека, которого жалела. Теперь муж принимал за нее решения. Он продлевал дни ее беспомощности и абсолютной зависимости. В то время как все, кто восторгался ею раньше (за малым исключением), не желали ее видеть. Кому захочется оставаться лицом к лицу с напоминанием того, как хрупка психика, как скоротечна жизнь человека.

Клайв Линли и Вернон Холидей навещали свою боевую подругу так долго, как только могли и ее угасание задело оставленных любовников сильнее, чем прочих знакомых Молли. Заронило в их души страх. Панический страх утратить рассудок. Вместо величия и признания получить унизительное состояние беспомощности, стать объектом жалости. Когда знакомые и неизвестные им люди, вместо того, чтобы с восхищением признавать заслуги и вклад в историю или культуру этих, уже получивших всеобщее признание, личностей, будут брезгливо судачить о неприятных сторонах их болезни. Страх указал двоим друзьям направление, в котором они станут двигаться дальше. Склонность к возведению на пьедестал своих личных интересов и отметанию всего, что этому культу мешает, расстелило для них красную ковровую дорожку.

И пошли они навстречу своей судьбе. Эта сладкая парочка завсегдатаев клуба бывших любовников Молли - один музыкант-архиконсерватор, другой - безликий и обтекаемый журналист. Романтик и циник. Инфантил и прагматик. Трепетная лань и носорог. Два заядлых мизантропа. Весьма способных. Почти безупречных. За исключением одной маленькой уступки собственному эго, перечеркнувшей одним махом все достижения. Да, они не устояли перед искушением славой. Людям свойственно ошибаться. Особенно, когда ставки велики. И давление груза ответственности соответствующие. Клайву вообще трудно живется - он тут, понимаете ли, симфонию тысячелетия пишет, а ему палки в колеса вставляют. То жвачка к ботинку прилипнет, то маньяк жертву подкараулит как раз в том месте, где у маэстро назначена встреча с музой. Никакого понимания по отношению к трудной работе Гения. Не умеют в наши дни создавать подходящие условия для людей, осененных величием. То ли дело раньше. Вернону еще сложнее - он в одиночку борется за хлеб с икоркою для всех сотрудников редакции вслух осуждающих его методы, но мысленно желающих, чтобы он продолжал. Деятельное зло и бездеятельное добро. Хотя четкое разделение тут невозможно. Остается только задуматься, что страшнее открыто напасть или тайно отказать в помощи? Ну и классическое, про гений и злодейство, в роман тоже отлично вписывается.

Стиль прекрасен. Никакими витиеватостями не отвлекает от смысла. Текст цепляет и гипнотизирует. Берет тебя за грудки и требует ответа на непростые вопросы. Дело вовсе не в теме романа, а в том как Макьюэн пишет. Он задает вопросы, на которые ты долго ищешь ответа. Он лишь описывает обычные вещи, но они западают в голову и крутятся там, крутятся. Роман прекрасен! Каждой своей строчкой. Каждой препарированной эмоцией, каждой реакцией. А еще чтение Амстердама запомнится мне погружением в мир поэзии и музыки, экскурсом в историю кризиса в Великобритании 70х-80х годов. И гениальнейшей одой "К радости" Бетховена!

Книга прочитана в рамках игры Вокруг света. Нидерланды.
Аня Decadence20 спасибо за то, что разделила со мной прогулки по Амстердаму)
Вика SantelliBungeys наш вечер классической музыки был незабываем!
И отдельная благодарность Людвигу нашему ван Бетховену!

"Двое друзей заключают соглашение об эвтаназии: если один из них впадет в состояние беспамятства и перестанет себя контролировать, то другой обязуется его убить...",
Порой мне кажется, что либо я так читаю книги - либо если мне не нравится автор - то мне не нравится автоматически все что он пишет.
Как сказано в аннотации у нас есть два друга: один журналист, второй композитор. У обоих большие амбиции, долгоиграющие планы и если один однажды сойдет с "нужной" дорожки, второй поправит положение. Что еще можно ждать от друзей, как не поддержки - подставить плечо другу, или нож в спину? Мне кажется как таковой дружбы тут никогда и не было. А откуда она вообще могла возникнуть? Коль они и были "любовниками" одной женщины - то разве вообще могла быть между ними дружба как таковая? Видимо мой мозг этого никогда не поймет.

