Роман «Дикие пальмы» – это история любви, ради сохранения которой герои пытаются убежать из мещански обустроенной жизни. Но рок настигает их, как настигает он и двух других героев, уже не любовников, а чужих друг другу людей, соединенных на время обстоятельствами. Судьбы двух пар прослеживаются параллельно, они сходны и в то же время различны – призрак наказания, тюрьмы витает над теми и над другими. Что же остается человеку в борьбе с неизбежным? Выстоять, как это всегда делают герои Фолкнера.
Мир исчерчен строчками трагедий и комедий : он пережил уже всё, и стал похож на общий черновик безумцев, влюблённых и поэтов.
Кто-то в романе скажет
Всё должно быть наоборот. Не мы должны читать книги, а книги должны читать нас!
Кто-то другой, женским голосом ему ответит из темноты печали :
Греха нет. Грех устарел. Идут себе люди в ногу, и ты среди них, сбился с ритма, упал, и тебя затоптали.
Ну да, грех был придуман, когда было мало людей. Когда же душе некуда стало ступить, не наткнувшись на человека или же на его душную мысль, грех стал свойством удушливой атмосферы общества, жизни, и все стали виновны перед всеми, и каждый хранил в себе нечто безгреховное, что расправив крылья, могло взвиться над толпой, над своим телом, которое уносит за собой тёмное, бурливое течение толпы...
В романе перемежаются истории заключённого, бежавшего из тюрьмы во время наводнения, и молодого человека и замужней женщины, в жёлто-карем блеске глаз которой он словно бы утонул : они бежали ото всех, от обезумевшей толпы, от учёбы, брака, её мужа и двоих детей...
На судьбу Шарлотты и Гарри легла тень "Бовари", правда, с той поправкой, что Шарлотта из кокона пошлости семейной жизни, бежит, летит к кроткому, с какой-то печальной импотенцией сердца и воли, Гарри, студенту-медику, так похожего на мужа Эммы Бовари. Но в отличии от Эммы, Шарлотта трагически ощущает пошлость не только общества, но и свою, пошлость "человеческого" на земле, смотря на свою судьбу со стороны так, как одна книга могла бы читать другую книгу, к ужасу персонажа, печально поднявшего глаза не то на автора, не то на читателя : "За что?".
И как вырваться из этого половодья пошлости ? Если только... вырваться, из кокона сердца и жизни, но куда? На мигающий в ночи огонёк ада? Небытия? Из огня, да в полымя!
Только бы вырваться из плена, только бы вздохнуть крыльями холодных, молодых ветров свободы и жизни; хотя бы несколько голубых глотков этого ветра...которым дышат вон те пальмы : словно бы взявшись полупрозрачными, тонкими пальцами за виски, они тихо раскачиваются-бредят на тёмном ветру, не желая смотреть на людей, на то, что они сделали с раем, любовью...
Шарлотта увлекалась лепкой, мяла глину. Как там переводится Адам? Ах, да, "алая глина". И вот "Ева" подмяла под себя ( в прямом и переносном смысле) своего Адама, соблазнила, увлекла его в нежный ад скитаний, словно бы любя за двоих ( Шарль-Шарлотта), за всех женщин, что недолюбили, но словно в жуткой сказке, время торопит, древо жизни, по капле, истекает алой листвой, и сердцу любить уже нечем, оно спотыкается, оступается в своём вечном нетерпении, бьётся в ночь в холостую : в никуда....
Знаете, есть обнажённая речь отчаяния, вне интонаций и пауз, и слушающий эту речь сердца ангел ли, друг, любимый человек, природа... по своему, в меру пережитого им, расставляющий интонации, отточия сердца, и потому она может быть равно комичной и трагичной.
