Рецензии на книгу «Соборяне» Николай Лесков
Книга изначально не задумывалась как роман, а наоборот, издавались отдельные рассказы и повести в различных журналах, и куда позже уже были собраны в единую "хронику". Это чувствуется, есть некая разрозненность в повествовании, местами не хватает связующих нитей. Но на этом из недостатков у меня все. Я очень люблю когда эксплуатируют религию в мультимедии, причем от махо-седзе до философских трактатов. Это весьма нестандартная жизнь, в попытках осмыслить себя и свое дело, либо пользование положением. Грубо говоря, почва крайне благодатная для разворачивания богатых сюжетов. В романе есть проповедники и дьячки, прихожане, меряне и те, кто не видит в этом смысла. Очень уж понравилась часть про кости, про столкновении науки и религии, и как раскрыли и мать и сына, показывая, что для каждого своя правда - правда. Понравилась и история про пирамиду, которую строили без масштабов. Очень язык понравился, так сказать деревенский, простой, он придавал шарма и атмосферы. Не могу назвать книгу "глубокой", хоть и многое и важное подчеркнуто и отмечено, всё это поверхностные, поведенческие ситуации, души не открывали и не терзали по настоящему. Впрочем, мне хватило и того что было.
Лично мне очень жаль, что все у Лескова в основном знают "Левшу", ну а на крайний случай - "Леди Макбет Мценского уезда" или "Очарованного странника", да и то очень плохо, потому что тогда в школьные годы это воспринималось как что-то не нужное, и вообще, когда будем проходить Толстого и Достоевского, а не вот его. Произведения у Лескова сами по себе очень прозрачные и светлые (тут мы отделим искусство от создателя, ибо Лесков, на мой взгляд, был тем ещё ревнивцем уклада "Домостроя").
Теперь к "Соборянам". Хоть у меня и очень неприятные личные ощущения от нашего духовенства (в общем смысле, не в частности), но здесь оно очень приятно воспринимается. Вообще, когда я читал книгу, было ощущение, что комната наполнялась светом и пахло ладаном (признаться, я люблю этот запах). "Соборяне" прямо наполнена воздухом, очень свободно дышалось при погружении в произведение. Только меня опечалил конец, грустно всё это было (естественно, есть и проблески надежды на будущее), но реальность есть реальность, нечего строить у себя в голове розовых единорогов.
Многим советую прочитать, особенно в такую резко-холодную осень, когда за окном бесконечные дожди.
Когда я уйду, мир станет другой...(с)
Пришлось мне тут как-то присутствовать на обряде крещения младенца в церкви. Человек я мало воцерковленный, поэтому за процессом наблюдала с интересом. Церковь была хоть и столичная, но небольшая и уютная, и батюшка мне показался таким искренним и истово служащим, что я задумалась, а много ли сейчас таких церковнослужителей и вообще, когда их много было?… И о том, что этот маленький человечек, которого сейчас окунают в купель, будет жить в этом мире, когда не будет уже ни большей части присутствующих, ни батюшки, а мир будет совсем иным. А тут как раз предложили для флешмоба «Соборяне» Лескова, роман о церковной поповке конца XIX века. Ну, думаю, как всё сходится, узнаем, как это было во времена всеобщей воцерковленности.
Оказалось, что роман «Соборяне» Лескова имел сложную судьбу. Автор трижды переделывал произведение, каждый раз давая иное название и ругаясь с цензорами. А потом не раз отмечал, что переписал его совсем бы по- другому, но уж поздно.
Время, когда Лесков вошел в русскую литературу, было временем гигантов – Гоголь, Тургенев, Достоевский, Толстой – трудно было сделаться заметной фигурой на этаком фоне. И хотя его произведения остались в большой литературе, но всё-таки немного как бы в стороне от литературного мейстрима. У него был особый, отличный от его великих современников взгляд на изменения в общественной жизни страны. Его политические взгляды, позиция консерватора, почти реакционера, на фоне всеобщей либерализации не попадали в русло общественного мнения. Близко общавшийся с простым народом, хорошо знавший провинциальную Россию, верующий человек, писатель побаивался революционных настроений и не ждал от революций ничего хорошего. И, как сейчас нам понятно, совершенно обосновано. А это было немодно в те времена, когда только ленивый не писал о «муках угнетенного народа», а лучшие столичные адвокаты яростно защищали «бомбистов» и петрашевцев, находя им оправдания. Такая позиция надолго закрыла писателю дорогу в столичные прогрессивные журналы и литературный бомонд. Лесков попал в "неформат", ведь он был первым русским писателем, сделавшим попытку показать жизнь людей церковного звания, их характеры и быт, их такое разное отношение к своему служению, что не было в то время модной темой.
Когда возвращаешься к русской классике много лет спустя после школьных уроков литературы, невольно видишь в читаемой прозе черты запомнившихся еще в те времена авторов. То по-тургеневски чудные описания природы (описание грозы у него - это же прелесть что такое), то достоевщинки, вроде поведения учителя Препотенского в гостях у почтмейстерши. Ну, и самый колоритный и яркий образ отца Савелия – это уж Лев Николаевич чувствуется, даже в портрете, к гадалке не ходи. А вот выстроить из всего этого богатства стройное здание романа автору что-то помешало, на мой взгляд. Еще хочется отметить очень занятный язык – такой архаично-простой с вкраплениями французских заимствований, почти по Грибоедову, смесь французского с нижегородским, да-да.
В небольшом уездном городке Старгороде в кафедральном храме служат протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын.
Отец Туберозов высок ростом и тучен, но еще очень бодр и подвижен. В таком же состоянии и душевные его силы: при первом на него взгляде видно, что он сохранил весь пыл сердца и всю энергию молодости … Глаза у него коричневые, большие, смелые и ясные. Они всю жизнь свою не теряли способности освещаться присутствием разума; в них же близкие люди видали и блеск радостного восторга, и туманы скорби, и слезы умиления; в них же сверкал порою и огонь негодования, и они бросали искры гнева – гнева не суетного, не сварливого, не мелкого, а гнева большого человека. В эти глаза глядела прямая и честная душа протопопа Савелия, которую он, в своем христианском уповании, верил быти бессмертною….
