Слова, слова, слова... Этот наркотик будет покруче, чем всякие там химические вещества, но и слезть с них не представляется никакой возможности, нет же клиник для отъявленных, отпетых словолюбов, которые сначала бездумно ширяются чужими словами, хорошими, очень хорошими, плохими, если нет средств на что-то получше, потом бегут продавать вещи, чтобы купить слова, когда отнимают слова, то запираются со слезами в туалете, кричат, бьются головой об стену, читают освежитель воздуха, всю жизнь проводят в поиске тех самых слов, а потом робко начинают сами писать слова, поначалу ещё не слова, а так, переложения чужих, рерайт, как сказали бы сейчас, следуют образцам, потом нарочито их ломают, потом снова возвращаются к эталонам более высокого уровня и так и качаются на этих словесных качелях, чтобы потом, может быть, но не факт, слова проросли сквозь их пальцы невиданными раньше цветами, вцепились корнями в чужие сердца и тоже подсадили их на эту отравленную иглу, и всё время, пока ты ищешь слова и воспроизводишь слова, тебе надо их потреблять, смотреть с жалостью, как другие пытаются их укротить, загнать в клетку, заставить служить их коммерческим интересам, три слова по цене одного, только сегодня уникальное предложение, а слова от этого теряют силу и блекнут, превращаясь в замыленные бессмысленные звуки, спам, как песок сквозь пальцы, невидимки, а что делать, когда передоз, от них не скрыться и не спрятаться, хотя, говорят, есть такие, которые со словами обращаться и вовсе не умеют, странные инопланетяне, как можно не поддаться пленительной словесной отравленной зыби, не позволить увлечь себя за собой, не захотеть овладеть всеми их тайнами и, конечно, рано или поздно потерпеть поражение, но нисколько этим не разочароваться.
А что Жан-Поль? Вышел на Монмартр, пожонглировал словами, рассказал про то, как он до жизни такой дошёл. Рассказал сочно, узнаваемо, переносимо на себя, отчего полюбить "Слова" куда проще, чем "Тошноту", которую на себя надевать совсем не хочется, хоть иногда и приходится. Большая часть книга автобиографична в классическом смысле (родился, зачитался, как до жизни такой докатился), но без пыльной тоски статистики и никому ненужных подробностей (влюбился, женился, нашёл работу, кому это вообще интересно?), зато об интимных отношениях со словами и собственным нелепым гением — в режиме исповеди, стараясь максимально отставить кокетство и потому регулярно к нему возвращаясь. К концу и вовсе превращается в исповедь-признание, нежное любовное письмо к той особенной природной дури, которую нам поставляет мироздание, — возможности позвездеть.
Слова.
Фонетические средства выражения мыслей. Колебания и волны, воспринимаемые тобой. Симфония букв. Симфония звуков. Движения языка. Напряжение и расслабление голосовых связок. Шумовые компоненты в широком диапазоне частот.
Скажи мне что-нибудь. Вовсе неважно что именно. В этом мире все равно нет таких слов, чтобы выразить все твои мысли. Их еще не придумали. И уже никогда не придумают. Или лучше ничего не говори. Просто думай.
Мысль, сидящая в голове, превращаясь в слово полностью деформируется и выходит юродивым калекой. Убогим. Блаженным. Слова - мутанты наших мыслей. У тебя с языка срываются вербальные экспонаты кунсткамеры. Маленькие уродцы. Лучше не выпускай их.
Нет, все же лучше молчи. Я все равно никогда не буду тебя слушать. В этих звуках давно нет никакого смысла.
Слова.
Когда я представляю "слово", мне не видится открывающийся рот, ритмичные движения губ. Я вижу черные символы на белом листе. Ты скажешь - фатальное совпадение. Ох, лучше молчи.
Слова.
Может быть, их смысл вовсе никому не важен? Никогда не верила словам. Никому не верь. И мне не верь. Я все время вру. Даже если не хочу. Помнишь, я говорила, что самые важные слова еще не придумали?
Если тянуть гласные - будет песня. Если петь на незнакомом языке - люди все равно пойдут танцевать. Если петь "Майн Кампф", можно укачать младенца. Я же говорила, что смысл никому не важен.
Слова.
Всем говорю - не люблю этого Сартра. Терпеть не могу. Вот всем говорю. И вообще этих французов. Вечно они всем недовольны. Абсурд у них. Экзистенциализм. Бессмысленность жизни. Страх перед смертью. Смеешься? Я же говорила, что мне никогда нельзя верить. У нас нет выбора. Мы все обречены врать, подменяя желаемые образы теми, которые можем описать существующими словами. А, может быть, лжи не существует. Все - правда. И вся эта реальность - просто продолжения наших слов.