Вот так и в романе : муж Шарлотты( по прозвищу "крыса", т.е, отсылка к отравленной жизни а-ля мышьяк Бовари), самолично везёт её на поезде, дабы передать любовнику - Гарри; ставит условия : запятые чувств прыгают, обрываются ( одышка сердца героя, стиля, глаз читателя...)... угрожает, чтобы с ней ничего не случилось, даёт деньги, на билет...
Знаете, есть такая щекочущая, тесная тишина в оном молчании обращённых друг к другу чувств и сердец, что хочется сделать хоть что-то, лишь бы прервать, зачеркнуть эту невыносимую, тёмную улыбку тишины...
В какой-то момент возникает впечатление, что не Гарри увёл Шарлотту у её мужа, а она похитила его у него же самого, у его судьбы.
Приглядываясь к ней, он понимает, что в женщине есть нечто, что не снилось и мудрецам, нечто, к чему осторожно, в ночи желания и чувства, подходит сама женщина в себе.
Мужчина, в муке вдохновения и стыда придумал чистилище. Женщина, слегка улыбнувшись, придумала ад и рай.
Нет, серьёзно, иногда кажется, что те или иные истины тяготеют к определённому полу, иногда даже к среднему...
Вот и Шарлотта говорит, что приемлет либо Ад, либо рай и в жизни и в чувствах. Среднего не дано.
Мраморная, белая грудь вздохнула, и на миг на ней проступили голубые трещинки вен, словно в плотине, дамбе, которая вот-вот прорвётся.
Какую стихию мы в себе скрываем религией ли, искусством, моралью... боясь сильно чувствовать, желать, любить, жить наконец?
Дамба, уже настоящая, прорывается, и заполняет землю : тонут люди, заключённые, звери. Ночь. Разлившаяся вода отражает тихие звёзды. Словно два неба : вверху и внизу. Мир ещё не сотворён...
Фолкнер смутно обыгрывает апокалиптические образы ( ну, или же я опять смутно "фантазирую"), коней с бледной гривой пены, сметающих ад и бред человеческого, слишком человеческого.
В этом "потопе" заключённый спасает на лодке с дерева беременную женщину ( к ужасу последней, и к ещё большему ужасу первого, сдержавшего всех "зверей" в себе). Он только в тюрьме читал о большом мире, женщинах... А тут, за пару дней, словно бы прожил 40 лет на свободе. Его душа устала от свободы, от себя... он хочет вернуться в тюрьму.
Тело и душа, словно два сбежавших каторжника, связанных единой цепью пульса, с тяжёлой гирей сердца где-то у ног.
Эту же "гирю" ощущают Шарлотта и Гарри. Они убежали из ада повседневности, но унесли зёрна ада в себе, и они проросли в райском гнёздышке любовников цветами зла : Гарри стал превращаться в тривиального мужа. Шарлотта - в жену.
А тут ещё она забеременела, кончились деньги, река жизни несёт их куда-то... И страшно, страшно родить новое, невинное существо среди этого безумного, бурлящего мира, родить его в безумный, грешный мир. Шарлотта просит Гарри, недоучившегося на медика, сделать ей аборт. Иногда аборт для женщины - некое инфернальное, метафизическое самоубийство, после которого тело, призраком мытарится по призрачному и чуждому городу.
Неужели любовь - думает Гарри, - была изгнана из мира, и распята, словно Христос? Нужна ли людям любовь? Нужны ли сильные, райские чувства, которыми нужно жертвовать ради респектабельности, сытости жизни... придёт любовь, а её не узнают, и опять распнут... кто распнёт?
Шарлотта чувствует "врага" в самой природе мужчины. Есть в нём нечто, что живёт животной, ложной жизнью, словно глина ( плоть-плотина?) на жарком и диком ветру.
Бесконечное одиночество женщины, среди почти безлюдного, бесчеловечного мира ( словно она - первый, единственный человек на земле). Сжаться на плоту постели в позе эмбриона : прижать колени к груди, обхватив её руками, и отдаться течению ночи, и смотреть, смотреть, как над тобой, доверчиво склонившись, проносятся звёзды, облака, и пальмы, дикие, счастливые пальмы, о чём-то своём перешёптывающихся с тёмным ветром.
