Рецензии на книгу «Русская идея» Николай Бердяев

Русский - это не нация, это идея.

Вряд ли кто-то узнает что-то новое о русском менталитете, прочитав "Русскую идею" Бердяева, кроме, конечно, исторического отсутствия у русского духа имперских амбиций. В остальном же книга и не призвана открывать кому-то глаза. Здесь должным образом собрана и систематизирована информация о российских мыслителях, когда-либо болевших за судьбу своего народа, определенным образом его идентифицируя и предлагая свои способы каких-либо изменений... Труд проделан автором огромный, оценки деятелей блещут своею субъективностью, но конкретно мне точка зрения Бердяева близка, потому от книги я получил реальное удовольствие.

Чем больше всего удивляет сам Бердяев - этому человеку не нужно отстраивать никаких структуры для сравнения, даже мысленно, он оперирует каким-то всепроникающим чувством, которое может и не логично, но производит впечатление. При этом он не забывает оценивать всех и каждого с точки зрения человеческой совести и мир российской словесности очень скоро окрашивается в бердяевские краски. Почему словесности? Собственно, действительно, сборник у Бердяева получился в какой-то большей мере о литераторах, этому вопросу писатель посвятил отдельный семинар, объясняя форму российской философии, которая менее социальна, нежели западная, а потому у нас не было таковых нахлебников на зарплате, которых величали "философы", не было эпохи ренессанса.

Как я это понимаю, Россия никогда не жировала до такой степени, чтобы позволить себе культурное свинство, оплатить неких признанных жрецов, чтобы они при этом еще начинали трепать судьбу великой страны. Игра в бисер у нас всегда велась за незамедлительный наличный расчет. Был некий период, зовущийся "русским ренессансом" (серебряный век), но его представители были однообразными и однообразно упоротыми, их Бердяев в присущей ему джентльменской манере называет "поклонялись не только Богу, но и Дионису". Кому-то, впрочем, они, безусловно, все, как на подбор, нравятся. Что еще раз подтверждает тот факт, что все они в основном похожи. И не нужно уповать на собственную тягу к разнообразию.

Именно потому наши философы напрямую связаны с литературной деятельностью. Один мой знакомый, например, в настоящий момент защищает диссертацию на философском факультете на тему сравнения Толстого и Достоевского. В России не было философов, которые бы более характерно выразили русский дух. Таким образом, русская идея у нас с полным набором мыслей о религии, самоидентификации и без людей, которые открыто называли себя философами. Мне кажется, что именно это и связано напрямую с особенностями национального характера, у нас никогда не любили дармоедов-умников, которые целыми днями ходят из угля в угол в своих туниках, а при этом не занимаются ничем полезным. Мы предпочитаем их попроще и обличенных должной степенью власти.

"Русская идея" рассматривает полный набор деятелей, преимущественно 19 века, частично обращаясь в век 18-й, к Радищеву, и заканчивая веком 20-м, самим Бердяевым. Мысль о менталитете отслежена Бердяевым исторически, он даже предлагает некую связь, в которую, впрочем, я не поверил, ибо придерживаюсь здесь мнения Льва Толстого - не люди выдвигаются в определенное время, а время выдвигает определенных людей. Также, Бердяев немного задалбливает своей манерой сравнивать людей в выводах, это выглядит надуманным и порою не так и важно. Другое дело, что надумано, конечно, у него абсолютно все, но в ходе повествования это совершенно незаметно. Текст производит впечатление максимально объективного.

Терминологически произведение мне показалось довольно простым, это хорошее свойство автора, который использует специальные слова только в тех случаях, когда избежать их уже невозможно, но, к сожалению, книга требует какого-то общего представления о русской литературе 19 века. В противном случае имена Писемского, Чернышевского, Льва Шестова покажутся только именами. Не считая самого себя вовсе не подготовленным в данной области, и я периодически натыкался на людей, которых никогда не читал. Да и одного чтения, определенно, мало. Скажем, ну, знал я Чернышевского в школе, но ничего кроме какой-то идеализированности и общей скучности оттуда не вынес.