Одни говорят - сначала было слово. Наверное, они правы. Другие говорят - сначала была пустота. Ты не знаешь, что такое пустота? Я не знаю. Но я думаю, что пустота - это отсутствие мыслей. Ты поправляешь - слов? Может и слов. Тогда это было одно и то же.
Слова.
Они говорят - сначала был космос возможностей. Все было можно. Тогда еще были те другие слова. Тогда бы мы поняли друг-друга. Они говорят - тогда не было смерти. Знаешь, что я думаю? Думаю, что смерть просто не понимает нас. Вот если бы сказать ей - не приходи, сейчас не время. И она поняла бы. Я думаю, смерть просто не знает нашего языка. Может быть "я не хочу умирать" на ее языке звучит " приходи как можно скорее".
Слова.
Хочешь я расскажу тебе о Сартре? А ты сделаешь вид, будто ты его никогда не читал. У него были светлые локоны и белое платьице, в котором он изображал ангелочка. У меня не было ни светлых кудрей, ни белого платьица. У тебя тоже? Нам не стать такими, как Сартр. У него было много книг, огромные шкафы, целые лабиринты. И он говорил, что когда их прочитает, начнет их "жить". Не так-то много книг на свете, которые хотелось бы "прожить".
Слова.
Там было о его детстве. Знаешь, я ведь терпеть не могу детей. Но когда смотрю на взрослых людей - всегда вижу в них ребенка. Таких детей люблю. Я вот думаю, что мы никогда не вырастаем.
Однажды он сдернул с мальчика накладную бороду в спектакле. Хотел рассмешить других детей. А ему сказали - видишь, чем кончается дело, когда вылезают вперед. А он убежал, заперся в комнате и, встав перед зеркалом, долго корчил рожи. Так ему было обидно, что он решил досадить самому себе еще больше. Такой он. Когда думаю о Сартре всегда представляю маленького мальчика, который корчит рожи. Сначала перед зеркалом, а после всему миру. Я уже говорила, что мы не растем?
Слова.
Знаешь, зачем он начал писать? Чтобы искупить факт своего существования. Слова - единственное, что вечно. Единственное, что неподвластно абсолютному исчезновению. Растения вянут, строения рассыпаются, люди умирают, а память - она ведь тоже не вечна. Перек говорил - фотография - вызов исчезновению. Не думаю. Бумага тлеет. Однажды все исчезнет. Кроме слов.
Рискни.
Пиши в стол. Посылай краткие месседжи вселенной. Не наговаривай на диктофон. Никому не говори. Оставляй их на листах. Высекай свои прижизненные эпитафии. Оставляй вспухшие, кровоточащие памятью о тебе, незаживающие рубцы-насечки на теле вечности. Напоминай о себе. Непрестанно напоминай. Непрестанно существуй. Там где будут слова - не будет смерти. Все, что ты сможешь оставить - соединения букв. Изваяй себя в слове. Увековечь себя в текстах. Не дай себе исчезнуть, как мы все. Будь как Сартр.
Слова.
Маленький мальчик, выросший среди книг, должен был доказать миру и самому себе, что он существует. Существование - экзистенция. На деле, мы существуем только отражаясь в других. В абсолютной пустоте не доказать, что ты есть. Самоуверенный мальчишка. Он так хотел доказать, что сможет стать лучшим. Самоуверенность - это обратная сторона страха. В зеркале ты - герой. Докажи это за пределами блестящей глади. В мире миллиарды людей. Они пользуются схожими буквами. Но у каждого выходят свои слова. Проклятия и признания в любви могут состоять из одинаковых букв.
Слова.
Сядь перед деревом и смотри. Как делал маленький Мопассан. Как делал Сартр. Изучай. А потом плескай словами о нем. Учись видеть, чтобы уметь говорить. Старайся увидеть вселенную в обивке кресла. Она ведь там есть. Он ее видел.
Слова.
Слава и смерть едины. И значит так можно ее обмануть. Самоубийство шиворот-навыворот. Предложи себя потребителю. И ты забудешь о ней. Или просто срастешься. Такое крошечное мошенничество в угоду себе.