Захария Бенефактов, второй иерей Старгородского собора, совсем в другом роде. Вся его личность есть воплощенная кротость и смирение. Соответственно тому, сколь мало желает заявлять себя кроткий дух его, столь же мало занимает места и его крошечное тело и как бы старается не отяготить собою землю. Он мал, худ, тщедушен и лыс. …
В сравнении с протоиереем Туберозовым и отцом Бенефактовым, Ахилла Десницын может назваться человеком молодым, но и ему уже далеко за сорок, и по смоляным черным кудрям его пробежала сильная проседь. Роста Ахилла огромного, силы страшной, в манерах угловат и резок, но при всем этом весьма приятен; тип лица имеет южный и говорит, что происходит из малороссийских казаков, от коих он и в самом деле как будто унаследовал беспечность и храбрость и многие другие казачьи добродетели
Вот об этой троице, названной автором «старогородской поповкой» и рассказывается в романе. И хотя люди они очень разные, и внешне, и по характеру, и не святые совсем, у всех свои недостатки, автор, как мне кажется, стремился донести до нас мысль, что совсем не важно, что отличает друг от друга этих людей, гораздо важнее, что их объединяет. Их служение Богу. Сюжет медленный, да практически и нет сюжета этого, заменен он длинными описаниями характеров героев, их неторопливой жизни, редкими в ней событиями и ощущением надвигающихся на Россию перемен, глобальность которых не в силах осознать ни один из героев романа, да, пожалуй, и сам автор на этом этапе своего творчества. Его отец Савелий, человек начитанный и образованный, как пастырь духовный пытается бороться с вредным на его взгляд устремлением общества к безверию и нигилизму, но его немногочисленные попытки пресекает вышестоящая церковная инстанция, которая также жестко контролируется светской властью, которой не нужны нестроения в церковной среде.
Разрыв между поколениями отцов и детей в конце XIX века обострился настолько, что находил отражение не в одном литературном произведении. Тут же вспоминаются тургеневские «Отцы и дети», разрушенная связь поколений, неумение старшего поколения понять своих детей и нежелание детей считаться с этим. Получалось почти по-ленински с его «верхи не хотели, низы не могли» эта революционная ситуация пронизывала тогда всё общество, и ячейки общества исключением не стали. А ведь действительно, в юности во многом разделяешь базаровские взгляды, но с возрастом начинаешь склоняться в более взвешенной позиции :)), и понимать отца Савелия с его
– Без идеала, без веры, без почтения к деяниям предков великих… Это… это сгубит Россию.
А ведь и впрямь, сгубило. Родителям бывает трудно понять своих детей и внуков и чем люди старше, тем сильнее над ними власть прошлого и все менее интересно становится отдаленное будущее, в котором их уже не будет. Когда молод, будущее открывается для тебя, а когда стареешь, то для кого-то другого. Так что отца Савелия вполне можно понять, за исключением, быть может, его непримиримости, но это уж ему по званию положено было. Образ Ахиллы, которого любят представлять, как образ «былинного богатыря», мне видится весьма утрированным, да неужели богатыри наши с их былинной силой напрочь были лишены каких бы то ни было мозгов? Хочется верить в лучшее. Образ отца Захарии это образ человека верующего, смиренного и блаженного. Такие люди и раньше редкостью были, а сейчас и вовсе перевелись. А вроде бы ретроград отец Савелий ближе всех оказывается к современному восприятию церковнослужителя, как человек умный, искренний и истово верующий. Пример всем священникам для подражания. И современным в том числе. Другие же герои книги менее оригинальны, в чем-то даже вторичны, а потому интереса особого не вызвали.
И хотя незнакомое в нашей жизни чувство «умиление» при чтении романа меня так и не посетило, экскурс в прошлое России был интересен, а знакомство с русским миром конца позапрошлого века, уже таким далеким от нас, а в чем-то всё же близким, очень познавательным.
Моему учителю русского языка и литературы С.Г.С.
Той, что показала как можно любить русскую литературу,
хотя я поняла это спустя много лет.
Я всегда говорю, что не очень люблю русскую классику и боюсь ее. Но я ее периодически читаю. И очень часто после прочтения я говорю себе: "И чего боялась? Смотри, как интересно и красиво получилось, надо почаще читать русскую классику."
Но не в этот раз. Не знаю, что произошло, но я постоянно теряла суть повествования. Происходящее в книге всплывало у меня в голове совершенно не связанными между собой картинками: то Туберозов дневник свой читает, то Варнавка с матушкой кости друг у друга воруют, вот уж и черти мерещиться стали... Несколько раз приходилось возвращаться, чтобы понять, где связь-то?
В книге описаны жизнь людей, в особенности церковных служащих, и быт первой половины 19 века, как я поняла, лет за 15-20 до отмены крепостного права (но это не точно). И с точки зрения исторической вовлеченности это интересно. Но по факту, ничего нового и необычного из этого романа я не узнала. Жаль, что читать о быте королей почему-то интереснее, чем о деревенских жителях.
Из героев могу выделить, пожалуй, только Туберозова. Он единственный выписан цельно и всесторонне. В него я верю. К такому батюшке захочется доверить все свои тайны и испросить совета. Остальные персонажи показались мне либо вымученными, либо плоскими, с явно выпяченной, чуть ли не до гротеска, одной чертой характера. Все герои (кроме Туберозова) как будто созданы только для того, чтобы оттенять Савелия.
Судьба Савелия очень неравномерная. Сначала вроде все как обычно шло. А потом не понравилось ему отношение чье-то, или дело кто сделал не хорошее, он и произносит речи в церкви, при всех мирянах. Как-то повелось у нас на Руси, если человек достойный, справедливый, терпимый вдруг сорвется и выскажется, тут же все шишки в него полетят, без разбору прав он или нет, а может в другого надо шишками швыряться? Вот и Туберозова понизили, да еще и в ссылку сослали. Вот так, одним словом судьбы ломаются. Но он бы выдержал все. Если бы жена его не умерла - все бы выдержал, и жили бы они долго и счастливо.
Вот такое вот знакомство вышло у меня с Лесковым (чтение в школе "Леди Макбет Мценского уезда" не считаю, ибо не помню ничего кроме названия). Не думаю, что захочу продолжить его с другими произведениями. Но опыт был небезынтересен.
Лесков - писатель невезучий. Родись он в любой другой стране, кроме России (и, пожалуй, Англии), быть ему крупнейшей величиной, классиком из классиков. Но когда среди твоих современников Чехов, Толстой и Достоевский, есть ли у тебя шансы? Поневоле читатель воспринимает тебя, как писателя второго ряда, затем это прочно закрепляется в истории литературы и становится проклятьем и приговором.
