Кому же сегодня нах. нужны "тревожные годы Октябрьской революции"? И все те пацаны, что были напридуманы русско-еврейскими, еврейско-русскими писателями?
"Тревожные", "непростые", "суровые", - какие ещё эпитеты вспомнить?
Сначала, по понятным причинам, книжки эти были в программе хоть и дополнительного чтения, но за прочтение в общем спрашивали.
Потом пришли другие времена, всех, по хорошей и доброй русской традиции, отправили хрен знает куда. Точнее - придали забвению - красные же! Коммуняки! Мы же стали свободными. Собственно, ничего нового для России: приходят одни - анафема всему предшествующему, приходят другие - всё повторяется. А какой смысл в этих повторениях? Да никакого! А зачем писать о банальностях? А вот - зачем:
Во-первых, какие же это офигительные книжки! Сказать о золотом фонде детской литературы - ничего не сказать! Сколько жизни в этих детских движениях, поступках, приключениях, подвигах! Господи, да прочтите любую книжку из серии - сколько же там солнца, сколько моря, рыбы, в конце концов! Сколько тех самых парусов, от Лермонтова и... греческих одесских контрабандистов, - посмотрите, почитайте - сколько же там всего! Детство, юность и вечные их спутники - приключения и подвиги!
А посмотрите сколько же там России! Южной, солнечной, степной, украинской, - посмотрите, сколько там родной земли! Может, я там какой империалист-милитарист? Никакой, от слова совсем. В памяти одно: красиво, здорОво и здОрово! Мальчишки, пацаны, детство, наполненное смыслом. Не, не той осмысленностью взрослого человека, а мальчишеской заполненностью каждой минуты своим всепоглощающим желанием жить и действовать, действовать и жить!
Во-вторых, какой талантище автор! Откройте любую книжку на любой странице. Первое, оно же последнее: верю! Каждой букве, каждому слову и каждому предложению - верю! Всё по-пацански правильно, всё так и есть, так и поступают пацаны. Слава, прижизненная - заслуженная на 200 процентов. Спасибо Валентину Петровичу!
В-третьих, "я мечтаю вернуться с войны, на которой родился и рос"... Знаете, что я имею в виду? Не гражданскую, ни какую иную. Никакой политики. Я - о другом: о той внутренней войне между достоинством и уже непонятно каким комплексом неполноценности уже не понятно - перед кем. Что я имею в виду? Вместо одних героев - красных - на вахту героев заступили белые. Что делают русские? Ясное дело - скидывают с постаментов памятники. Чё там за Пашка Морозов-урод? Скинуть! Чё там за Зойка с Шуриком? Долой! Чё там за пацаны у Катаева? К хреням! А то, что о пацанах этих написано потрясающе - это кому уже нах. нужно? Всё, сливай воду - какой талант, если те были красными, а сейчас в главных - белые? И? А чё - и? Литература, мля, независимая от конъюнктуры. Ага. Это - про нас, тонких ценителей собственного недоразвития собственного же достоинства и собственной же смелости. Талантливо? Слов нет! Так зачем конъюнктурными лапами свергать потрясающие книжки про своих же? Про таких детей, сильных, смелых, убежденных, горящих жизнью, - что, про таких детей читать не нужно? У нас иные идеалы и иные ценности? Нам весь этот хлам не нужен? Бесконечное самоунижение - Господи, когда же это прекратиться?
Так, между прочим: когда Тарковский снял "Иваново детство", про "красного" пацана, про то, что нет красок в детской судьбе на войне - отечественной или гражданской (тем более!), тем самым "белым" иностранцам это не помешало увидеть не цвет политической принадлежности, а Детство. С его взрослой судьбой.
Мы-то когда-нибудь станем такими? Не бесцветными. По политическому спектру самооценок. По яркости человеческой жизни и судьбы. Дожить бы.