Куча вопросов, никаких ответов, простое описание "интриг", жизни и ее конца.
В очередной раз убедилась, что Макьюэн не мой автор. И читать у него я больше ничего не хочу.

В Амстердаме Макьюэна нет ни плавучих домов, ни легальной травки, ни квартала красных фонарей. Какие красные фонари, красный — слишком яркий для этого автора, в его палитре только "все оттенки кошачьего кала", если перефразировать одного из самых шибко раскрученных современных отечественных авторов (Паланик стремительно делает напалм, Мартынчик рыдает от моей политкорректности). Впрочем, количество писателей, нежно любящих серо-буро-низменное в людях и обстановке, всегда было довольно велико, и читались они мною без проблем и жажды радуги и бабочек, но Макьюэн нарисовал картинку, кажется, вовсе без удовольствия от собственного творчества, как будто написал сочинение по всем канонам учебника, методично следуя каждому пункту каких-то неведомых правил гармоничного прозосложения. Да, проза выверенная, точная, с хорошим языком, но мёртвая и неприятная, как снулая рыба. В этом романе нет изюминки, нет автора, только каноны и каноны, а где там за всей этой серостью сидит Макьюэн — кто его знает...

Очень избирательный хирург человеческих душ. Другой автор отсекает всё ненужное и неприятное в человеке, выбрасывая ампутированные обрубки с глаз подальше, а Макьюэн подбирает и описывает только это. Дружба, честность, талант, даже добротный эгоизм — это всё незнакомые и лишние сочетания звуков в "Амстердаме". Здесь препарируется только самое мерзкое в человеке, причём не "плохое" или честное "злобное/мстительное/агрессивное", а гаденькое, противненькое, подленькое, всё с уменьшительно-ласкательным суффиксом (хотя нечего тут уменьшать и ласкать). Если есть в мире розовые очки, то у Макьюэна они определённо какие-нибудь блевотно-зеленоватые. Всех людей, все поступки своих выдуманных пешек он может видеть только через них. Не верьте названию романа, не верьте аннотации, в книге всё совсем не о том... Конец, вот честно, совсем ни о чём, автор с довольной гримасой выстреливает из висящего на стене ружья, а потом тушуется и не знает, что бы ещё такого написать, чтобы сгладить неловкую детскую паузу. Впрочем, такой претенциозный финал — вполне заявка на Букера, который, собственно, и был взят, ожидаемо и рассчитано.

Не стоит думать только, что всё так плохо. Помимо резво бегущего и легко читаемого сюжета и стиля есть ещё неплохие описания "бытовухи" — работы над созданием "гениальной" симфонии через призму видения автора (который, само собой, гений для себя) и корпоративное перегрызание глоток в редакционном котле газеты. А ещё в книге есть один персонаж, который не вызывает немедленного желания в него плюнуть, очень жалко, что она умирает уже на первой же странице. С другой стороны, введи её описание Макьюэн в обычное повествование, наверное, та бы ещё грымза получилась. А пока она по правилу "о мёртвых либо ничего, либо хорошо" кажется самодостаточной дамочкой, которая всю жизнь занималась тем, что прогибала под себя весь окружающий мир со всеми бесхребетными мужичками и стервозными конкурентками и искренне получала от этого удовольствие.

Не стала бы рекомендовать эту книгу для увлекательного или познавательного чтения. Разве что прочитать один раз из любопытства, подумать над темой деградации личности и психологических кульбитов по этому поводу. Подумать и забыть.

Как я прочла книгу Макьюена

Сначала меня Макьюен разочаровал сюжетом. Какая-то нудная, скучная история двух дружбанов-стариканов, у которых умерла общая в прошлом любовница. И вот они на похоронах нудно гундят про мужа любовницы и не менее нудно трындят про других ее любовников. Ну, баба, хотелось мне сказать, учудила. Богемная роковая красотка. Причем образ этой самой Молли не раскрыт до такой степени, до какой только можно его не раскрыть. То есть вообще никакая Молли. Вроде всех этих мужчин связывает, но вот образ ее представить невозможно даже в картонном виде. Бесплотный дух какой-то. Макьюен, это должно быть интересно? Ну ок.

