В произведениях Бабеля, «острых, как спирт. И цветистых, как драгоценные камни» (Вяч. Полонский), соединены каким-то непостижимым образом в гармоничное целое лирическое и ироническое, высокое и низкое, любовь и ненависть, смешное и страшное. Для широкого круга читателей.
Работники ножа и топора
Главное в Бабеле – это, конечно, язык, этот удивительный русский с вкраплениями грамматики идиша (вряд ли я ошибусь в своем предположении). Отсюда все эти удивительные «делай ночь» и прочие меткие и хлесткие выражения, выплескивающиеся на страницы текстов, что в «Конармии», что в «Одесских рассказах». Тем любопытнее попытаться найти этот язык там, где его вроде бы по определению должно быть крайне мало – в киносценарии и пьесах.
Если в пьесах язык может позволить себе пробить дорогу в монологах, то в киносценарии, казалось бы, ему мало места. Но кино – очевидный король искусства 20-х годов, важнейшее из искусств, ну, вы знаете, поэтому Бабелю явно хотелось срастить свои цветистые красивости с ритмом нового мира, с резкостью, скоростью и напором. В чудесной фантастической книге тех времен, в «Бесцеремонном Романе» , авторы переходят от линейного повествования к языку киносценария именно для того, чтобы показать смену ритма внутри одного произведения. У Бабеля, конечно, эффект не совсем тот, ибо тексты «Одесских рассказов» и «Беня Крик» изолированы, однако что мешает пытливому читателю их сравнить? Заодно стоит посмотреть и сам фильм 1926 года, тот самый, что какое-то время считался утраченным после оккупации фашистами Одессы, тот самый, что собирался, да не собрался снимать сам Эйзенштейн, не успел, увлекся чем-то другим.
Ритм, пар и скорость, скажем мы, плохо перефразируя Уильяма Тернера. Все несется, убыстряется, хрестоматийные евреи перемешаны с иностранцами, свободная экономическая зона и миллионные прибыли, как всегда, основаны на ужасающей, грязной нищете. И вот энергия сжатой пружины вроде бы находит выход в революции, в специальном полку имени французской (и карандашом дописанной германской революции), состоящем из уголовников Бени, ставших под красные знамена. Фильм резок, жесток, сценарий таков же, красные ликвидируют преступность самым простым и распространённым в те времена способом. А как же романтика? Как же тяга к плохим парням на службе добра? Чем Беня Крик в такой интерпретации не Хан Соло? Видно, в середине 20-х романтика большой дороги уже всем порядком надоела, хотелось пресловутой нормализации, поэтому и так скоры большевики на расправу.
А язык, где же тут язык? Где идиш-то? Здесь, здесь, в авторских мечтах о кадрах, в том, как он представляет себе будущие сцены, в том, как настраивает свой киноглаз (да, чудится даже в этих внешне сухих строках киносценария эстетика Вертова, ну или сама эпоха просит такого сравнения). Он и в свадьбе Двойры-Веры, и в налете, и в похоронах. В быте революционного полка и в его конце.
К пьесам подойти сложнее – они более традиционны, поэтому и более просты. «Закат» удивительно прямолинеен, это такая классическая история, подросшие сыновья против крепкого отца, что кажется, будто Бабель просто поместил расхожий сюжет (присущий, пожалуй, больше крестьянским обществам, вспомним хотя бы «Мужиков» Реймонта) в экзотичную для читателя и зрителя еврейскую среду Одессы. Но здесь он позволяет колориту, такому ориенталистскому в чем-то, править бал - что через фигуры служителей культа, что через жену Менделя, что через сами законсервированные отношения между Менделем, сыновьями и нееврейскими работниками предприятия.