Лескову не повезло дважды. В массовом сознании он живёт как автор одного единственного произведения - "Левши". И самое забавное, что многие пафос рассказа не помнят (сама проверяла) и уверены, что он прославляет русских умельцев. То, что подкованная блоха перестала прыгать, напрочь исчезает из памяти.
А ведь Лесков - автор интересный и своеобразный. Во-первых, он отличный рассказчик, и его сказовую манеру сложно спутать с какой-то другой. Во-вторых, он создал целую галерею русских типов, характеров глубоких, противоречивых, страстных (одна Катерина Измайлова чего стоит). Лесков в литературе, как Крамской в живописи - воспеватель и исследователь людей.
В этом смысле "Соборяне" - произведение характернейшее. Тема тут самая что ни на есть непростая: духовная и мирская жизнь «соборной поповки». Вообще удивительно, как мало запоминающихся образов священников в русской литературе. Отец Сергий, Василий Фивейский, отец Христофор из чеховской "Степи", дьякон из "Дуэли", старец Зосима - кого ещё вспомнишь с ходу? У Лескова целых три ярких образа - протоиерей Савелий, священник Захарий и дьякон Ахилла. Каждый из них хорош по-своему, и роман стоит читать не ради сюжета, в общем-то нехитрого, а именно ради героев. Больше всего полотно Лескова похоже на так и не осуществлённый грандиозный проект Павла Корина "Русь уходящая". Не так трагично, но вполне себе масштабно.
Вот я и открыла для себя еще один бриллиант русской литературы.
Светлая, печальная книга, представляющая собой своеобразную хронику отживающей свой век старгородской патриархальной поповки, показанной с её материальной мирской и духовной сторон. Странную хронику подарил миру Лесков, непривычную, без единого сюжета, рассказывающую в равной степени и о вроде бы не значащих мелочах и о важных событиях, переплетающую в себе рассказы-исповеди и личные дневники, бытописание отдельных героев и целого городка, но оттого притягательную, живую.
Чистая книга о духовности и истинных ценностях, о людях с их достоинствами и недостатками, о жизненных драмах, о свете и тьме, о кротких и непокорных, о праведных грешниках, о неблагочестивцах и подлецах, о религиозности и нигилизме, о старом полусказочном укладе жизни и неизбежных переменах, о поисках истины и Бога.
Яркие портреты старгородцев (так, например, комизм и героика удивительным образом сочетаются в образе правдоискателя богатыря-дьякона Ахиллы, неоспоримая вера и неожиданные революционные настроения в речах патриота-протопопа Туберозова), искренние диалоги, трогательный лесковский юмор, трагизм, несуетность и благолепие создают благостную атмосферу произведения-притчи. Чудесная книга о духовности и христианских идеалах.
Один из сюжетов памятника Н.Лескову и героям его произведений. "Соборяне" - спокойный и рассудительный протопоп Туберозов, вспыльчивый душой, могучий дьякон Ахилла и, оттеняющий их, кроткий и немощный отец Захария.
Памятник установлен в 1981 году в Орле, около здания гимназии, где учился Лесков.
Старогородская хроника
Книги Николая Лескова всегда читаю с огромным удовольствием, наслаждаясь певучестью и многообразием русского языка. Автор радеет о родной речи, подчеркивает важность чистоты языка словами протопопа Туберозова к дьякону Ахилле, удивляясь, зачем нужна какая-то "герунда", когда нам своей чепухи достаточно.
Особенно ценной повесть оказалась для меня описываемой эпохой. Лесков изящно погружает читателя в старогородскую среду 19 века - с ее обычаями, настроениями, обиходом, отношениями...
Соборная поповка, главная действующая сила произведения, представлена в книге тремя основными церковными лицами. Это – протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын.
Протопоп Савелий с самой молодости ведет духовную борьбу, читая передовые проповеди, призывая народ к истинной вере, борясь с пьянством... С возрастом он понял бесполезность одиночного сражения, но не в его характере опускать руки. Принимая тщетность проповедей, писем, споров, Туберозов до последнего вздоха остается сеятелем веры. Сколько бы семян ни упало при дороге, сколько бы ни склевали птицы или заглушили сорняки, некоторые все же попадали на благодатную почву.
Прежде всего в этих семенах стойкости и смирения в вере нуждается удалой Ахилла, который живет как стихийная сила, не зная сам, для чего и к чему он поставлен. Без наставлений отца Савелия, его строгости в напутствиях, дьяку очень легко оступиться. Он и так довольно часто попадает в разные истории и переделки, загораясь новыми идеями скорее, чем успевает задуматься о последствиях.
Смиренный священник Захария, который "есть так, как бы его нет", запомнился многочисленным семейством и тихим нравом.
После ухода всех троих в мир иной закончилась история любви, борьбы, смирения и многих испытаний, выпавших на долю отца Савелия, Захария, дьякона Ахиллы.
Старогородской поповке настало время полного обновления.
Старогородская демикатоновая книга Лескова
Люди, житьё-бытьё которых составляет предмет этого рассказа, суть жители любого уголка России, и столкнуться с ними можно в любой момент. Старогородом, понимаете ли, может оказаться любое сельбище. Старогородские хроники стали первым знакомством с творчеством Николая Лескова и открыли мне его не только как рачительного мастера слова, но и как наблюдателя, сердечного и сведущего в характерах. Так что персонажи у него получаются живописными; такие вызывают или сопереживание (как протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын), или злорадное любопытство (как Варнава Препотенский, Дарья Бизюкина и Измаил Термосесов). Причём (несмотря на то, что я супротив воли делю героев на два противоборствующих лагеря) автор не вырисовывает их однозначно «чёрными» или безусловно «белыми» красками.***
Любопытно сочетание интеллекта, веры и предрассудков в книге. Значительную часть романа занимает демикотоновая книга протопопа Туберозова, в которую тот записывал важные мысли и события. По этому дневнику можно проследить развитие и становление той личности, с которой знакомится читатель в начале романа. Это человек — всем сердцем верующий, сострадательный, понимающий (хм, как-то знакомо звучит), к тому же не обделённый разумом, а потому способный словом достучаться до людей. Сегодня отличительной чертой высокообразованных, рациональных, умных людей является как раз отсутствие веры в Бога. Поэтому люди вроде Туберозова производят особенное впечатление.