Существовать значило обладать утвержденным наименованием где-то на бесконечных таблицах слова; писать значило высекать на них новые существа или — такова была самая упорная из моих иллюзий — ловить вещи живьем в капканы фраз: если я буду изобретательно пользоваться языком, объект запутается в знаках, я схвачу его.
Слишком тяжело быть гением, когда на деле ты - капризный, избалованный ребенок, боящийся вступать во взрослую жизнь. Но все же возможно. Он так хотел написать "самую лучшую книгу".
Написал?
"Слова"?
Сегодня тебя будут звать Жан-Поль.
Сегодня мы будем "читать" и "писать"
Сегодня ты будешь гением.
Сегодня мы обманем смерть.
Я сначала поставил этой книге "тройку", но потом (сейчас) переправил на "четыре", ибо некоторые зерновые цитаты (ниже приведу часть) вытягивают, т.е. компенсируют за счет своей мощи большую часть "воды" произведения.
Что не нравится, -это его манера повествования, когда он пишет как бы для читателей, которых он любит и уважает больше, чем своих родственников.. Это, как бы понятный, но не совсем честный ход.
И этот ход дает свои, диаметрально противоположные (его желанию) плоды -да, временами интересно (но чаще -скучно), но главное -я, как читатель, не сопереживаю автору (ребёнку), главному герою.
Одна из его ключевых сцен -описание, как он, 9-и летний прочитал какой-то рассказ, где "на сибирском полустанке некий писатель расхаживает в ожидании поезда.. и вдруг на тракте, идущем вдоль железнодорожного пути появляется карета; юная графиня выскакивает из экипажа.. склоняется перед ним, ловит его правую руку, целует её (кстати, интересно, о каком произведении идет речь, может кто помнит? -В.А.).. меня, девятилетнего мальчишку восхищало, что у писателя-брюзги в степи нашлась читательница.. живой простолюдин не мог принять таких знаков поклонения от аристократки" -здесь всё прекрасно и даже до дрожи.. романтизировано..
-"Моя лучшая книга -та, над которой я работаю; затем следует только что опубликованная; но отвращение к ней уже исподволь зреет во мне и скоро найдет выход" -(очень) понятно и представимо.
Соответственно, Император ВАВА оценивает книгу:
Степень парлептипности 0,51. Степень густоты (крови) 0,11.
Некоторое время назад прочла книгу «Слова». Хотела, чтобы улеглись возникшие противоречия и моё впечатление как-то оформилось. Это книга с удивительным названием и не менее удивительным содержанием.
Сартр поместил собственную личность под микроскоп и беспощадно описал все без прикрас. На склоне лет писатели нередко возвращаются к поре раннего детства. Происходит это по-разному: одни вздыхают по былой чистоте, другие доказывают, что чистота не утрачена и присутствует на каком-то уровне, третьи просто рассказывают о пройденном пути.
Это вроде бы автобиографическая повесть, посвященная раннему детству и юности писателя. Здесь он пытается рассказать о формировании своей личности, первом знакомстве с книгами и о желания стать писателем. Описание детства и юности делится на два периода «Читать» и «Писать».
Свою родословную он выписывает с немалой долей иронии иногда безобидной, но чаще язвительной. Семья - души не чающая в незаурядном ребенке, рано привыкшем «работать на публику».
Я сделался героем. Я махнул рукой на свои чары: теперь речь шла не о том чтобы пленять, а о том, чтобы самоутверждаться".
Свои занятия дома и в лицее. Первое посещение недавно изобретенного кинематографа, первое знакомство с книжным морем, первые попытки сочинять самому — такой милый мальчик, окруженный заботами родичей, которые чуть ли не с колыбели уготовили ему карьеру на писательства. Очень тонко сделан психологический разрез человека, его сущности, мыслей, побуждений, реакций - всех проявлений.
В целом в семье Жан был в центре внимания, поэтому в нем был развит эгоизм, он считал себя главным и необходимым, в чем и признается.
В произведении Сартр не делает исключения и для себя самого — здесь прямо и очень жестоко раскрываются заблуждения маленького Жана, иллюзии и фантазии, которые отразились и на его взрослой жизни.