Любопытнее в этом плане «Мария», где автор пытается выйти из гетто, в которое сам себя загнал, убрать колорит и писать обо всех, о современности (а она так быстро менялась, что уже через несколько лет казалась далеким прошлым). Действие происходит в Петербурге, среди действующих лиц всего один еврей, остальные – это «бывшие» и пролетарии, все вертится вокруг компромисса с новой властью и выживания, а также, как обычно, вокруг вечных семейных проблем. Пусть старый генерал и не Макбет, и не толстовский Булавин, но он так же страшится будущего, своего и дочерей, бравирует связями с Брусиловым, нашедшим modus operandi с новой властью, надеется на лучшее. А жизнь быстро переступает через него и через его детей, несясь куда-то, где не очень уютно и бывшим, и уголовникам, и многим прочим разным. И жилплощадь занимают пролетарии, крепкие, беременные женщины, хоть и не в духе «Уплотнения» Луначарского, где все вроде бы было полюбовно со старыми жильцами, но все же в виде нового мира, выходящего на сцену жизни (надеюсь, в словах о пьесе такие банальности говорить еще можно).
Работники ножа и топора
Главное в Бабеле – это, конечно, язык, этот удивительный русский с вкраплениями грамматики идиша (вряд ли я ошибусь в своем предположении). Отсюда все эти удивительные «делай ночь» и прочие меткие и хлесткие выражения, выплескивающиеся на страницы текстов, что в «Конармии», что в «Одесских рассказах». Тем любопытнее попытаться найти этот язык там, где его вроде бы по определению должно быть крайне мало – в киносценарии и пьесах.
Если в пьесах язык может позволить себе пробить дорогу в монологах, то в киносценарии, казалось бы, ему мало места. Но кино – очевидный король искусства 20-х годов, важнейшее из искусств, ну, вы знаете, поэтому Бабелю явно хотелось срастить свои цветистые красивости с ритмом нового мира, с резкостью, скоростью и напором. В чудесной фантастической книге тех времен, в «Бесцеремонном Романе» , авторы переходят от линейного повествования к языку киносценария именно для того, чтобы показать смену ритма внутри одного произведения. У Бабеля, конечно, эффект не совсем тот, ибо тексты «Одесских рассказов» и «Беня Крик» изолированы, однако что мешает пытливому читателю их сравнить? Заодно стоит посмотреть и сам фильм 1926 года, тот самый, что какое-то время считался утраченным после оккупации фашистами Одессы, тот самый, что собирался, да не собрался снимать сам Эйзенштейн, не успел, увлекся чем-то другим.
Ритм, пар и скорость, скажем мы, плохо перефразируя Уильяма Тернера. Все несется, убыстряется, хрестоматийные евреи перемешаны с иностранцами, свободная экономическая зона и миллионные прибыли, как всегда, основаны на ужасающей, грязной нищете. И вот энергия сжатой пружины вроде бы находит выход в революции, в специальном полку имени французской (и карандашом дописанной германской революции), состоящем из уголовников Бени, ставших под красные знамена. Фильм резок, жесток, сценарий таков же, красные ликвидируют преступность самым простым и распространённым в те времена способом. А как же романтика? Как же тяга к плохим парням на службе добра? Чем Беня Крик в такой интерпретации не Хан Соло? Видно, в середине 20-х романтика большой дороги уже всем порядком надоела, хотелось пресловутой нормализации, поэтому и так скоры большевики на расправу.
А язык, где же тут язык? Где идиш-то? Здесь, здесь, в авторских мечтах о кадрах, в том, как он представляет себе будущие сцены, в том, как настраивает свой киноглаз (да, чудится даже в этих внешне сухих строках киносценария эстетика Вертова, ну или сама эпоха просит такого сравнения). Он и в свадьбе Двойры-Веры, и в налете, и в похоронах. В быте революционного полка и в его конце.
К пьесам подойти сложнее – они более традиционны, поэтому и более просты. «Закат» удивительно прямолинеен, это такая классическая история, подросшие сыновья против крепкого отца, что кажется, будто Бабель просто поместил расхожий сюжет (присущий, пожалуй, больше крестьянским обществам, вспомним хотя бы «Мужиков» Реймонта) в экзотичную для читателя и зрителя еврейскую среду Одессы. Но здесь он позволяет колориту, такому ориенталистскому в чем-то, править бал - что через фигуры служителей культа, что через жену Менделя, что через сами законсервированные отношения между Менделем, сыновьями и нееврейскими работниками предприятия.