Джозеф Лорассо - Влюблённые и Лотрек.
Вместо картины Лотрека, могла бы быть иная картина : Гогена, Исидре Нонеля, что-то о пальмах... выбирайте сами, влюблённые.
Хотелось бы поблагодарить замечательную NinaKoshka21 за её рецензию на Дикие пальмы, благодаря которой я снова погрузился в чудесный и печальный мир Фолкнера. Нина, спасибо вам за ваши прекрасные рецензии!
Мир исчерчен строчками трагедий и комедий : он пережил уже всё, и стал похож на общий черновик безумцев, влюблённых и поэтов.
Кто-то в романе скажет
Всё должно быть наоборот. Не мы должны читать книги, а книги должны читать нас!
Кто-то другой, женским голосом ему ответит из темноты печали :
Греха нет. Грех устарел. Идут себе люди в ногу, и ты среди них, сбился с ритма, упал, и тебя затоптали.
Ну да, грех был придуман, когда было мало людей. Когда же душе некуда стало ступить, не наткнувшись на человека или же на его душную мысль, грех стал свойством удушливой атмосферы общества, жизни, и все стали виновны перед всеми, и каждый хранил в себе нечто безгреховное, что расправив крылья, могло взвиться над толпой, над своим телом, которое уносит за собой тёмное, бурливое течение толпы...
В романе перемежаются истории заключённого, бежавшего из тюрьмы во время наводнения, и молодого человека и замужней женщины, в жёлто-карем блеске глаз которой он словно бы утонул : они бежали ото всех, от обезумевшей толпы, от учёбы, брака, её мужа и двоих детей...
На судьбу Шарлотты и Гарри легла тень "Бовари", правда, с той поправкой, что Шарлотта из кокона пошлости семейной жизни, бежит, летит к кроткому, с какой-то печальной импотенцией сердца и воли, Гарри, студенту-медику, так похожего на мужа Эммы Бовари. Но в отличии от Эммы, Шарлотта трагически ощущает пошлость не только общества, но и свою, пошлость "человеческого" на земле, смотря на свою судьбу со стороны так, как одна книга могла бы читать другую книгу, к ужасу персонажа, печально поднявшего глаза не то на автора, не то на читателя : "За что?".
И как вырваться из этого половодья пошлости ? Если только... вырваться, из кокона сердца и жизни, но куда? На мигающий в ночи огонёк ада? Небытия? Из огня, да в полымя!
Только бы вырваться из плена, только бы вздохнуть крыльями холодных, молодых ветров свободы и жизни; хотя бы несколько голубых глотков этого ветра...которым дышат вон те пальмы : словно бы взявшись полупрозрачными, тонкими пальцами за виски, они тихо раскачиваются-бредят на тёмном ветру, не желая смотреть на людей, на то, что они сделали с раем, любовью...
Шарлотта увлекалась лепкой, мяла глину. Как там переводится Адам? Ах, да, "алая глина". И вот "Ева" подмяла под себя ( в прямом и переносном смысле) своего Адама, соблазнила, увлекла его в нежный ад скитаний, словно бы любя за двоих ( Шарль-Шарлотта), за всех женщин, что недолюбили, но словно в жуткой сказке, время торопит, древо жизни, по капле, истекает алой листвой, и сердцу любить уже нечем, оно спотыкается, оступается в своём вечном нетерпении, бьётся в ночь в холостую : в никуда....
Знаете, есть обнажённая речь отчаяния, вне интонаций и пауз, и слушающий эту речь сердца ангел ли, друг, любимый человек, природа... по своему, в меру пережитого им, расставляющий интонации, отточия сердца, и потому она может быть равно комичной и трагичной.