В любом случае, большое спасибо Николаю Бердяеву за его труд, сам бы я никогда в подобном ключе русскую литературу оценить не смог. Произведение, как я понимаю, хотя бы в части последней главы, где делаются выводы о природе большевизма, было запрещено при советской власти, да и, насколько я помню сам начало девяностых, когда все бросились читать Бердяева, сам автор не был в чести после революции. Это делает образ автора еще более притягательным.

Рекомендую всем, кто хочет систематизировать свои представления о русской мысли 19 века, всем, кого данный вопрос особо интересует, всем, кто любит Бердяева. Книга написана широко, необъятно охватывает историю, философию, литературу и психологию. Автор - несомненный монстр, способный делать выводы о глобальном, проникший абсолютно везде и постучавшийся во все двери.

Сквозь труды этого патриарха русской философии я продирался без малого полтора года. Иногда было почти интересно, но по большей части я недоумевал зачем купил эту книгу. Если попробовать резюмировать идеи автора (неблагодарное, конечно, занятие), то получится что-то вроде: славяне и русские в частности - совершенно особый народ (-ы), которому (-ым) суждено вдохнуть в современное существование новый смысл и направить западную цивилизацию. Русские - противоречивый народ, славящийся своими крайностями. Он должен принести миру новое понимание христианства.
Как видно, идеи не сказать, чтоб очень новые. Достоевский говорил о чём-то подобном. Казалось бы, можно прочесть один раз, повысить самооценку и захлопнуть книгу, никогда более не возвращаясь к Бердяеву и только изредка его поминая добрым словом. Но тут начинаются детали. Оказывается, Бердяеву не нравятся ни капитализм, ни коммунизм, ни домократия, ни тоталитаризм. Нравится ему некая абстрактная свобода, которя внутри человека и не детерменирована внешним миром (или как-то так). И такую свободу может дать только религия, точнее: только христианство. Прочитав этот пассаж, я подумал:"И этот человек считается величайшим русским философом!"
С такой постановкой вопроса я в корне не согласен. Нет, конечно, позиция Николая Александровича имеет право на существование, её даже можно назвать интересной, но меня от подобного благолепия увольте.
Я хочу видеть свою страну великой и счастливой. И возгласы типа "Россия не создана для демократии" никак этому не помогают. И уж конечно я хочу её видеть светской - насчёт религии мне ближе позиция Зигмунда Фрейда (статья "Будущее одной Иллюзии").

Запоздалое письмо г-ну Бердяеву

Правда — в мелочах

Вроде бы общеизвестное место, но вы в своих трудах часто о нём забываете, наклеивая яркие ярлычки на русский народ, а в автобиографии — и на себя.
Недавно я прочёл несколько ваших книжек: "Самопознание", "Русскую идею" и "Истоки и смысл русского коммунизма". Знаете, название последней я бы изменил на "Истоки и религиозный смысл идей коммунизма в России". Согласен, название менее удобоваримо, но ведь обычно это мало смущает философов, верно? Теперь объясню, чем вызвано моё предложение.
Во-первых, вы утверждаете, что русскому народу присущи полярные черты: склонность к анархизму и вера в царя батюшку, мессианство, подчас перерастающее в национализм, и всеобщая коммюнотарность, жестокость и человеколюбие и проч. и проч. Лихо, лихо, Николай Александрович. Вы судите о нём, как об одном человеке, Пете, скажем, или Васе, забывая, что народ -- это нечто более сложное, более противоречивое и — что главное — в целом, в нём очень мало ярко выраженных черт.
Довольно просто проверить, присущи ли эти черты русскому народу, как вы говорите. Оглядываясь только на русскую историю, мы можем так сказать. Но посмотрите в сторону Европы. Её народы обладают не менее сложной структурой и ровно то же самое можно сказать и о них.
Вы доказываете, что русскому народу свойственно, к примеру, искание социальной правды, ожидание царства божьего на земле. Что же, разве не было это свойственно также равнинам Фландрии эпохи Лютера и Брейгеля Старшего, третьему сословию в 1789 году во Франции, Гарибалдьди и его краснорубашечникам? А чем коммюнотарность русского народа лучше мютюэлизма парижан в 1871 году?
В вашей книге указано, что народничество — чисто русское явление. Неверно: оно имело место и в Германии.
Во-вторых, вы говорите о тоталитарности мышления русского человека. Назовите мне любую революцию, произошедшую до 1917 года, где непросвещённое большинство не восприняло бы революции тоталитарно?
В-третьих, вы с пафосом открываете старую истину: революцию атеистов восприняли религиозно. До вас об этом заявил Есенин в "Инонии", Ходасевич в "Путём зерна" и. т. д., но в первую очередь Блок.