Для меня было удивительно, насколько откровенно, без стеснения, очень цинично Сартр рассказывает о своем детстве. Не буду скрывать, что на протяжении всей книги ждала когда же наступит раскаяние. Ну когда же маленький человечек пустит любовь в своё сердце и откроет его для окружающих (хотя бы для домашних). А он все глубже и глубже погружался в собственное "ЭГО", возводил его в культ. Я не могу сказать, что верю в то, что написано в этой книге. К примеру, я не помню себя в 4 года, и уж тем более не могу сказать какими помыслами были продиктованы те или иные поступки. Как он это всё извлёк из своего ума - воспоминания, описанные с такой детальностью, каждая мысль героя, каждый отклик на мелкие события - как всё это можно было в таких подробностях описать??? Мне кажется, что цинизм описания и такие подробности в книге созданы специально для подогрева интереса к его персоне. Это как некий рекламный жест.
Я не представляю себе маленького ребёнка с такой циничной и лживой душой. Дети, как правило, очень открыты и непосредственны. Как такое может быть, мне не понятно. Книга написана очень красивым языком, много моментов над которыми стоит подумать, но читать её я не могу рекомендовать (тем более своим детям), чтобы не заразиться нарциссизмом.
Думаю «Слова» могут понравиться поклонникам самого Сартра и представителям атеистического экзистенциализма.
Сложно оценивать биографию. Сюжета как такового обычно нет - даже самая насыщенная жизнь не дотягивает до сюжета для романа. Читаешь, только если очень уж интересуешься этой личностью. С автобиографиями та же беда - это просто личность не захотела, чтобы в её жизни копались посторонние и сама выложила то, что посчитала нужным.
Прочитала, потому что Сартр. Потому что он посчитал нужным выложить что-то очень личное. Насколько может быть личным то, что предназначено для чужих глаз.
То, что я написал сейчас, ложь. Правда. Ни ложь и ни правда, как все, что пишется о безумцах, о людях.
В основном описывается детство писателя. Да уж, истинный ребенок-экзистенциалист. Нынешние подростки, у которых "все очень сложно", видимо не знают какие сложнейшие чувства переживал восьмилетний Сартр.
В духе его философии - литература как судьба, от которой не уклониться. Эту судьбу он выбрал сам. Чтобы оправдать свое существование. Чтобы не знать страха смерти. Чтобы обманывать себя и прекрасно знать, что это самообман.
Как истолкуют все это в 2013 году те, у кого будут оба ключа ко мне: творчество и кончина?
Надеюсь, что истолковала правильно.
Сложная для написания отзыва вещь. Ну, и вообще. Притом во время чтения мне все казалось довольно ясным. Затем менее ясным. Затем мысли сбились в плотнейший ком. За какую ни потяни – каждая верная, но ни одну нельзя использовать без отсылок и связей со всеми остальными. Я, между прочим, не была уверена, что эта автобиография мне понравится, потому что не люблю экзистенциализм, а то, что я раньше читала у Сартра, было скучным.
Я еще не встречала автора, который бы с такой самоуничижительной откровенностью отзывался о собственном детстве и, пожалуй, о путях, приведших его к писательству. Структура автобиографии предельно лаконична и так же точна: две части – «Читать» и «Писать». Накопление и создание. Подготовка к творчеству и собственно творчество. Два любимейших, жизненно необходимых занятия. Сартру удалось быть очень откровенным, не скатываясь в то же время в бытовое, но и не ограничиваясь только темой своего призвания, темой писательства.
Нужно понимать: все, что говорит Сартр о себе 8-9-летнем, написано с учетом последующих лет, книг, словом, с учетом того, как сложилась его судьба. Этот вопрос вообще занимает довольно много места в размышлениях автора. Как будут оценивать наши поступки и – что не менее важно – слова по прошествии времени, с поправкой на то, кем мы стали? Вот Жан-Поль, не слишком популярный среди сверстников ребенок, единственный в семье, домосед, книжный червь, претензии на вундеркиндство. А если мы знаем, что это будущий известный писатель, икона экзистенциализма? Само собой, все, абсолютно все в его детстве приобретет особое, пророческое значение. И Сартр первый иронизирует над этим и над самим собой, делая это на редкость едко и едва ли не с ненавистью. Такому Сартру – да.
Отправитель: Юлия Д.
Marxergasse 7/13a
1030, Wien, Österreich
Уважаемый г-н Сартр,
Я пишу Вам из далекого 2015 в еще более далекий 1914 год. Вам всё еще 9, я - всё еще дух, хотя, мы оба еще мертвы и уже существуем: Вы - в своих библиотечных иллюзорных мирах, я - в планах Всевышнего, в которого Вы не верите.
Я верую в Бога и верю Вам, хотя Вы не доверяете самому себе. Я вывела собственную формулу начала Сущего:"В начале было Слово, и Слово было у Сартра, и Слово было Сартр", и Вы, наверное, злитесь, потому что эта фраза должна принадлежать Вашему перу.