Но были в Туберозове, скажем так, и отрицательные грани, через которые хлебнул он немало горя и печали. Я имею в виду непримиримость и принципиальность, лишившие священника на склоне лет верной подруги, а также ту самую интеллектуальную оторванность от народа, которая хороша лишь в старости, да Туберозов-то всегда таким был. И прочее в том же духе. Персонаж прекрасный, выразительный, и его внутреннему конфликту между желанием нести веру в народ и ярко выраженным индивидуализмом в романе уделяется много внимания.
Но кроме него есть и другие герои. Например, добрый, бездеятельный отец Захария, которого создали, кажется, лишь для того, чтобы смущать сердца Туберозова с женой и выслушивать измышления Десницына. Или этот самый дьякон Ахилла, тоже добрый, но, не побоюсь этого слова, — бесячий! В нём полно бездумной силы, готовой увлечься чем угодно, и тёмных предрассудков, странно переплетающихся с верой в Бога.
***
Впрочем, образование не всегда избавляет человека от стереотипов — иногда только делает излишне самоуверенным, словно на самом деле избавляет. Например, подбешивающие рационалисты Препотенский и Бизюкина самоуверенны через край, хотя в то же время — параноики и конспирологи от бога, словно неразумные закомплексованные детишки. Наверное, потому в Бога и не верят. А параноики и конспирологи — потому что от большого ума им всюду заговоры мерещатся. Варнава к тому же бесчестен, потому что в пользу науки вместе с религиозной этикой отказался и от почитания родителей: в любых своих преступлениях обвиняет мать, а если та даже на пушечный выстрел не приближалась, то вообще всех вокруг себя. (И он ещё смеет называть себя прогрессивным человеком? Как называется этот сорт эгоизма?) Препотенский умён, готов исследовать человеческие странности, опровергать суеверия и мракобесие силой разума и науки, — вот и всё, что в нём есть из хорошего. При этом Варнава не способен признать, что его мать — такой же человек, как и он. А вот Бизюкиной, молодой, замужней (!), привлекательной за счёт своей «передовитости» (если нет такого слова, то для Бизюкиной можно придумать), — этой женщине склонен оказывать подобную честь (хм, как забавно, бесчестный человек оказывает честь бесчестной — признаем это — женщине), хотя дамочка ничем не лучше — ни его матери, ни своих половозрелых ровесниц. То есть с точки зрения морали того времени Препотенский, Бизюкина и Термосесов, о котором речь пойдёт ниже, — люди бесчестные и бесстыжие. Однако с точки зрения разума и прогресса — занимают позицию хотя и не безупречную, но в целом верную: предрассудки надо искоренять, образование должно быть на первом месте, землю крестьянам, пруды рабочим или как там было по тексту.
Тем не менее, по-настоящему мудрые персонажи в этом романе (например вышеупомянутый протоиерей) в Бога верят. И современного русскоязычного читателя такое может сбить с толку: уж больно они (мы) привыкли к тому, что прогресс и религия — антагонисты на веки вечные. Ан-нет, разум и вера могут прекрасно уживаться в одной личности.
***
Хм… И почему теперь эта формулировка меня смущает?..
***
Ну вот, начинаю подозревать, что сам Лесков и не думал в произведении на первый план выводить противостояние разума и веры, которое я тут навыдумывала. Теперь мне скорее кажется, что он распределил персонажей в соответствии со своими чувствами: хорошие герои должны защищать то, что ему нравится — веру, разум, тонкое чувствование, доброту во взаимосношениях и т.д., — а плохие персонажи должны поступать бесчестно, подло, во имя корысти и себялюбия, и тут уж их интеллект и «передовитость» оказываются побочным эффектом.
Возможно, этот роман писался во времена, когда вера ещё не нуждалась в защитниках (в отличие от церкви). Наука, конечно, всегда что-то доказывала и поражала строгой определённостью истины, но только последние лет сто пятьдесят вздумала восставать против слепой веры. Лесков науку с образованием не хулит, но складывается впечатление, будто в те годы люди и помыслить не могли, что кто-то однажды посмеет веру и религию запретить. Так что ни о каком правдоподобии и полутонах в якобы противоречивых характерах персонажей и речи не идёт: хорошие — однозначно хорошие, хотя и несчастливые, а плохие — безусловно плохие, пусть и не по своей воле. Зря я с этого начала писать отзыв.
***
Впрочем, из песни слова не выкинешь, да и правду ведь написала. Туберозов — верующий, умный, но индивидуалист каких поискать; Ахилла — верующ, да тёмен; Варнава — умён, да бесчестен. Про Бизюкину, перед снулыми мужиками задирающую нос, но готовую стелиться перед мужественным Термосесовым, и вовсе говорить нечего.
И к слову об Измаиле. Кадр, достойный отдельного романа, — настолько ушлый, что если в будущем кто-то упомянет при мне «пробивной характер», я сразу же подумаю про Термосесова. А подумав, сразу же открещусь от любых возможностей «пробиваться». Но для романа Лескова это один из самых «прогрессивных» персонажей. Я взяла это слово в кавычки, потому что прогресс, конечно, подразумевается не настоящий — механизацией, автоматизацией и компьютеризацией, — а социально-общественный, ведь такие люди и по сей день с комфортом устраиваются в жизни и ценятся за так называемую деловую хватку. Вцепится такой в горло, и пиши пропало. И не сказать ведь, что вцепится со злости, ненависти или зависти, — ничего личного (кроме выгоды).
Горло, в которое вцепился Термосесов, оказалось принадлежащим Туберозову, и по хвакту старогородские хроники заключаются в противостоянии этих героев, с предысторией, развитием, кульминацией и развязкой. Противостояние занимательное, но всё же не настолько, чтобы поставить книге высший балл.
***
Оценка этой книги в большей мере идёт от эмоций, чем от стремления к объективности. История мне понравилась, но не во всём. Аудиозапись усвоить книгу не помешала, но и не помогла. Чтец — Максим Доронин — рассказывал эту историю довольно увлекательно, хотя его манера начитки так и осталась для меня непривычной — это было именно чтение, а не выразительная декламация со вживанием в роль. И в целом книга зацепила меня только своим языком и психологичной продуманностью. Однако, несмотря на достоинства стиля и персонажей, на протяжении почти всей книги я хотела узнать только одно: почему Лесков вообще решил написать такой роман. Чтобы узнать это, достаточно ознакомиться с его биографией, но я всё же хотела найти ответ в книге. И что в итоге? Ничего, пшик. Так и мои размышления в этом отзыве ни к чему не ведут. Хороший язык, интересные персонажи, мнящееся мне противостояние добра и зла в людях, а дальше что? А ничего, все умерли, и никого не стало. На этом я и закончу писать про демикатоновую старогородскую книгу Лескова.