...Так идут державным шагом,
Позади – голодный пес,
Впереди – с кровавым флагом,
И за вьюгой невидим,
И от пули невредим,
Нежной поступью надвьюжной,
Снежной россыпью жемчужной,
В белом венчике из роз –
Впереди – Исус Христос.

В-четвёртых, прекрасный у вас стиль, типа "Толстой не так переживал проблему духа, как Достоевский... Тот был поменьше, тот побольше..." Вообще-то, по идее, мыслитель сначала объясняет о Толстом, о Достоевском, а уж потом кидается оценками; либо ссылок бы побольше накидал на худой конец.

У вас здорово получается рассказывать о русских мыслителях и литераторах. Порой мелькают очень прозорливые идеи, действительно профетические: о неразрывной связи и зыбкой грани между утопией и антиутопией, о реставрации кап. строя и. т. д.
Поймите меня правильно: я люблю русских и русскую культуру, быть может, не меньше вашего, но, чтобы вынести пристрастное суждение, необходимо быть беспристрастным в рассуждении. Нужна точность, а не летучие оценки и термины-ярлыки, наводнившие ваши книги, в т. ч. эгоцентричную автобиографию. Именно эгоцентричную, хоть вы и открещиваетесь от этого в предисловии. Снять с неё религиозный туман и что от неё останется? Тем паче, снимешь, и окажется, что она гораздо беднее "Опытов" Монтеня.
Отчуждение и социальность, барство и демократичность, трезвость и тяга к трансцедентному – этот набор есть у многих; "яд спасительных противоречий" терзает нас и зовёт вперёд. Не стоит ради этого звать св. дух.
К сожалению, ваша раздутость вредит нам, потомкам. Многие ссылаются на ваше авторитетное мнение, когда хотят оправдать поступки "великой мессианской ролью русского народа". Опомнитесь.

В то время, как на российской земле происходило “строительство” коммунистического общества, когда между нациями советского государства стирались различия, и формировался новый тип - советского человека. В одном европейском городе Николай Бердяев пишет трактат "Русская идея", которым пытается осмыслить этапы появления и развития русской мысли в исторической ретроспективе и через призму религиозных исканий.

"Русская идея" - это почти учебник философской мысли России, которая появилась не так уж и давно, но во всей красе. Масоны, декабристы, идеалисты 30-ых, 40-ых годов, западники, славянофилы и многие другие. Все это породил XIX век - век расцвета не только русской литературы, но и параллельно с ней и русской мысли. Бердяев показывает градацию взглядов популярных и не очень популярных мыслителей России. При этом взгляды этих люди по-своему оригинальны и отличны друг от друга.

Он говорит о противоречивости русского человека, противоречивость его черт характера: страсть к деспотизму и анархизму, к смирению и к бунту, к жалости и к насилию. Он подмечает, что в России с одинаковым уважением почитались как святые, так и лихие разбойники. И эта противоречивость выражается и в метании русской мысли от одной крайности к другой. Он описывает и атеизм Белинского, и глубокую религиозность Хомякова, при этом обе эти философские черты называет очень русскими. Здесь и выражается эта противоречивость русской идеи.

Очень любопытна мысль о том, что анархизм является чисто русской идеей и куда более уместен в России, чем в европейских странах. Анархизм он обнаруживает чертой очень большого количества мыслителей любого крыла и правого, и левого, и глубоко религиозного, и атеистического. Достоевского он, например, называет религиозным анархистом. Он называет анархизм выходом из вечного искания русским народом Царства Божьего на земле

Анархизм противоположен не порядку, ладу, гармонии, а власти, насилию, царству кесаря. Анархия есть хаос и дисгармония, т.е. уродство. Анархизм есть идеал свободной, изнутри определяемой гармонии и лада, т.е. победа Царства Божьего над царством кесаря

Исконно русской чертой он также называет неприязнь по отношению к государству. И в этом находит очень забавнейший момент. В самой крупной стране мира, народ не любит своё государство.