Вот так и в романе : муж Шарлотты( по прозвищу "крыса", т.е, отсылка к отравленной жизни а-ля мышьяк Бовари), самолично везёт её на поезде, дабы передать любовнику - Гарри; ставит условия : запятые чувств прыгают, обрываются ( одышка сердца героя, стиля, глаз читателя...)... угрожает, чтобы с ней ничего не случилось, даёт деньги, на билет...
Знаете, есть такая щекочущая, тесная тишина в оном молчании обращённых друг к другу чувств и сердец, что хочется сделать хоть что-то, лишь бы прервать, зачеркнуть эту невыносимую, тёмную улыбку тишины...
В какой-то момент возникает впечатление, что не Гарри увёл Шарлотту у её мужа, а она похитила его у него же самого, у его судьбы.
Приглядываясь к ней, он понимает, что в женщине есть нечто, что не снилось и мудрецам, нечто, к чему осторожно, в ночи желания и чувства, подходит сама женщина в себе.
Мужчина, в муке вдохновения и стыда придумал чистилище. Женщина, слегка улыбнувшись, придумала ад и рай.
Нет, серьёзно, иногда кажется, что те или иные истины тяготеют к определённому полу, иногда даже к среднему...
Вот и Шарлотта говорит, что приемлет либо Ад, либо рай и в жизни и в чувствах. Среднего не дано.
Мраморная, белая грудь вздохнула, и на миг на ней проступили голубые трещинки вен, словно в плотине, дамбе, которая вот-вот прорвётся.
Какую стихию мы в себе скрываем религией ли, искусством, моралью... боясь сильно чувствовать, желать, любить, жить наконец?
Дамба, уже настоящая, прорывается, и заполняет землю : тонут люди, заключённые, звери. Ночь. Разлившаяся вода отражает тихие звёзды. Словно два неба : вверху и внизу. Мир ещё не сотворён...
Фолкнер смутно обыгрывает апокалиптические образы ( ну, или же я опять смутно "фантазирую"), коней с бледной гривой пены, сметающих ад и бред человеческого, слишком человеческого.
В этом "потопе" заключённый спасает на лодке с дерева беременную женщину ( к ужасу последней, и к ещё большему ужасу первого, сдержавшего всех "зверей" в себе). Он только в тюрьме читал о большом мире, женщинах... А тут, за пару дней, словно бы прожил 40 лет на свободе. Его душа устала от свободы, от себя... он хочет вернуться в тюрьму.
Тело и душа, словно два сбежавших каторжника, связанных единой цепью пульса, с тяжёлой гирей сердца где-то у ног.
Эту же "гирю" ощущают Шарлотта и Гарри. Они убежали из ада повседневности, но унесли зёрна ада в себе, и они проросли в райском гнёздышке любовников цветами зла : Гарри стал превращаться в тривиального мужа. Шарлотта - в жену.
А тут ещё она забеременела, кончились деньги, река жизни несёт их куда-то... И страшно, страшно родить новое, невинное существо среди этого безумного, бурлящего мира, родить его в безумный, грешный мир. Шарлотта просит Гарри, недоучившегося на медика, сделать ей аборт. Иногда аборт для женщины - некое инфернальное, метафизическое самоубийство, после которого тело, призраком мытарится по призрачному и чуждому городу.
Неужели любовь - думает Гарри, - была изгнана из мира, и распята, словно Христос? Нужна ли людям любовь? Нужны ли сильные, райские чувства, которыми нужно жертвовать ради респектабельности, сытости жизни... придёт любовь, а её не узнают, и опять распнут... кто распнёт?
Шарлотта чувствует "врага" в самой природе мужчины. Есть в нём нечто, что живёт животной, ложной жизнью, словно глина ( плоть-плотина?) на жарком и диком ветру.