Простите за дерзость, мой вопрос бестактен, но как Вы там, в Вашем аду, летопись которого Вы ведете со дня сотворения Вашего? Послушный ребенок, покорный до конца дней, как Вы и предполагали, остались ли Вы покорны самому себе? Хотя, о чем это я - Вы всегда держали свое Слово.
Знаете, а ведь Вы оказались абсолютно правы: Вы давали Имена. Ваша способность подмечать мелочи поражает. Я восторгаюсь Вашим талантом пронизывать Словом насквозь, точно шпагой, медленно и удаленно писать обо всём быстром и новом. И как Вам удавалось держать прошлое на значительном расстоянии? Как Вы-пятидесятидевятилетний умудрились ужиться с девятилетним ребенком внутри себя?
Дорогой г-н Сартр! Вы писали, что Ваши книги потом, среди развалин библиотек, переживут человека, и Вы оказались правы, что, впрочем, весьма ожидаемо. Сейчас, здесь, библиотеки действительно в руинах, а Люди вымирают прямо пропорционально появлению прилежной и плоской Толпы.
Милый мой, бесценный Жан-Поль(простите же мне мою фамильярность!), помните, Вы писали:"Я не злопамятен и готов всё признать: у меня прекрасные данные для самокритики , при одном условии - чтобы мне её не навязывали."?
Я давно хотела Вам сказать: Вечность не посмеет.
С уважением и искренним восхищением,
Ваш преданный друг.
Post scriptum: прикладываю Вашу фотокарточку, которая мне безумно нравится. Вы кажетесь мне гораздо ближе, когда я смотрю на нее.
Философ, педагог, классический экзистенциалист, драматург. Отказался от Нобелевской премии, ордена Почетного легиона и многих других наград. В свое время его называли «вождем страха и отчаяния» из-за отношения к жизни и действительности.
Его автобиографическая повесть «Слова» была впервые напечатана в 1964 году. Главная доминирующая тема: Сартр рассказывает о том, как сформировалось желание стать писателем, о впечатлении, которое на него производили некоторые книги (например, «Мадам Бовари»).
В «Словах» я объясняю происхождение моего невроза, безумия
, говорит он откровенно.
Структура произведения: тематически делится на две части: «Читать» и «Писать». Писателем предпринимается путешествие в собственное прошлое. Иронично и саркастично описаны здесь: родословная, детские годы, знакомство с книгами, Франция начала XX столетия. Он исследует свою собственную личность с помощью скальпеля иронии и критики.
Я стал непостоянным и я им остаюсь. Напрасно я целиком стараюсь вложить себя в то, что затеваю, без остатка отдаться дружбе, работе, гневу — однажды я отрекусь от себя, я это знаю и я этого хочу....
Повествование здесь медитативное, слог - афористически строгий. Это книга о себе, о Боге, о Франции, о книгах и о человеке вообще с его несовершенством, банальностью и ошибками.
Ни одна биография не скажет о человеке больше, чем его творчество. А «Слова» Сартра, к тому же, еще и автобиографичны. Ну что сказать, слова его на любителя, Сартр отнюдь не универсален. Я как раз тот самый любитель, мне интересен экзистенциализм и Сартр как его яркий представитель.
Читалось долго, местами нудно, а местами затягивало так, что просто не оторваться. В книге две части: «Читать» и «Писать»; первая часть мне почему-то понравилась больше, может, из-за перевода – над ним работали два разных человека, а, может, еще из-за чего, не знаю.
Чем-то Сартровская исповедь напомнила мне самокопания чудного Вуди Аллена, тот тоже беспощадно препарирует собственную душу и извлекает из нее свои комплексы на глазах у изумленной публики. Ну, прямо эмоциональный эксгибиционизм какой-то. Меня, однако, такая откровенность подкупает. Что-то в этом есть, согласитесь!
За мной и поныне водится этот грешок – панибратства. Со знаменитыми покойниками я на «ты», о Бодлере, Флобере высказываюсь без обиняков, и, когда мне ставят в вину, меня так и подмывает ответить: «Не суйте нос не в своё дело. Ваши гении во время оно принадлежали мне, я держал их в своих объятиях, любил их страстной любовью без тени почтения. Стану я разводить с ними церемонии!»
