Один из самых глубоких и трагичных романов эпического цикла "Ругон-Маккары".
Возможно, первая в истории мировой литературы удачная попытка исследовать внутренний мир маньяка-убийцы, человека, из последних сил пытающегося бороться с болезненной жаждой насилия и постоянно уступающего своей чудовищной страсти...
Впрочем, она, в сущности, даже не собиралась мстить, ведь тот, кто мстит, стремится причинить боль другим и таким путем избавиться от своей боли; Флоре же хотелось другого - все уничтожить, испепелить дотла, как испепеляет молния.
Нельзя надеяться на передышку, нельзя искать покоя в закоснелом невежестве и облегчения — в возврате к прошлом
К чему любить, если суждено убивать тех, кого любишь? Он приносил своей возлюбленной это безумное отчаяние любви, которое не могли погасить ни душевные страдания, ни усталость.
Впрочем, всякая работа хороша, если она порядочно оплачивается.
Всякая работа хороша, если она порядочно оплачивается. (Рубо).
И наконец, господи боже, надо же отделаться от этой последней иллюзии - правосудия. Стремиться к правосудию - какой самообман! Истина всегда останется скрытой за всевозможными запутанными обстоятельствами.
К чему направлять следствие на истинный путь, если путь этот приведет к еще большим затруднениям и неприятностям?
От этого-то, должно быть, сердце у нее так зачерствело. Когда сердце слишком заполнено каким-нибудь одним горем, в нем нет больше места для другого.
Когда сердце слишком заполнено каким-нибудь одним горем, в нем нет больше места для другого.
Пусть он соберет все силы, чтобы подавить в себе преступное влечение: он чувствовал, что сидящий в нем зверь, помимо его воли, прокрадется в комнату девушки и задушит ее, побежденный роковым, бессознательным инстинктом.
Его единственной мыслью было уйти как можно дальше, бежать от самого себя, от бешеного зверя, которого он в себе чувствовал. Но все усилия его оставались тщетными: зверь сидел в нем, и он не мог от него отделаться.
В пьяном виде, однако, Пекэ становился положительно опасным, он делался тогда лютым зверем, от которого можно было ожидать самого худшего.
Снег продолжал падать все гуще и обильнее и засыпал паровоз и вагоны; они уже покрылись снегом до половины — вот-вот исчезнут совсем в трепетном молчании белой ледяной пустыни. Все кругом было неподвижно; лишь снег продолжал ткать свой белый саван.
Тетка Фази поочередно разглядывала этих словно свалившихся к ней с луны людей и думала о том, что они до того погрузились в свои собственные дела, что даже не замечают грязи и мерзостей, встречающихся им на пути.
В зале суда водворилось мертвое молчание, присяжных охватило какое-то безотчетное волнение, сжимавшее им горло: то веяние безгласной истины пронеслось по залу.
Что такое, на самом деле, истина и правосудие? Иллюзия!
А поезда проходили мимо в установленные сроки
по обоим рельсовым путям, так как сообщение вполне восстановилось. Они
проходили мимо, безжалостные в своем механическом могуществе, равнодушные ко
всем этим драмам и преступлениям, не ведая ни о чем. Что им до незнакомцев,
потерпевших крушение в пути, раздавленных под колесами! Мертвых унесли,
кровь обтерли, и люди снова мчались вперед, туда, к будущему.
Без сомнения, тут проезжали люди со всех концов земли - не одни только французы, но также иностранцы из самых отдаленных мест. Теперь ведь никому не сидится
дома, и все народы, как уверяют, вскоре сольются воедино. Это просто замечательно: все люди - братья и мчатся далеко-далеко, в блаженную страну, где текут молочные реки в кисельных берегах.
Нечего и говорить, железные дороги - чудесная штука. Ездить можно быстро, да и народ становится от них как будто умнее... Звери, однако, остаются зверьми, и какую бы хитрую механику ни выдумали люди, все-таки звери от нее не выведутся.
Ах, эти женщины! Стоит им только захотеть!..
Когда сердце слишком заполнено каким-нибудь одним горем, в нем нет больше места для другого.
Ожидание это было настолько томительно и самые ничтожные факты приобретали в глазах супругов такое угрожающее значение, что самая катастрофа казалась им менее ужасной, чем эти нескончаемые тревоги. Ничего не может быть мучительнее неизвестности.