Вот что значит классика- восторг…
Замечательная книга. Кроме того, что язык просто чудо, такие сравнения, такие обороты речи, а вначале , когда повествование ведется от лица протопопа старославянские фразы, слова, порой просто даже непривычные слуху и может даже порой непонятные- персонажи колоритные и запоминающиеся.
Очень понравилось, что книга написана с юмором, даже сатирой и от каждой фразы хотелось то смеяться, то плакать, то просто посидеть и подумать.
Мне кое какие и персонажи и даже сама ситуация напомнила "Мертвые души" Гоголя, книга ,которую я очень люблю с юности.
Я не религиозный человек и меня не очень волновали проблемы протопопа Туберозова , но как же хорош сам персонаж, какой он честный и правильный.
А дьякон Ахилла просто заставил в себя влюбиться, хотя не все его поступки правильные. Как говорится и смех и грех берет , когда следишь за всеми его приключениями.
Прямо скажу непростые персонажи у Лескова и темы затронутые им тоже не очень веселые. Тут и крепостное право и жизнь крепостных на примере карлика Николая Афанасьевича и его сестры, и нигилизм, который высмеял автор и показал просто гротескные образы .Тут в книге осуждается и раскрывается и взяточничество и доносы ну и просто жизнь народа небольшого городка , хотя большее внимание автор обратил именно на прослойку- не дворян и не крестьян , а серединку между ними - священников и их окружение.
Странно, что многие Лескова знают как автора "Левши" и дают в школе познакомиться с ним -честно для меня это произведение было хоть вроде и интересным, но все же проходным. А вот такое замечательное, как "Соборяне" , я просто пропустила, и даже не знала о нем и лишь сейчас познакомившись с ним считаю, что незаслуженно его забывают и не предлагают почитать в школе. Хотя возможно школьникам оно будет непонятно и неинтересно, как и многое другое- помню свое отношение ко многим книгам и авторам. Читать надо наверно многое позже.
И я очень рада, что я прочла эту книгу. Лесков просто великолепен, что я даже не предполагала.
С удовольствием буду советовать эту книгу не читавшим ее. Это точно лучшее произведение Лескова.
Пить чай с конфетой не то, что с мёдом. И в первом, и во втором случае сладко, а процессы невозможно разные. Конфеты можно заглатывать одну за другой, не замечая, как закончился килограмм. С мёдом так не поступишь. Ты медленно опускаешь деревянную ложку в банку, зачерпываешь густую массу и поднимаешь к свету. От ложки тянется долгая светлая нить, переливаясь то янтарём, то золотом. Необыкновенный аромат трогает твоё обоняние, и вот уже в горле начинает что-то пощипывать. А между тем нитка прервалась и в банку посыпались частые капли. Берёшь лодку в рот, смакуешь и ощущаешь на языке и горечь, и сладость, и лёгкое щекотание. На какой-то миг перехватывает дыхание. А если мёд густым слоем намазать на кусок чёрного хлеба! Не покупного, а домашнего, без примесей. М-м-м! Наслаждение небывалое.
К чему это я? Чтение «Соборян» Н. Лескова оказалось для меня той самой ложкой мёда, подарившей и разнообразие вкуса, и яркий аромат, и истинное наслаждение.
Вот закрыла книгу, а на душе тихо, печально и светло. Удивительная книга! Хроники «старгородской поповки» - сама жизнь. Это сочетание мирских, обычных забот с духовными ценностями. Это прекраснодушные люди. Это вера, и не только в Бога, но и в людей. Это небывалая любовь к миру, жизни. Эта сама вера в жизнь.
«Соборяне» поражают всем. И русским, забытым, народным языком. И яркими, живыми образами. И умелым сочетанием в книге мудрости и простоты. Чистый юмор заставляет то улыбаться над шуткой, а то смеяться над приключениями героев.
У Лескова всё просто, всё расставлено по своим местам: мудрый и хитрый, «простота» и дурак. И все живые и знакомые, и сразу какие-то близкие. Со своими радостями и печалями, достоинствами и недостатками. Ты видишь себя одним из жителей Старгорода и переживаешь вместе со всеми все события, что составляют хронику.
А какие фамилии у персонажей! Туберозов, Бенефактов, Десницын! По фамилии и человека распознаёшь. Ну как можно верить Бизюкиной или Термосесову? Разве из Препотенского или Борноволокова выйдет что-нибудь путное? А помещица Плодомасова разве не пример той, старорусской барыни-хозяйки? А Мордоконаки? Да и дьякона ведь не случайно Ахилкой звали. Силы в нём было много, а однако ж и он «уязвлён».
Радостно, что смогла для себя открыть эту «жемчужину», грустно, что дочитала до конца.
С юмором, любовью и горечью
Историю христианства делят на три большие периода относительно отношений церкви и государства. Доконстантиновский период - раннее христианство с преобладанием духа над формой, непризнанное государством и время от времени преследуемое им. Константиновский (соответственно с принятием христианства в начале 4 века императором Константином и объявления его государственной религией) - сотрудничество и "симфония" (глубокий симбиоз) церкви и государства, выработка пышных форм-ритуалов. И постаконстантиновский - который странным образом одновременно начался в разных странах Западного мира в конце 19 - начале 20 в. - церковь отделяется от государства мягкой натуральной секуляризацией или хирургическим вмешательством русских репрессий.
В "Соборянах" Лескова описывается конец константиновской эпохи. Естественно, автор не мог изнутри своего времени оценить его. Но из отдаления можно услышать колокольчики времени или даже похоронный звон эпохи ("Русь уходящая"): отделение церковной и светской властей, секуляризация населения, которое все меньше чувствует внутреннюю потребность и желание участвовать в непонятных ему ритуалах, возврат к пониманию и осмыслению Евангелия немногими действительно заинтересованными, потеря духовенством прежнего политического и просветительного лидерства, секуляризация науки и др.
Люди, житье-бытье которых составит предмет этого рассказа, суть жители старгородской соборной поповки. Это – протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын.