Всегда особенный интерес для меня представляли мемуары известных личностей. И дело тут не в правдивости их воспоминаний, изложенных на страницах книг, а скорее наоборот. Мемуары всегда лживы с точки зрения внешнего проявления жизни, с точки зрения реальных жизненных событий. Значительно лучше путь творца-художника поможет узнать профессионал-исследователь. Автор же всегда ошибается и неточен, частенько думает он не то, что есть и было на самом деле и всегда очень точен в части изменения своих убеждений и взглядов. В «Словах» Сартр стремится быть правдивым по той причине, что глубоко презирает себя в детстве, а речь в этой повести автор ведёт о себе фактически до 10 лет. Перед читателем предстаёт образ взбалмошного, избалованного кривляки, эгоцентричного, изнеженного мальчика, который испытывает сильнейшие страдания, когда на него публика не обращает внимание. Кого-то удивит, что из такого слабого мальчишки вырастет такой непримиримый борец за свободу и справедливость, как Жан Поль Сартр. Мне же перерождение из слюнтявого маленького буржуа в экзистенциального философа и революционера видится закономерным и естественным.
Сартр устремляет взгляд в детство и раскручивает клубок самого себя, в поисках Начала, зачатка его целей, устремлений, страхов. Отец умер слишком рано, чтобы он мог испытать «Эдипов комплекс»; мать воспринимал как сестру; имел удовольствие к публичным выступлениям; хотел, чтобы все его считали особенным; религиозный дед приучил его к атеизму; и так далее.
Каждый раз, погружаясь в воспоминания писателей, удивляюсь тому, как рано они начинали проявлять интерес к литературе (например, любимой книгой Бердяева в 14 лет была «Критика чистого разума»). Я тоже в раннем детстве проявлял интерес к художественным произведениям, но к простым детским книжкам жанра «детектив» или «хоррор» на 100-150 страниц, которые, не сомневаюсь, и сейчас читают дети. Первую взрослую книгу я прочитал в 11 лет и это был всего лишь роман Стивена Кинга. Сартр же ещё не умел читать, а уже брал в руки книги, делал вид, что читает их вслух, при этом на ходу придумываю истории. Выучившись читать (в очень раннем возрасте), он принимается за Рабле, Виньи, Мюссе – серьёзных авторов. Неудивительно, что он значительно опережал людей своего возраста и своего поколения.
Атеизм – известная черта мировоззрения Сартра. В «Словах» же он преподносит это в своеобразном ракурсе, указывая, что он никогда не верил в Бога, но всегда в Святого Духа. Отвращение же к религии он ощутил, наблюдая за своим дедом. Будничное безразличие деда к Богу и церкви, болезненный отказ от плоти, заложенный в суть католицизма, вызвали в юном философе отторжение. При этом Жан Поль подмечает, что если бы католицизм ему был представлен дедом под иным углом, то он бы закончил свою жизнь монахом.
Я увидел её глазами Шарля, и эта злобная одержимость оттолкнула меня безвкусицей своих экстазов, напугала садистским презрением к плоти: в выходках святых смысла было не больше, чем в выходке англичанина, который полез в море купаться, не снимая смокинга.
Подобные ощущения я испытал после просмотра фильма «Молчание» Мартина Скорсезе. На протяжение всего действа у меня в голове вертелся лишь один вопрос - Зачем? Зачем люди умирают и страдают из-за того, что отказываются, например, наступить на изображение Христа? Какой в этом толк?
К слову, кино и кинотеатры только-только входили в жизнь людей в начале XX века, и юный Сартр, на страницах «Слов», осознаёт это как нечто новое – новый вид искусства. Вид искусства, который он сам не воспринимал как искусство, а только лишь как развлечение. Киновоплощения, эстетика кинотеатров, как выражается автор, «искусство толпы», всё это поразило Сартра и заняло на страницах повести особое место.
По умственному развитию мы были однолетки: мне было семь, и я умел читать, ему - двенадцать, и оно не умело говорить.
«Слова» интересны лишь потому, что их написал Жан Поль Сартр – известный публицист, философ, деятель. Да, автор презабавно иронизирует над Жан Полем-ребёнком и немножко выворачивает наизнанку. Однако меня не отпускало ощущение, что многие авторы XX века, писавшие о себе (Марсель Пруст, Томас Вулф, Джеймс Джойс или кто-то ещё) были гораздо сильнее, экспериментальней и интереснее в этом деле (в «Словах» имеется некоторая претензия на художественность, всё-таки это не просто мемуары). «Слова» интересны лишь в контексте самой фигуры Сартра и как отдельное художественное произведение не сильно впечатляют.