Действие «Шуанов» происходит в конце 1799 года. То были последние месяцы правления так называемой Директории и первые недели Консульства, возглавлявшегося Наполеоном Бонапартом. Власть в стране находилась в это время в руках крупной буржуазии, которая воспользовалась в своих интересах победой буржуазной революции во Франции. В основе романа лежит один из эпизодов борьбы республиканских войск с шуанами, во главе которых стояли дворяне-роялисты и католические священники. Восстание шуанов 1799...
Братья Котро. — Один из них Жан, прозванный Шуан (то есть Сова, по его характерному свисту-сигналу, отсюда — «шуаны»), был предводителем вандейских контрреволюционных банд. Он поднял мятеж против Республики в конце 1793 г. и был убит в 1794 г. Ко времени действия «Шуанов» в живых остался лишь один из братьев Котро. -(Примкчание).
— Но откуда вы явились, если думаете, что можно пользоваться шуанами, не давая им иной раз пограбить синих? Разве вы не знаете поговорки: «вороват, как сова»? А что такое шуан?
— Считанные овцы — волку добыча.
— Полиция Фуше для нас опаснее летучих батальонов и контршуанов.
Шуаны и вандейцы уже воспользовались прежним бездействием Республики, подняли деревни и полностью овладели ими.
Женщины любят колебаться в борьбе, когда в их руках жизнь или смерть противника.
Маркиз изумленно посмотрел долгим взглядом на эту непостижимую девушку, любовь которой торжествовала надо всем, даже над самыми тяжкими оскорблениями: за такую обиду, которую женщина никогда не простит, она мстила прощением.
- Как видите, надо пользоваться личными интересами каждого, чтобы достигнуть великой цели. В этом весь секрет политики.
Маркиз был поглощен своими мыслями и как будто все еще слышал пророческий голос Мари, ее доводы, когда она среди этих самых вожаков в Виветьере убеждала его оставить борьбу королей против народа.
- Даже если бы маркиз и вернулся ко мне, вам должно быть известно, что «любовь не возвратится вновь».
— Чтобы прощать оскорбления, надо о них помнить.
— Итак, вы не прощаете меня? — Любовь ничего не прощает или прощает все. Но для этого надо любить...
Когда страсти доходят до крайнего предела, они подчиняют нас могучей силе опьянения, не сравнимого с жалким угаром вина или опиума. Ясность, которую приобретают тогда мысли, обостренная тонкость взволнованных чувств вызывают явления самые необычайные и неожиданные.
Находясь под тиранической властью одной-единственной мысли, люди иногда отчетливо видят предметы почти неуловимые, тогда как вещи вполне осязаемые как будто для них не существуют.
И старый солдат уже схватился за рукоятку сабли. «Вот еще один из порядочных людей, которые никогда не сделают карьеры», — сказал про себя Корантен, когда очутился уже далеко от кордегардии.
Он знал по слухам, что почти невозможно побороть непроницаемую хитрость речей бретонцев и нормандцев.
- Мне даны все необходимые полномочия и для того, чтобы начать переговоры с главарями шуанов, и для того, чтобы их уничтожить, ибо мой покровитель Фуше, человек дальновидный, всегда вел двойную игру: в дни террора он был одновременно и за Робеспьера, и за Дантона...
- Если бы Мари выдала этого проклятого маркиза, нас соединили бы с ней самые прочные узы — подлость...
Может быть, оба они в своей бурной жизни дошли до того странного душевного состояния, когда от усталости или из желания бросить вызов судьбе человек отказывается серьезно поразмыслить над начатым делом и продолжает его, отдавшись на волю случая, именно потому, что дело это безнадежно, и он хочет увидеть неизбежную развязку. Ведь в природе моральной, как и в природе физической, есть свои пропасти, свои бездны, и сильным характерам любо бывает погрузиться в них, рискуя жизнью, как игроку любо поставить на карту все свое состояние.
— Счастлива? Нет! — отвечала она. — Когда я думаю о том, что я одинока, что я раба условностей общества, которые неизбежно делают меня искусственной, я завидую привилегиям мужчины. Но когда я вспоминаю, какие средства дала нам природа для того, чтобы опутывать вас, мужчин, невидимыми сетями той власти, которой ни один из вас не может противиться, тогда моя роль на земле улыбается мне; но затем она вдруг кажется мне мелкой, и я чувствую, что стану презирать мужчину, если он окажется жертвой дешевых обольщений. Словом, то я сознаю наше иго, и оно мне нравится, то оно ужасает меня, и я отказываюсь от него; то я чувствую в себе жажду самопожертвования, которое придает женщине столько благородства, то меня снедает желание властвовать. Быть может, это вполне естественная борьба доброго и злого начала, основа жизни всех творений на земле. Ангел и дьявол... Так вы сказали? Ах, не только сегодня я обнаруживаю эту двойственность моей натуры. Однако мы, женщины, лучше, чем вы, понимаем нашу неполноценность. У нас есть инстинкт, помогающий нам во всем искать совершенства, — конечно, совершенства недостижимого. Но, — добавила она и, вздохнув, поглядела на небо, — в нас есть и другое — то, что должно возвышать женщин в ваших глазах...
— Что именно? — спросил он.
— То, что... все мы, одни больше, другие меньше, но все мы боремся против несправедливости нашей судьбы.
Женщины отличаются замечательным свойством не размышлять о самых дурных своих поступках, когда их увлекает чувство; даже в их притворстве есть какая-то естественность, и только женщины могут совершить преступление, лишенное низости. Чаще всего они не знают, как все это случилось.
— Ах, вы думаете, будто для меня так лестно, что вы предлагаете мне ваше имя, вашу руку, — сказала она презрительным тоном, но пристальный взгляд ее старался угадать малейшие мысли маркиза. — А вы хорошо знаете, что не разлюбите меня через полгода? Какое будущее тогда ждет меня? Нет, нет... Только любовница может быть уверена в искренности чувства мужчины, ибо долг, законы, свет, интересы детей не играют тогда роли унылых пособников женщины, и если власть ее длительна — в этом ее гордость и счастье, которые помогут перенести самые большие в мире горести. Быть вашей женой и бояться, что когда-нибудь станешь вам в тягость!.. Этому страху я предпочитаю любовь недолгую, но искреннюю, даже если в конце ее ждет меня смерть или нищета. Да, скорее, чем любая женщина, я могла бы быть добродетельной матерью, преданной супругой, но для того, чтобы поддерживать в душе женщины такие чувства, мужчина не должен жениться в порыве страсти. Да и знаю ли я сама, будете ли вы мне нравиться завтра?
Тварь или творец - вот чем отличается один мужчина от другого.
Любовь — единственная страсть, не признающая ни прошлого, ни будущего.