Бесконечное одиночество женщины, среди почти безлюдного, бесчеловечного мира ( словно она - первый, единственный человек на земле). Сжаться на плоту постели в позе эмбриона : прижать колени к груди, обхватив её руками, и отдаться течению ночи, и смотреть, смотреть, как над тобой, доверчиво склонившись, проносятся звёзды, облака, и пальмы, дикие, счастливые пальмы, о чём-то своём перешёптывающихся с тёмным ветром.
Джозеф Лорассо - Влюблённые и Лотрек.
Вместо картины Лотрека, могла бы быть иная картина : Гогена, Исидре Нонеля, что-то о пальмах... выбирайте сами, влюблённые.
Хотелось бы поблагодарить замечательную NinaKoshka21 за её рецензию на Дикие пальмы, благодаря которой я снова погрузился в чудесный и печальный мир Фолкнера. Нина, спасибо вам за ваши прекрасные рецензии!
Если выбирать между горем и ничем, то я выбираю горе.
Если уткнуться головой в подушку, и не обращать никакого внимания, что ты спишь в архаической ночной рубашке, ставшей реквизитом национальной комедии, и то, что ты спишь в несвежей постели своей бездетной жены, то непременно забудешь взгляд пустых диких желтых глаз, как у кошки, смотрящих на тебя с ненавистью. Вернее, они так смотрят на всех мужчин. С ненавистью на весь мужской род. С ненавистью. Ох, уж этот женский взгляд из глубины себя, выворачивающий твою душу…
Если муж католик, и две маленькие дочки, возможна ли другая любовь? Она просто принесла ему воды, а унесла у него сердце.
Если нет денег, то прощай. Но вот, кто-то, оттуда с сардонической усмешкой подбросил ему бумажник, в котором находилась тысяча семьдесят восемь долларов. И Муж- католик добровольно отдает ему свою жену, выдав ему банковский чек на триста долларов на один обратный билет.
И начались приключения, приключения тайной любовной связи, которые будоражат, бросают вызов условностям, возникает желание взять эту тайную любовь и сделать респектабельной. Но, увы, эта тысяча ничего не решает, нужно работать. И, несмотря на то, у пары с тайной любовной связью медовый месяц, нужно работать, потому что медовый месяц должен быть всегда. Либо рай - либо ад.
К сожалению, я не рассмотрела любовь. Она и возникла как-то никак со стаканом воды, и развивалась не очень активно, в основном решала Шарлотта. Она решила, она уговорила, она играла первую роль. Ничего интересного не получилось, любовь изначально была обречена.
И еще, Уильям Фолкнер не подпускает нас близко к героям. Они условно холодны. Не проникаешься состраданием к героям тайной любви. Она, немотивированно бросившая все, включая двух деток, девочек. И он, непонятно чего хотевший в этой жизни. Печальная история с печальным концом. И радости в этой любви было немного. Сгусток горя. Фолкнеру, кстати, не нравятся и семейные пары-долгожители. Эти старые супружеские пары – эти типографические копии, тысячи похожих лиц, расположенных друг подле дружки, невероятно бесчувственные и навсегда изолированные от завтрашнего дня.
Если память существует вне плоти, она перестает быть памятью, потому что она не будет знать, что же она помнит, а потому, когда ее не стала, то не стало и половины памяти, и если не станет меня, то кончится, вся память… Вот так.
Фолкнер - это такой Стейнбек на сушке. Драматично, но близко к сердцу не примешь. Как-будто наблюдение в бинокль: главных героев, слова и эмоции, и саму их драму видно, но не слышно.
Впервые у Фолкнера я читаю столь откровенно о любви. Мне кажется –у него все время о чем-то другом: о людях,чести,совести,предательстве,ненависти, детстве,отношениях,добре и зле,непостижимой человеческой душе,а вот о любви между мужчиной и женщиной,о любви как таковой-впервые. Для меня,жителя своего века,своего времени это была грустная,ужасающая по своей нелепости история о том,как не по сеньке оказалась шапка.Под шапкой я имею ввиду женщину.Иногда мне кажется,что в принципе и в большинстве своем шапки чаще всего оказываются не по сенькам -за редким исключением- во все времена,так было,есть и будет.В этом романе исключением был муж.