При всем при этом Бердяев остается объективным. Будучи глубоко верующим и православным человеком он, не стесняясь, говорит о порочности церкви и разложении её изнутри, в то время как многие русские революционеры жили практически "святой" жизнью. Об отлучении Льва Толстого от церкви он говорит как о страшной глупости, а над органом это сделавшим (Св. Синоде) чуть ли не насмехается. Все это очень занимательно.

Большой вопрос, можно ли было признать Синод органом церкви Христовой и не был ли он скорее органом царства кесаря. Отказаться от Толстого значило отказаться от русского гения, в конце концов отказаться от русского призвания в мире.

Это произведение открыло мне множество имен, о которых я даже и не слышал раньше, но чьи взгляды имели очень оригинальную окраску. А его размышления над взглядами Достоевского и Толстого будут интересны любому почитателю их творчества. (Хоть он и безапелляционно называет Федора Михайловича антисемитом.) Ко всему прочему эта книга написана очень приятным и ясным языком, что делает чтиво захватывающим. Сразу видно, что на Бердяева значительное влияние произвели различные художественные литературы, которые помогли отточить ему свое перо.

P.S.

Русский народ - религиозный по своему типу и по своей душевной структуре. Религиозное беспокойство свойственно и неверующим. Русские атеизм, нигилизм, материализм приобретали религиозную окраску.

Партия Народной Воли была последним сильным проявлением старых революционных течений. Желябов был главным ее выразителем. Фигура героическая. Очень интересны его слова, сказанные им на процессе 1 марта: "Крещен в православии, но православие отрицаю, хотя сущность учения Иисуса Христа признаю. Эта сущность учения среди моих нравственных побуждений занимает почетное место. Я верю в истину и справедлиовсть этого учения и торжественно признаю, что вера без дел мертва есть и что всякий истинный христианин должен бороться за правду, за право угнетенных и слабых и, если нужно, то за них пострадать: такова моя вера".

Н. А. Бердяев - легендарный знаток русской души, человек, внесший огромный вклад в развитие философской и социально-политической мысли в России. По сей день на него регулярно ссылаются в научных работах, посвященных исследованию российского менталитета, русского характера, психологии россиянина. Безусловно, мне было интересно узнать, с чем это связано. Я обратилась к "Русской идее", потому что надеялась найти в этой работе основные характеристики сознания русского человека, ключевые черты его мышления, особенности его поведения. В общем, я ожидала, что это будет скорее психологическое исследование, чем анализ литературы, который был мною обнаружен в процессе прочтения Бердяевского текста.

Сие произведение показалось мне запредельно сложным для восприятия. Человеку, обладающему скудным багажом знаний в области общественной мысли XIX века, за данную книгу лучше не браться. На мой взгляд, это будет потраченное в пустую время, т.к. при всей изысканности и одновременной простоте слога Бердяева он пишет о вещах, которые сложно осознать, будучи незнакомым с работами авторов, на которых он ссылается. О некоторых персонах я вообще слышала впервые. Однако, это даже хорошо. Именно благодаря "Русской идее" я открыла для себя великолепного Владимира Соловьева и его работу Смысл любви .

Тем не менее, даже несмотря на то, что мне было достаточно трудно пробираться сквозь тернии "Русской идеи", кое-что меня зацепило. Наверное, это то немногое, что я поняла и осознала. В первую очередь, безграничная любовь Бердяева к своему народу. Это чувствуется уже с первых страниц книги. Только человек безгранично влюбленный в свой народ, может наделить его таким одухотворенным характером. Не совру, если скажу, что после прочтения этой книги начинаешь испытывать подлинную гордость тем, что являешься россиянином, наследником великого прошлого своей страны.