Потом Макьюен меня разочаровал опять сюжетом. Эти два дружбана-старикана сцепились между собой по какому-то никчемному поводу. Один из стариканов - главный редактор новостной газеты, и в руках у него компромат на кандидата в премьер-министры, второй же старикан - гениальный композитор, живой классик, и он резко против опубликования сего компромата. Ну, слово за слово и вот они друг друга ненавидят, вцепились в глотку и вообще подписали друга друга на эвтаназию. В общем, сейчас в кратком пересказе это все действо звучит еще более бредово, чем оно читалось.

Потом я внезапно поставила оценку 4, потому что вообще-то это было 2, но 4 все-таки потому что все-таки потому что все-таки, у вас не двоится, нет, язык у Макьюена на какой-то невероятной вершине находится. Лхоцзе или Джомолунгма. Читать его доставляет огромное удовольствие, не знаю даже почему. Вот штырит от него, и все. Он мне кино создает в голове. Каждая сцена так и просится на экран, даже самая скучная, даже с двумя престарелыми неинтересными мужчинами.

Потом я осознала, что это не книга, это я. Это я не дружу с гротеском, а Амстердам - натурально гротеск. А для меня гротеск - это утрированный бред сивой кобылы. Ну, вот такой я тормоз, вчера - оно бредятина, через неделю - оно гротеск. И Макьюен вдруг сильно мне запах Ивлином Во, которого я в гротеске не сразу догнала тоже.

А потом я обсудила эту книгу с дружественными ЛЛ-овцами, и меня наконец-то догнало, и внезапно это стало 4.5. Потому что те моральные дилеммы, которые автор поднял, вдруг нашли отклик. Меня вдруг затрясло от сцены в горах. Туда, в горы, великий композитор удалился с целью сочинить симфонию всей своей жизни, квинтэссенцию. Но вдруг в тот самый момент, когда оно вот уже практически тут на языке, на кончике пальцев, он видит как мужчина бьет женщину, хватает ее за руки и тащит куда-то. Убьет что-ли, вовремя ж ты блин. И у него дилемма. То ли позволить симфонии испариться, а это смысл его жизни, напомню, то ли незнакомую женщину спасать. Ну и выбрал он, конечно, да. Интересный выбор. Правдивый, я бы тоже, наверное, так же выбрала.

Так что я бы и 5 поставила, да. Если бы не тот мой первоначальный осадочек скуки. Совсем над читателем авторы измываются лауреаты эти, ну.

Смерть – это не самое худшее, что может произойти с человеком. Это сказала не я, сказал, как гласят источники, Платон.

И действительно. Естество человеческое создано, чтобы рождаться и умирать. Непрерывно. В физическом своем состоянии, в духовном, в опосредованных объектах. Создал - использовал - утилизировал - создавай снова. Но духу мятущемуся это логическое построение противно. Не видит он логичного в исчезновении того, что жило и дышало.

Два друга, Клайв и Вернон. Похороны почившей общей подруги и любовницы. Не подающий виду муж. Не чурающийся внимания последний возлюбленный, он же видный политический деятель, претендующий на высокий пост премьер-министра. Сочувствующие, праздношатающиеся. Молли не хотела бы этого всего. Хотя она и умирать не хотела. Но болезнь сожгла ее. Клайву и Вернону все это крайне неловко. Молли они уже ничем, совсем ничем не могут помочь. А себе?

Проблема выбора. Извечная боль человеческого разума. Тот самый вопрос по поводу дрожащей твари и права на действие. В том числе и в отношении себя.

Хочу ли я мучиться на смертном одре, если так случится, что меня подкосит тяжкий недуг?! Имею ли я право лишить жизни друга, если он, мучимый недомоганием, попросит меня об этом?! И это только надводная часть айсберга. Могу ли я лишить человека права не будущее, если этот человек угрожает будущему нации?! Могу ли я не обращать внимание на незначительные частности вокруг, если в это самое время я творю нечто значимое, вероятно, великое, востребованное потомками?! Простить ли другу поступок подонка?! Друг считает меня подонком, а сам отвернулся от несчастной жертвы преступления в момент его совершения?!

Месть. Могу ли?! Хочу ли?! Сделаю ли?!

Эта книга - очередной повод убедиться в способности современных английских авторов ярко и провокационно прорисовывать терзания личности. Иэн Макьюэн, Зэди Смит, Джулиан Барнс, Грэм Свифт... Цивилизация обеспечила человеку новую порцию "горя от ума". Преследование самого себя в уголках своего духовного пространства. Стремление поставить самого себя в безвыходное положение. Загнать в угол для того, чтобы... Чтобы что?! Истощение, разрыв с самим собой, потеря внутренней гармонии. Самоустранение. И вопрос даже не в том, кто запустит механизм устранения физического. Самоустранение уже запущено.