С первого предложения автор обращает наше внимание, что в центре рассказа не провинциальные интриги и местечковые нравы, как ни хотелось бы всё свести к анализу фона, а портреты духовных лиц, в каком-то смысле типы религиозной жизни , только, в отличие от описанных Марией Скобцовой, все "положительные".
Первая, низшая степень духовного звания - диакон. Ключевое слово к образу Ахиллы - неравнодушие, горение. Горячий, нескладный Ахилла весь в жизни и в "миру". "Ты ни холоден, ни горяч" - слова апостола Иоанна не о нём. Ахилла вечно пылает праведным и неправедным гневом, вечно борется с силами земными и духовными. Не очень вникая в тонкости катехизиса, он постоянно попадает в смешные и трагические истории. Может сгоряча наворотить дел, а сам себя называет воином. Даже может пошатнуться в вере, поддавшись на неглубокие аргументы местечковой "научной интеллигенции". Но вектор горения его неизменен.
На второй, полной степени священства - Захарий с главными добродетелями кротостью и смирением. Его почти не видно на страницах книги, что вполне соответствует его характеру. Он проводит "тихое и мирное житие во всяком благочестии и чистоте". Единственный эпизод его неожиданной твердости и проявления характера: Захарий не хочет, не может отпустить грехи, пока исповедник (старший для Захария) не простит своим обидчикам до конца ("Будь мирен! будь мирен! прости! – настаивал кротко, но твердо Захария. – Коль не простишь, я не разрешу тебя").
Священство также полное, но еще и вознагражденное - протоиерейство. Центральный образ "Соборян" - Савелий Туберозов. Он по праву возглавляет духовную троицу городка. Его суперспособности - мудрость, твердость, жертвенность. Он сочетает неравнодушие с рассудительностью, любовь и прощение с несломленностью, пылкость веры с мудростью. Бывает, ошибается, как Ахилла, бывает, без меры горяч в вскрытии любой неправды, может прочитать гневную проповедь против местного начальства, которое этого, конечно, не простит. Но в решении бытовых конфликтов подчиненных рассудителен, справедлив и милостив. В несении своего наказания - смиренен и скромен, как Захарий. Правда, кто-то скажет, что мудрее Туберозов поступил бы, если бы принес неискреннее покаяние перед руководством и избежал наказания, но он мудр не по-земному, он знает, кто для него авторитет, кто его настоящее начальство, которого надо слушаться, - чиновника или Бога. В некотором смысле Туберозов символизирует высшую степень совокупности добродетелей. К сожалению, совмещение пламенности в отстаивании истины и кротости в христианстве венчается высшей совершенной наградой - мученичеством, жертвой.
Быт, казусы и курьёзы, внешние и внутренние потрясения этих и некоторых других героев - основа книги. Фон же ее - провинциальные нравы русского городка с характерным бытом и колоритными жителями. Описано всё прекрасным, ярким, динамичным языком, который, правда, может показаться кое-кому отягощенным устаревшими словами, церковнославянизмами (я с удивлением нашла также множество беларусизмов, не знаю, зачисляются они в регионализмы в русском языке или это влияние в конкретной местности ссыльных повстанцев с территории бывшей Речи Посполитой, о которых нередко упоминается в тексте)...
Рассказ преимущественно хронологический, последовательный, однако разбит на несколько новелл и прерван довольно объемной вставкой, обращенной в прошлое - избранными дневниковыми записями отца Савелия Туберозова с начала его служения. Мы видим внешнюю бедность провинциального священника (вопреки роскоши столичных иерархов). Видим его редкий дар - взаимную горячую и трогательную любовь с женой, озорной "протопопицей". Видим, как неизменно от начала священства Туберозов помнил, кому действительно служил, отбрасывал компромиссы и шёл на конфликт со светским и духовным начальством, чтобы даже в мелочи не оплошать в служении Богу, не предать истины, не позволить неправды.
Туберозов не святой. Он пишет о многих своих ошибках (очарование шелковой рясой или хитрой надписью на посохе). А некоторые его "победы" я сама готова оспорить. Мне странно его отношение к ссыльным "полякам" (среди которых немало беларусов - бывших жителей Великого Княжества Литовского). Как можно обвинять наказанных изгнанием людей за их любовь к Родине, за то, что снова и снова поднимают восстание в безнадежной попытке отвоевать свободу для своего (не русского) Отечества?! Но искренность Туберозова в вере, нежность к жене, нежелание прогибаться перед сильными мира сего очень привлекают.
Все же в книге смех преобладает над серьезностью. Хотя смех этот нередко горьковатый. Противостояние диакона Ахиллы и учителя Препотенского из-за костей неизвестного утопленника можно оценивать с разных сторон. Учитель хочет иметь пособие-скелет. Диакон (и многие другие жители городка) хотят похоронить несчастного, видя в костях человека. Но автор не зря так часто обращает внимание читателя на отчаяние матери Препотенского. Наука наукой, религия религией, а немолодую женщину, которую донимает "учёный" сын, жалко.
Юмор, любовь, горечь - три ключевые слова для "Соборян" Лескова. Интересно, что похожий провинциальный городок с типичными обитателями и проблемами получается совершенно разным в восприятии довольно близких по эпохе писателей: Гоголь, Сологуб, Лесков, Салтыков-Щедрин. Вот правда: кто как видит мир. Отвращение и беспросветность "Мелких бесов" vs умиление "Соборян". А ведь можно было те же самые ситуации описать со злобой и желчью. Да запросто! Но всё преображает любовь Лескова к героям. Ни нескладный дьякон "воин Ахилла", ни учитель, трепещущий над костями, ни "ревизор" Термосесов, ни соблазненная им провинциалка Бизюкина не противны. А карлик Николай Афанасьевич просто прекрасен! Смешные, милые, бессвязные, жаль их всех, хотя они совсем не нуждаются в чьей-то жалости.
"Соборяне" Лескова признаны и любимы в определенных церковных кругах. Скорее прогрессивных, чем формалистически-ортодоксальных. На роль первого главного героя Туберозова мало кто претендует. Сам себя святым не назовешь. А вот горячий, увлекающийся и нескладный диакон Ахилла - любимец многих горячих, увлекающихся и нескладных. Ну, и, естественно, тех, кто вообще читает. Есть, наверное, крупнейший провокационный православный портал ("независимый аналитический проект") ahilla.ru. Знакомый священник, горячий и ой какой нескладный в высказываниях (вплоть до временного запрета в служении за реплики в блоге) также называл своим героем Ахиллу.