Старик, доктор и дикие пальмы
"...четвероногие получают всю нужную им информацию через обоняние, зрение и слух и не доверяют ничему другому, тогда как двуногий зверь верит только тому, о чём читает".
Как и написано в аннотации книга очень необычная в плане структуры и языка. Для того, чтобы понять это достаточно прочесть этот небольшой отрывок:
"... Гершвин мог бы рисовать то, что Кроу называет своими картинами, куда лучше, чем Кроу играет то, что Гершвин называет своей музыкой".
И такова вся книга. Создаётся впечатление, что аккуратненький клубочек слов дали на растерзание котёнку. И теперь не разберёшь, где начало, а где конец. Да и есть ли они здесь. (Хотя... Возможно, это вина переводчика, а я грешу на автора.)
Вообще это первое произведение Уильяма Фолкнера, за которое я взялась. До сих пор я и не знала о таком авторе. Всё здесь для меня в новинку. Я бы сказала, что читается история легко. Вот только во время чтения приходится в голове складывать что-то вроде паззла: этого героя сюда, того туда, а этого персонажа связать вон с тем...
Однако многое в этой книге осталось для меня непонятным. Например, я долго гадала, почему выбрано такое название, если в книге всего одна дикая пальма - Шарлотта Риттенмейер. Ответ так и не узнала. Или вот ещё: в чём была суть всех этих метаний, если итог во всех историях один - неволя. Герой из истории "Старик" хотя бы сам стремился к ней, и в некотором роде он даже счастлив. А вот парочка из "Диких пальм" меня полностью разочаровала. Их история просто бег по замкнутому кругу без всякой цели.
Наверное именно из-за всех этих непонятностей и путаницы книга совсем меня не впечатлила и попала в "мусорную корзину". Но Уильяму Фолкнеру я ещё дам шанс - его необычный стиль меня заинтересовал.
Игра в классики. Тур №2
Источник
Тогда-то ему и пришло в голову, что теперешнее состояние реки не является каким-то из ряда вон выходящим событием этого десятилетия, как раз то, что река все предшествующие годы соглашалась нести на своем покойном и сонном лоне хрупкие творения смешной человеческой изобретательности, и было событием из ряда вон выходящим, а сегодняшнее является нормой, и сейчас река делает то, что ей нравится, а предшествующие десять лет она терпеливо дожидалась этой возможности, как мул, который будет работать на вас десять лет ради возможности хотя бы раз лягнуть вас.
В тот день тоже шел дождь, яркий серебряный занавес обрушился из ниоткуда, еще прежде, чем небо затянуло тучами, как бездомный бродяга и с жеребячьей прытью понесся он в никуда, а потом тридцать минут спустя с шумом вернулся обратно, яркий и безобидный, вернулся по собственным просыхающим следам.
Значит, в конечном счете все дело все же в пресловутой плоти, какой бы старой она ни была. Потому что, если память существует вне плоти, она перестает быть памятью, потому что она не будет знать, что же она помнит, а потому, когда ее не стало, то не стало и половины памяти, и если не станет меня, то кончится и вся память… Да, подумал он, ecли выбирать между горем и ничем, то я выбираю горе.
Говорят,что любовь между двумя людьми умирает сама по себе. Это неверно. Она не умирает.Она просто покидает их, уходит от них, если они недостаточно хороши, недостойны ее.Она не умирает, умирает тот, кто теряет ее. Это похоже на океан: если ты плох, если ты начинаешь пускать в него ветры, он выблевывает тебя куда-нибудь умирать. Человек все равно умирает, но я бы предпочла умереть в океане, чем быть вышвырнутой на узкую полоску мертвого берега.
Можно жить в грехе, но нельзя жить за счет греха.