Лаконично. Концентрированно. Системно. Пронизывает. На малом количестве страниц столько всего. Событийная часть скручивается в тугие облака, перемежаясь частями душевных мук. От книги идет какой-то особый электрический разряд.

Как все-таки удивительны книжные тропы. Собственное душевное состояние сейчас совершенно согласуется с книгой. Как же далеко я сейчас от своего природного "я"! Ощущение, что я сама себя из себя изгнала. Как Клайв и Вернон.

Не тот Макьюэн

Словно незнакомец. Новое лицо в литературе. Но нет. Так приятно начинать знакомство с чудесного открытия. Так неуютно испытывать недоумение, пожав повторно ту же руку через время. Только ведь никто и не обещал то же восхищение, что подарил мне роман «Искупление». И если он с первых нот сулил удачу, то «Амстердам» вылился едва ли не сразу в спокойную, почти бесцветную мелодию.

И чья в том вина? Пожалуй, в неверных ожиданиях, как это часто бывает. Я предполагала, что «Амстердам» будет созвучен в чем-то с любимым фильмом «Достучаться до небес», но он ушел слишком далеко от моих фантазий. История Макьюэна лишена той выразительной темы ускользающей жизни. Она полна горького разочарования и зиждется на ошибках. Простых человеческих ошибках.
То и дело мне казалось, что роману не хватило объема. Некоторые линии остались просто не развитыми в полной мере. Автор создает яркие и самобытные образы Клайва и Вернона, но при этом почти ничего не говорит о Молли. Дает весьма схематичный образ, а ведь она есть та важная нить, что связала двух столь противоположных людей. Одного факта, что они были ее любовниками, мне было мало, чтобы понять причину их многолетней дружбы, увидеть цепь, которая их удерживала вместе. Возможно, потому и финал не показался мне исполненным глубокого драматизма. Так же схематично выписаны Джордж Лейн и Джулиан Гармони, хотя, если задуматься, именно с их лёгкой подачи завертелась эта непростая история. Образ той же Роз Гармони вышел ярче. Ее легко представить, а мотивы поведения предельно ясны.
И что для меня невероятно, камнем преткновения стала в романе… Музыка. Все ноты восходящие и ноты нисходящие, диссонансы и вихри вариаций, отлетающие в пространство, миновали бесследно. Все это разумно можно объяснить банальным отсутствием музыкального образования…. Но я люблю музыку. Музыку разную, классику в том числе. Смысл самых примитивных терминов мне известен. И аккорды, разливающиеся по страницам, были просто читательской усладой у той же Дины Рубиной в дорогой сердцу трилогии или у Барикко в покачивающей на волнах Легенде о пианисте. И потому для меня безразличие в музыке здесь – настоящее недоумение, загадка.

Возможно, всему виной настроение и какая-то навалившаяся недавно усталость. Возможно, всему виной вкусовые пристрастия, которые, слава богу, у всех разные. Факт остается фактом: эта небольшая история о сложности любого призвания, об утрате человеческих ценностей и просто утрате, о сомнениях, влекущих за собой страшные события, не вызвала сильных эмоций. Пусть так. Так или иначе, а к автору все равно вернусь. За еще одной уже своей мелодией.

Книга была прочитана за день, но вызвала бурю эмоций сравнимую разве что со Cтолетней войной.

Сначала недоумение: и это мэтр британской литературы? Что у них там, на безрыбье и Кундера - мировой классик? Последнего упомянула так как его тень неотвязно маячила за каждой страницей, но, необходимо отметить, что его лучшая, "светлая" тень. Для тех, кому его менторский тон и перевирание европейской культуры столь же утомительно как и мне, будет понятно, что я имею ввиду высокий накал искренних страстей, тонкую психологию, умение обнажить все самое неприглядное в человеческое натуре без жеманства, без оправданий, но и без осуждения, ну и наконец совершенно правдободобные в своей неправдоподобности развязки. Такой же и "Амстердам".

А основная, моя личная эмоция была связана со стрежнем романа: "нет врага непримиримее и подлее, чем бывший лучший друг". Эту правду испытала на себе и, увы, не раз.

Спасибо Ksandra за этот подарок и satanakoga за то, что навела на эту книгу.