Постконстантиновский период наиболее интересен тем, что мы в нем живем, а значит, не можем видеть достаточно объективно все проявления. А еще тем, что не все осознают смену эпох и пытаются делать вид, что новая так и не наступила, увлекаясь некромантией церковно-государственной "симфонии".
Хорошо, что среди нас живет достаточно героев Лескова. Это и тот самый священник, который на ошибках не научился, время от времени получает выговоры начальства и разве что с блога перешел в фейсбук. И гродненский епископ, который даже после визита наших доблесных кагэбистов отказался снять со стен храма иконы новомучеников (где изображены также их убийцы в шинелях с красными звездами). И еще многие, которые ведут блоги, публикуют в соцсетях смешные и грустные мелочи из архи..., прото... и просто иерейской жизни , сливают факты о доходах церковных верхов и странных союзах с верхами светскими, запускают ютуб каналы с актуальными просветительскими записями.
Это надежда на то, что живое в церкви прорастет над мертвым. Что дух все-таки будет диктовать букве, а не наоборот. Что свободный выбор человеком веры останется свободным и не униженным ни чужими, ни, тем более, своими.
Па-беларуску
Гісторыю хрысціянства дзеляць на тры вялікія перыяды адносна стасункаў царквы і дзяржавы. Даканстанцінаўскі перыяд - ранняе хрысціянства з перавагай духу над формай непрызнанае дзяржавай і час ад часу пераследаванае ёй. Канстанцінаўскі (адпаведна з прыняццем хрысціянства ў пачатку 4 стагоддзя імператарам Канстанцінам і абвяшчэння яго дзяржаўнай рэлігіяй) - супрацоўніцтва і "сімфонія" (глыбокі сімбіёз) царквы і дзяржавы, выпрацоўка пышных формаў-рытуалаў. І постаканстанцінаўскі - які дзіўным чынам пачаўся ў розных краінах Заходняга свету ў канцы 19 - пачатку 20 ст. - царква аддзяляецца ад дзяржавы мяккай натуральнай секулярызацыяй або хірургічным умяшаннем рускіх рэпрэсій.
"Сабаране" Ляскова апісваюць канец канстанцінаўскай эпохі. Натуральна, аўтар не мог знутры свайго часу ацаніць яго. Але з аддалення можна пачуць званочкі часу ці нават пахавальны звон эпохі ("Русь уходящая"): аддзяленне царкоўнай і свецкай уладаў, секулярызацыя насельніцтва, якое ўсё менш адчувае ўнутраную патрэбу і жаданне ўдзельнічаць у незразумелых яму рытуалах, вяртанне асэнсаванага чытання Евангелля нямногімі сапраўды зацікаўленымі, страта духавенствам ранейшага навуковага лідарства, секулярызацыя навукі і інш.
Люди, житье-бытье которых составит предмет этого рассказа, суть жители старгородской соборной поповки. Это – протоиерей Савелий Туберозов, священник Захария Бенефактов и дьякон Ахилла Десницын.
З першага сказа аўтар звяртае нашу ўвагу, што ў цэнтры аповеду не правінцыйныя інтрыгі і местачковыя норавы, як ні хацелася б усё звесці да аналізу фону, а партрэты духоўных асобаў, у нейкім сэнсе тыпы рэлігійнага жыцця , толькі ў адрозненне ад апісаных Марыяй Скабцовай, усе "станоўчыя".
Першая, ніжэйшая ступень духоўнага звання - дыякан. Ключавое слова да вобразу Ахілы - неабыякавасць, гарэнне. Гарачы, нязграбны Ахіла ўвесь у жыцці і "міры". "Ты ни холоден, ни горяч" - словы апостала Яна не пра яго. Ахіла вечна палае праведным і няправедным гневам, вечна змагаецца з сіламі зямнымі і духоўнымі. Не дужа ўнікаючы ў тонкасці катэхізісу, ён трапляе ў смешныя і трагічныя гісторыі. Можа згарача навараціць справаў, сам сябе называе воінам. Нават можа пахіснуцца ў веры, паддаўшыся на неглыбокія аргументы местачковай "навуковай інтэлігенцыі". Але вектар гарэння ягоны нязменны.
На другой, поўнай ступені святарства - Захарый з галоўнымі дабрадзеяннямі ціхасцю, зміранасцю. Яго амаль не відаць на старонках кнігі, што цалкам адпавядае ягонаму характару. Ён праводзіць "ціхае і мірнае жыццё ва ўсякай набожнасці і чысціні". Адзіны эпізод ягонай нечаканай цвёрдасці і выяўлення характару: Захарый не хоча, не можа адпусціць грахі, пакуль спавядальнік не даруе да канца ("Будь мирен! будь мирен! прости! – настаивал кротко, но твердо Захария. – Коль не простишь, я не разрешу тебя").
Святарства таксама поўнае, але ж яшчэ і ўзнагароджанае - протаіерэйства. Цэнтральны вобраз "Сабаранаў" - Савелій Туберозаў. Ён справядліва ўзначальвае духоўную троіцу мястэчка. Ягоныя суперздольнасці - мудрасць, цвёрдасць, ахвярнасць. Ён спалучае неабыякавасць з разважлівасцю, любоў і дараванне з нязломнасцю, палкасць веры з мудрасцю. Бывае, памыляецца, як Ахіла, бывае, без меры гарачыцца ў выкрыцці любой няпраўды, можа прачытаць гнеўную казань супраць мясцовага кіраўніцтва, якое гэтага не даруе. Але ў вырашэнні побытавых канфліктаў падначаленых разважлівы, справядлівы і міласцівы. У знясенні свайго пакарання - ціхмяны і сціплы, як Захарый. Праўда, нехта скажа, што мудрэй Туберозаў зрабіў бы, каб прынёс няшчырае пакаянне перад кіраўніцтвам і пазбавіўся ад пакарання, але ён мудры не па-зямному, ён ведае, хто для яго аўтарытэтная асоба, хто ягонае сапраўднае кіраўніцтва, якога трэба слухацца, - чыноўнік ці Бог. У некаторым сэнсе Туберозаў сімвалізуе найвышэйшую ступень сукупнасці дабрадзеянняў. На жаль, спалучэнне пылымянасці ў адстойванні ісціны і ціхмянасці ў хрысціянстве вянчаецца найвышэйшай узнагародай - пакутніцтвам, ахвярай.