Любопытнее в этом плане «Мария», где автор пытается выйти из гетто, в которое сам себя загнал, убрать колорит и писать обо всех, о современности (а она так быстро менялась, что уже через несколько лет казалась далеким прошлым). Действие происходит в Петербурге, среди действующих лиц всего один еврей, остальные – это «бывшие» и пролетарии, все вертится вокруг компромисса с новой властью и выживания, а также, как обычно, вокруг вечных семейных проблем. Пусть старый генерал и не Макбет, и не толстовский Булавин, но он так же страшится будущего, своего и дочерей, бравирует связями с Брусиловым, нашедшим modus operandi с новой властью, надеется на лучшее. А жизнь быстро переступает через него и через его детей, несясь куда-то, где не очень уютно и бывшим, и уголовникам, и многим прочим разным. И жилплощадь занимают пролетарии, крепкие, беременные женщины, хоть и не в духе «Уплотнения» Луначарского, где все вроде бы было полюбовно со старыми жильцами, но все же в виде нового мира, выходящего на сцену жизни (надеюсь, в словах о пьесе такие банальности говорить еще можно).
Сделали начальником Крика.
Свили из жил своих пряжу.
(с) Юрий Шевчук
Беня Крик - герой "Одесских рассказов" Бабеля, "благородный преступник" по прозвищу Король. В этой книге представлена киноповесть о нем, что-то вроде сценария. Описания действий, наброски видов, пейзажи. Действие происходит в Одессе, Беня вместе со своей бандой совершает налеты, получает власть и будущее прозвище. История получает свое логическое завершение.
Конечно, книга на любителя, сценарий, который даже маловат для кино. Хотя, как театральная постановка смотрелось бы неплохо.
Блестящая, гениальная книга, опередившая время на целую эпоху.
Сюжет на первый взгляд прост и незамысловат - одесский бандит Беня Крик в родном городе чувствует себя королем, вот только не свезло бедняге, родился он перед той самой великой революцией. А жить надо. И до, и во время, и после. А жить хочется хорошо и красиво. Вот Беня и устраивается, как может.
И вот тут оказывается, что и сюжет не так и прост, как думалось поначалу.
Бабель подписал книгу как "киноповесть". И текст абсолютно точно отражает этот подзаголовок. Короткие предложения, яркие зарисовки, выпуклые детали. И ни одной ремарки автора. Что чувствуют герои? Как относятся к происходящему? Что думает автор о том или ином герое? А черт его знает. Бабеля в тексте нет, есть статист, четко записывающий проносящиеся картины. Кстати, почему-то многие читатели именно эту особенность текста считают минусом произведения.
В какой-то момент такой автор в тексте, в общем-то, мешает. Даже не так, он дает слишком мало информации, чтобы с ходу сформулировать свое отношение к героям. Не дает возможности с ходу построить систему персонажей в воображении читателя. Но чего стоят те зарисовки, где Бабель дает указания будущему оператору - в кадре наплывает и увеличивается желтое колесо, потеки нечистот в бедном доме еврейского квартала и тут же - девочка-инвалид в кровати с вплетенными в косички ленточками... А эти руки в тесте? Это потрясающе! Это действительно гениально.
Почему сюжет не прост и почему книга опередила время? Все достаточно прозрачно. Чекист Бабель не мог написать не патриотичное произведение, не согласующееся с большевицкими идеалами. Еврей Бабель .не смог бы быть редактором большевицкого литературного журнала "Красная новь" (да и фильм "Беня Крик" 1926 г.в. просто не появился бы), если бы не поддерживал и не приветствовал идеи ВКП(б). Однако же стоит внимательно присмотреться к тому, что происходит в произведении. А если внимательно присмотреться, то получится, что не такие уж идеалисты большевики.
Беня Крик удачливый вор и шантажист, рисковый, но не глупый. Он идет на сделки с полицейскими, он не гнушается не только грабить, но и убивать. Когда же он видит, что власть вот-вот сменится, Беня начинает входить в доверие к большевикам. И ему это достаточно просто удается. Ага, пообещал деньгами поспособствовать, банк бомбанул, случайно при свидетелях человека его подручные угрохали. Беня не сам стрелял, а вот кто его сподвижника в гроб уложил - б-а-а-альшой вопрос. Скажете, что пытались от Бени отказаться? Так не отказались, использовали. Вполне успешно и на вполне постоянной основе. Батьку Нестора чем-то ситуация напоминает, правда же? А потом, как не нужен стал Беня, избавились и от него. Жестоко и некрасиво. Да и вот те вагоны, что от паровоза отцепляли, они же, на самом деле, могли убить кого угодно, пока назад катились.