Начало книги показалось захватывающим - герой попал в обстрел и получил серьезную рану. Было интересно узнать, что с ним произойдет дальше. Как оказалось, это ярый коммунист, готовый сделать все ради самой идеи. Способный даже отречься от близких ему людей, идущих против коммунизма. Когда его невеста Ирина высказалась против Ленина, против коммунистических идей, Петр тут же пришел в ярость и готов был сдать невесту коммунистам. Вот этот момент и удивил меня больше всего. Именно этот случай наглядно и показывает, как были заражены идеей коммунизма молодые люди в то время.
Все-таки, на мой взгляд, книга эта идеологическая, в ней нет ничего очерняющего советскую власть, коммунисты - это герои, а сторонники временного правительства и другие - враги, готовые сдать Россию немецкому канцлеру с потрохами, лишь бы не коммунистам.
Поэтому нельзя судить есть ли правда в книге, не субъективное ли это мнение автора, который является сторонником коммунизма?
Как-то пропёрли меня первые две повести цикла, решил продолжить. "Зимний ветер" был опубликован позже всех повестей цикла, хотя по хронологии описываемых событий он идёт третьим, после "Хуторка в степи". Осень 1917 - зима 1918, главный герой возвращается с первой мировой в революционную Одессу. Бардак в стране, беспорядки в городе, мир рушится. Катаев в правоверных традициях своего времени описывает как на фоне этих событий из доброго бестолкового юноши выковывается идейный большевик - и читать это сейчас довольно гнусно. Судя по всему, фигура главного героя, Пети Бачея, автобиографична, а у Катаева была очень увлекательная биография в годы революции и уж он-то далеко не сразу стал большевиком. Поэтому, несмотря на все советские поливы, повесть даёт неплохое представление о том, что творилось тогда в стране. Пока читал все три повести цикла, не отпускало ощущение, какой глобальный пипец случился с Россией в начале двадцатого века и как люди могли жить среди всего этого.
В повести есть несколько весьма картонных персонажей, например, старый большевик Родион Жуков, а уж чего стоит описание Ленина. Но в то же время некоторые герои просто очаровывают своей жизненностью - отец героя, Мотя, Ирен - очевидно, за ними стоят реальные люди, которых знал автор.
В литературном плане повесть уступает первым двум, но для расширения кругозора прочесть можно, да и Катаев конечно очень сильный прозаик. Ну да, и самое главное - это конечно же подростковое чтение, задумывалась и получилась повесть "для среднего и старшего школьного возраста".
"Глаза Василия Петровича грозно блеснули. Очевидно, ему очень понравилось это слово- "грабеж".
– Грабь награбленное! - сказал он и победно посмотрел на сына.
– Ишь, старик, как ты развоевался,-добродушно заметил Петя, с нежностью глядя на взлохмаченную голову отца, на всю его петушистую фигуру в коротком учительском сюртучке с блестящими на локтях рукавами.
– Да. Развоевался, как ты изволишь выражаться.
– Воюй, пожалуйста. Но грабить нельзя.
– Ты думаешь? Даже на святое дело? Петя замялся:
– Во всяком случае, до особого декрета.
– Хорошо,-подумав, сказал Василий Петрович.- В таком случае надо незамедлительно обложить местную буржуазию самым жестоким налогом: банкиров, купчишек, домовладельцев, епархиальное духовенство. А если будут саботировать, то - к стенке! - вдруг крикнул он снова, еще сильнее стукнул кулаком по столу. - К стенке! Безжалостно ставить к стенке. Или публично вешать на фонарях!.."
А ведь был интеллигентным человеком... графом Толстым восхищался. Сеял по мере сил разумное, доброе, вечное в народные массы. И вот, едва пойдя на службу к большевикам, уже начал звереть и пьянеть от крови. С кем поведешься, ясное дело. Закономерный итог нравственного падения либеральствующего интеллигента, начало которого мы наблюдали в "Хуторке в степи".