Вначале была тьма. Тьма была долгой. И тьму эту Бердяев слегка стыдливо называл обскурантизмом. И было там безмыслие . безмолвие и безгласие с одним часто повторяемым мотивом:
Православие- единственное истинное христианство.
Московское царство – единственное православное царство.
Значит , Московское царство – единственное истинное!
Потом пришел Пётр I с фонариком , купленным в Германиях там всяких и Голландиях .
Посветил – посветил вокруг. И понеслось !
Пушкин выяснил , что при свете хорошо пишется . Да писать стал так, что зачал русскую изящную словесность.
Другие при свете стали читать. Начитались немчуру Гегеля и стали думать.
Первые читатели были , правда, баре , мыслили категориями мыльных пузырей, поэтому идеалистами и были названы. Думали они всё больше, какой же путь у России – славянский или западнический.
Потом им надоело бесконечно талдычить про "Две дороги, два пути" и , в спорах челюсти натренировав в первичную славяно-западническую дилемму добавили цыганочку с выходом и коленца всякие с подвывертом.
Боже мой! – восклицает Леонтьев . - Неужели Колизеум и колонны Акрополя , победы Македонского и средневековые рыцари существовали только для того, чтоб довольный и сытый буржуа грелся на солнышке !? Нет, У России должен быть другой путь.
Да! - заявлял Хомяков – Немцы нам не годятся: ни духовности в них ни возвышенности . У нас свой путь. Отдельный от всех.
Достоевский в своих метаниях начав с того, что русский народ- народ богоносец , что только русский мальчик мыслит о звёздах а мирское для него низменно , транзитом через слезу ребенка пришел к определению огромной разницы между человекобогом и богочеловеком.
И после прихода в мыслители разночинцев , вакханалии с народниками и террористами , лампочку у фонаря подвыкрутили .
Но уже ненадолго , память то оставалась. Свет дали опять . Народ опять кинулся читать .
На сей раз массово начитались Ницше и понесло уже совсем . Причем кого куда. Кто о мирообустройстве думал. Кто о обустройстве общества. Кто учение о истинной религии на гора выдавал.
Тут и серебряный век с его вычурной поэзией, мистикой и эзотерикой подоспел. И тут БАБАХ ! – шестидюймовка Авроры к общему спору подключилась. И в крестьянской стране с отсталой промышленностью и малочисленным рабочим классом восторжествовал пролетарский миф .
Тут Бердяев собственно и заканчивается , никакой главной русской идеи не выведя.
Добавлю от себя.
Что Было 70 лет после этого – лучше не вспоминать.
А потом пришёл незабвенный Виктар Степаныч со своей сильно недооценённой квинтэссенцией русской идеи про : «Хотели как лучше , а получилось как всегда»
А потом пришёл Сурков , заявив: « А вот хрен Вам, жаждущие, ищущие и думающие. Россия еще сотни лет ̶в̶ ̶т̶е̶м̶н̶о̶т̶е̶ находится на особом пути будет , а русский народ так и будет оставаться ̶т̶ё̶м̶н̶ы̶м̶ глубинным.
Историческая спираль, в общем, сделала полный виток.
А всё , возможно , потому, что не идеал и рай на земле нужно было искать , а пытаться минимизировать недостатки. Немудрёная идея и не новая, но тоже могла бы русской стать.
Если бы не догматизм ))

P.S
А наилучшая, пожалуй , рецензия принадлежит Науму Коржавину в
"Памяти Герцена"

Не удалось этой книге перевернуть моё мировоззрение, конечно, если говорить о перевороте в радикальном смысле этого слова, с другой стороны, определённо «Идея» эта помогла рассмотреть некоторые вопросы давно меня волновавшие несколько глубже. Произошло это, по всей видимости, потому, что со многими аспектами я, в общем, согласен. В частности с тем, что и славянофилы — идеалисты по сути своей, и философии как нечто определённого у нас не то, чтобы не было, но, скажем так: «Достоевский — наша философия». Т.е. отталкивалась она от традиций христианства, привносила в него нечто своё, более актуальное, нежели православное окостенение, нечто присущее именно нашему народу, пусть и принятое в некоторой степени народами культуре нашей чуждыми. Хотя чуждыми ли? — если брать во внимание «Идею», то русская философская мысль фактически является пост-протестантской: католичество порождает протестантизм — протестантизм порождает гегелианство (гегельянство, если угодно) — гегелианство у наших мужей многоумных (почти без иронии) обретает чуть ли не (впрочем, Бердяев приводит весьма известных мыслителей, для которых нет даже этого «чуть») статус религии. Но слово автору:

Когда в XIX в. в России народилась философская мысль, то она стала, по преимуществу, религиозной, моральной и социальной. Это значит, что центральной темой была тема о человеке, о судьбе человека в обществе и в истории. Россией не был пережит гуманизм в западноевропейском смысле слова, у нас не было Ренессанса. Но, может быть, с особенной остротой у нас был пережит кризис гуманизма и обнаружена его внутренняя диалектика. Самое слово гуманизм употреблялось у нас неверно и может вызвать удивление у французов, которые считают себя гуманистами по преимуществу. Русские всегда смешивали гуманизм с гуманитаризмом и связывали его не столько с античностью, с обращением к греко-римской культуре, сколько с религией человечества XIX в., не столько с Эразмом, сколько с Фейербахом. Но слово гуманизм все-таки связано с человеком и означает приписывание человеку особенной роли. Первоначально европейский гуманизм совсем не означал признания самодостаточности человека и обоготворения человечества, он имел истоки не только в греко-римской культуре, но и в христианстве. Я говорил уже, что Россия почти не знала радости ренессансной творческой избыточности. Русским был понятнее гуманизм христианский. Именно русскому сознанию свойственно было сомнение религиозное, моральное и социальное в оправданности творчества культуры. Это было сомнение и аскетическое и эсхатологическое. Шпенглер очень остро и хорошо характеризовал Россию, сказав, что она есть апокалиптический бунт против античности.

Кстати, и с тем, что Толстой слаб именно как философ, с тем, что народ наш исключительно парадоксальное явление, с тем, что ненавидеть и презирать его могут люди народ этот глубоко и искренне любящие (я, смею заметить, — исключением не являюсь), с тем, что христианство наше принимает порой такие чудовищные (и в то же время — такие чудовищно-интересные!) формы, — я согласен как никто другой. Довольно вспомнить добролюбовцев с их обетами, хлыстов и прочих искателей, скажем так, — духовной чистоты.

Итак, знакомство с Николаем Александровичем получилось удачным на редкость, продолжено оно будет обязательно, книге пять, рекомендую настоятельно.
Вот такая сумбурная, похожая чем-то на объект Бердяевского исследования, рецензия.

Экскурс в историю русской философии под углом зрения выдающегося человека. Конечно же, рассуждения о русской идее далеки от рациональной обоснованности, с отдельными положениями можно соглашаться или не соглашаться, но, в любом случае, изучение этой книги - очень интересный процесс.

Благодаря этой книге я осознала поверхностность знаний своих в истории, православии, философии, литературе да и вообще во всем. И из-за этой самой поверхностности не смогла оценить труд в полной мере. Воспринимается книга сложно, читается не на одном дыхании. Мысль порой так плавно перетекала из одной в другую, что я останавливалась и думала, как мы вообще пришли к этой теме, что происходит, где я и какой сейчас год. Но зато теперь у меня появился целый список вещей, о которых интересно почитать и узнать, а что-то и перечитать. В общем- познавательно, но для подготовленного читателя.

Вялое перо

1. Изложение малоэмоциональное, стиль его перечислительный.
2. Логические конструкции неподготовленные.

Лично для меня убедительно было бы так:
2а) Автор: согласен ты или нет, но вот это (мысль или событие) - это есть факт.
Я: согласен, факт, никуда не денешься.
2б) Автор: вот это тоже есть факт.
Я: согласен, возразить нечего, что есть, то есть.
3) Автор: а теперь смотри, если "2а" и "2б" - факты, то значит...
И далее следует ВЫВОД.
Я: Да уж. Вначале думал поспорить, но не о чем. Оно так.

Бердяев же к выводу не подводит, он его говорит СРАЗУ.
Почему так-то Николай Александрович? Может и не так. Да я вам 1000 примеров приведу, что не так!

Написано не слишком давно, в 1946 году, а кажется, что в 1846. Или раньше. Так что у меня претензии не по выводам, а по методу.
Избави нас от теоретизирующих глоткой в стиле "Сама дурак!". Яркий пример - Ленин. В "Материализм и эмпириокритицизм" кроме раздачи тумаков - ничего.
Бердяев от истеричных криков далёк, но его вяло-бездоказательно-утвердительный стиль не впечатляет совсем.