Если посмотреть на голые факты, то не такая уж патриотически-коммунистическая киноповесть получается.
Ну и о жанре киноповести. Погуглите дефиницию. Вам расскажут, что основателем жанра был Довженко с его "Зачарованной Десной". 1956 года выпуска. Нет-нет, я очень положительно отношусь к Довженко, я честно читала все его произведения, которые были предусмотрены школьной и университетской программой. Но "Беня Крик" - немой фильм 1926 года, соответственно, повесть написана раньше. ну а дальше интриги-скандалы-расследования)))
Что сказать в заключении? Я читала "Конармию", но тогда, лет 10 назад, Бабель не произвел на меня столь сильного впечатления. Включу в список на перечитывание.
Главное, что стоит сразу отметить про этот сборник - это его разнородность. "Бена Крик" — киноповесть с соответствующим привкусом, "Закат" — пьеса классическая, но хотя бы сочетается по теме с первым произведением (и та м и там Одесса и семейство Криков), а вот "Мария" уже выпадает из ряда, повествуя про Петроград и совсем другие по духу события. Но давайте о каждом по отдельности.
Есть особый привкус в "киноповести" 1926-огго года, если читать её сейчас, в 2019-ом, когда кино является одним из самых массово потребляемых искусств, в то время как тогда оно только зарождалось. Бабель, конечно, писал отлично - прям с планами и кусочком операторской работы, притом описывая их так, что становилось понятно, что он имеет ввиду.
Рассматривать "Закат" интересно в связке с "Беней Криком", учитывая киноповесть является окончанием истории, а "Закат", во многом, её началом. Вообще пьесы - странный жанр, оставляющий, пока ещё, огромный простор для визуального образа (ведь описания персонажей и антуража минималистичны), но раскрываясь в деталях речи. Учитывая нассыщеность языка Бабеля в этом отношении —получается отлично. Одесский суржик замечательно подходит для раскрытия персонажей и их взаимоотношений в это интересном многонациональном городе.
А вот "Мария" уже теряет эту особенность (хотя и не уходит от темы евреев). История происходит в Петрограде и посвящена истории бывшей аристократической семьи после революции. Замечательно показано как раскидывает членов по совершенно разным сторонам и как тяжело приходится людям, которые так слабо умеют приспосабливаться.
Ко всему это стоит добавить, что герои у Бабеля во всёх трёх произведенеиях получаются отличительно объёмными. Благодаря практически только их речи и кратким описаниям внешности создаётся полноценный образ, будь то буйный старик Мендель Крик или аристократическая дева Людмила Николаевна.
Легко читается Бабель, а "Беня Крик" отдельно ещё и располагает к тому, что бы прочесть "Одесские расссказы", и узнать историю полнее. Чем я и займусь, пожалуй.
Какой же все-таки Бабель унылый и кровожадный тип. Сколько раз даю ему шансы, столько раз жалею об этом. Это была последняя попытка) Такой персонаж как Беня Крик мог бы получиться ярким, сомнительным, глубоким, неоднозначным и притягательным персонажем. Но у другого писателя. У Бабеля он проходной, хоть и главный. Скучный и серый.
Прочитано в рамках игры "Школьная вселенная".
— Мосье Тартаковский, я велел одному человеку найти завтра утром под воротами на Софиевской 17 пятьдесят тысяч рублей. В случае, если он не найдет, так вас ждет такое, что это не слыхано и вся Одесса будет от вас говорить.С почтением Беня Король.
— Беня, если бы ты был идиот, то я написал бы тебе как идиоту, но я тебя за такого не знаю и, упаси боже, тебя за такого знать, денег у меня нет, а есть язвы, болячки, хлопоты, бессонница. Брось этих глупостей, Беня.Твой друг Рувим Тартаковский.