«Униженные и оскорбленные» – одна из самых мелодраматических книг русской литературы. Можно сказать, что с нее и началась мелодрама как литературный жанр. Трагическое несоответствие романтических представлений о жизни и реальной действительности – вот основная идея романа. Многое в этом произведении читателям казалось необычным: перед ними была поставлена новая этико-социальная проблема – проблема эгоизма.
Это наивное раздвоение ребенка и размышляющей женщины, эта детская и в высшей степени правдивая жажда истины и справедливости и непоколебимая вера в свои стремления – все это освещало ее лицо каким-то прекрасным светом искренности, придавало ему какую-то высшую, духовную красоту, и вы начинали понимать, что не так скоро можно исчерпать все значение этой красоты, которая не поддается вся сразу каждому обыкновенному, безучастному взгляду.
Добрые люди и не ждут, чтоб им прежде делали, Нелли. Они и без этого любят помогать тем, кто нуждается. Полно, Нелли; на свете очень много добрых людей. Только твоя-то беда, что ты их не встречала и не встретила, когда было надо.
Коли ты хочешь, чтобы тебя уважали, во-первых и главное — уважай сам себя.
Я заметил, что в тесной квартире даже и мыслям тесно.
Удивительно, что может сделать один луч солнца с душой человека!
Я мнителен и сознаюсь в том. Я склонен подозревать дурное прежде хорошего — черта свойственная сухому сердцу.
Сами себе горести создаем, да еще жалуемся…
Не могу же я требовать у твоего сердца больше, чем оно может мне дать...
Говорят, сытый голодного не разумеет; а я, Ваня, прибавлю, что и голодный голодного не всегда поймет.
В основании всех человеческих добродетелей лежит глубочайщий эгоизм.
В женском характере есть такая черта, что если, например, женщина в чем виновата, то скорей она согласится потом, впоследствии, загладить свою вину тысячью ласк, чем в настоящую минуту, во время самой очевидной улики в проступке, сознаться в нем и попросить прощения.
В иных натурах, нежно и тонко чувствующих, бывает иногда какое-то упорство, какое-то целомудренное нежелание высказаться и выказывать даже милому себе существу свою нежность не только при людях, но даже и наедине, наедине еще больше, только изредка прорывается в них ласка, и прорывается тем горячее, тем порывистее, чем дольше она была сдержана.
Великодушное сердце может полюбить из жалости...
Но что же делать, если мне теперь даже муки от него — счастье?
— Умен он, как вы думаете? — спросила Катя. — Нет, я так его, просто люблю.
Болезненные ощущения почти всегда бывают обманчивы.
Как только я в чем смущаюсь, сейчас спрошу свое сердце, и коль оно спокойно, то и я спокойна. Так и всегда надо поступать.
Надо как-нибудь выстрадать вновь наше будущее счастье; купить его какими-нибудь новыми муками. Страданием все очищается
Я ещё верую в то, что на свете можно хорошо пожить. А это самая лучшая вера, потому что без неё даже и худо-то жить нельзя: пришлось бы отравиться.
Всякая любовь проходит, а несходство остается
Хоть бы в сумасшедший дом поступить, что ли, что бы перевернулся как-нибудь весь мозг в голове и расположился по новому…
Если б только могло быть (чего, впрочем, по человеческой натуре никогда быть не может), если б могло быть, чтоб каждый из нас описал всю свою подноготную, но так, чтоб не побоялся изложить не только то, что он боится сказать и ни за что не скажет людям, не только то, что он боится сказать своим лучшим друзьям, но даже и то, в чем боится подчас признаться самому себе, — то ведь на свете поднялся бы тогда такой смрад, что нам бы всем надо было задохнуться. Вот почему, говоря в скобках, так хороши наши светские условия и приличия.