Побыт, казусы, вонкавыя і ўнутраныя ўзрушэнні гэтых герояў (пераважна Ахілы і айца Савелія) - аснова кнігі. Фон жа яе - правінцыйныя норавы рускага мястэчка з характэрным побытам, каларытнымі жыхарамі, апісанымі адмысловай яркай, дынамічнай мовай, якая, праўда, можа падацца сяму-таму абцяжаранай састарэлымі словамі, царкоўнаславянізмамі (я з здзіўленнем знаходзіла таксама мноства беларусізмаў, не ведаю, ці залічваюцца яны ў рэгіяналізмы ў рускай мове, ці гэта ўплывы на канкрэтнай мясцовасці ссыльных паўстанцаў з тэрыторыі былой Рэчы Паспалітай, пра якіх нярэдка згадваецца ў тэксце)...
Аповед пераважна храналагічны, паслядоўны, аднак разбіты на некалькі навэлаў і перарваны даволі аб'ёмнай устаўкай, зваротам у мінулае - выбранымі дзённікавымі запісамі айца Савелія Туберозава ад пачатку ягонага служэння. Мы бачым знешнюю беднасць правінцыйнага святара (насуперак раскошы сталічных іерархаў). Бачым ягоны рэдкі дар - узаемнае гарачае і кранальнае каханне з жонкай, гарэзлівай "пратапопіцай". Бачым, як нязменна ад пачатку святарства Туберозаў памятаў, каму сапраўды служыў, адкідваў кампрамісы і ішоў на канфлікт з свецкім і духоўным кіраўніцтвам, каб хаця не схібіць у служэнні Богу, не здрадзіць ісціне, не дазволіць няпраўды.
Туберозаў не святы. Ён піша пра многія свае памылкі (замілаванне шаўковай расай або адмысловы надпіс на кійку). А некаторыя ягоныя "перамогі" я сама гатовая аспрэчыць. Мне дзіўнае ягонае стаўленне да ссыльных "палякаў" (сярод якіх нямала беларусаў - былых насельнікаў Вялікага Княства Літоўскага). Як можна вінаваціць пакараных выгнаннем людзей за іх любоў да Радзімы, за тое, што зноў і зноў падымаюць паўстанне ў безнадзейнай спробе адваяваць свабоду для Айчыны?! Але ягоная шчырасць у веры, пяшчота да жонкі, нежаданне прагінаецца перад моцнымі гэтага свету вельмі вабяць.
Усё ж у кнізе смех пераважае над сур'ёзнасцю. Хоць смех гэты нярэдка гаркаваты. Процістаянне дыякана Ахілы і настаўніка Прэпаценскага над косткамі невядомага можна ацэньваць з розных бакоў. Але аўтар нездарма так часта звяртае ўвагу чытача на роспач маці Прэпаценскага, навука навукай, рэлігія рэлігіяй, а немаладую жанчыну, якую даймае "вучаны" сын шкада.
Гумар, любоў, горыч - тры ключавыя словы для "Сабаранаў" Ляскова. Так цікава, што прыблізна такі самы правінцыйны гарадок з тыповымі насельнікамі і праблемамі атрымліваецца цалкам розным ва ўспрыманні даволі блізкіх па эпосе пісьменнікаў: Гогаль, Салагуб, Ляскоў, Салтыкоў-Шчадрын. Вось праўда: хто як бачыць свет. Агіда і беспрасветнасць "Дробных бесаў" vs замілаванне "Сабаранаў". А можна ж было тыя самыя сітуацыі апісаць са злосцю і жоўцю. Ды запроста! Але ўсё перамяняе любоў аўтара да герояў. Ні нязграбны дзяк "воін Ахіла", ні настаўнік у трымценні над косткамі, ні "рэвізор" Тэрмасесаў, ні спакушаная ім правінцыялка Бізюкіна не брыдкія. А карлік Мікола Афанасьевіч проста прыўкрасны! Смешныя, мілыя, няскладныя, шкада іх, хоць яны ані не маюць патрэбы ў нечыім шкадаванні.
"Сабаране" Ляскова прызнаныя і любімыя ў пэўных царкоўных колах. Хутчэй прагрэсіўных, чым фармалісцкіх. На ролю першага галоўнага героя Туберозава мала хто замахваецца. Сам сябе святым не назавеш. А вось гарачы, апантаны і нязграбны дыякан Ахіла - улюбёнец многіх гарачых, апантаных і нязграбных. Ну, і, натуральна, тых, хто ўвогуле чытае. Ёсць ці не найбуйнейшы правакацыйны праваслаўны партал ("незалежны аналітычны праект") ahilla.ru. Знаёмы святар, гарачы і ой які нязграбны ў выказваннях (ажно да часовай забароны ў служэнні за рэплікі ў блогу) таксама называў сваім героем Ахілу.
Постканстанцінаўскі перыяд найбольш цікавы тым, што мы ў ім жывем, а значыць, не можам бачыць дастаткова аб'ектыўна ўсе праявы. А яшчэ тым, што не ўсе ўсведамляюць змену эпох і спрабуюць рабіць выгляд, што новая так і не надышла, займаючыся некрамантыяй царкоўна-дзяржаўнай "сімфоніі".
Добра, што сярод нас жыве парадкам Лясковых герояў. Гэта і той самы святар, які на памылках не навучыўся і хіба што з блогу перайшоў у фэйсбук. І гарадзенскі епіскап, які нават пасля візіту нашых адважных кадэбістаў адмовіўся зняць са сцен храма абразы новапакутнікаў (дзе выяўленыя таксама іх забойцы ў гімнасцёрках з чырвонымі зоркамі). І яшчэ некалькі, якія вядуць блогі, публікуюць у сацсетках смешныя і сумныя дробязі з архі..., прота... і проста іерэйскага жыцця , зліваюць факты пра прыбыткі царкоўных вярхоў і дзіўныя саюзы з вярхамі свецкімі, запускаюць ютуб каналы з жывымі асветніцкімі запісамі.
Гэта надзея на тое, што жывое ў царкве прарасце над мёртвым. Што дух усё-такі будзе дыктаваць літары, а не наадварот. Што вольны выбар чалавека веры застанецца вольным і не прыніжаным ні чужымі, ні, тым больш, сваімі.