Жизнь-это Божественный дар, и людям не дано права отнимать ее.
Он знал главный принцип: справедливость слепа и не знает различий.
Если разобраться, любая религия лицемерна, потому что одобряет убийство, когда это служит ее целям. О да, в теории все великолепно. Жизнь — это Божественный дар, и людям не дано право отнимать ее. Не дано, но только пока выгодно Церкви.
Этот мир всегда был невеселым местом, Хулио, – задумчиво отозвался Эйнсли. – Вся разница в том, что сейчас стало больше потенциальных жертв и убийц. Да и новости распространяются все быстрее. Скоро нам будут показывать эту жуть в прямых репортажах.
Мы все не без отклонений. Каждый странен по-своему, и только специалист может определить, где кончаются странности и начинается душевная болезнь.
Истинная вера не нуждается в подпорках в виде всякого рода материальных доказательств, ибо если бы доказательства существовали, не было бы никакой нужды верить.
Вам от нас достанется в наследство совсем обезумевший мир
Нам удается ловить преступников, потому что никто не бывает так умен, как сам о себе мнит.
Мелкие ошибки по большей части сходят людям с рук. Но не убийцам. Стоит им допустить малейшую оплошность, и в деле образуется дыра, в которую стоит заглянуть — и докопаться до истины.
Тогда почему же в мире так много верующих? Эйнсли не раз задавал себе этот вопрос и находил только одно объяснение. Люди подсознательно стремятся уйти от мыслей о тщете бытия, от концепции «из праха — в прах», которая по иронии судьбы так ясно высказана именно в Екклесиасте:
«Потому что участь сынов человеческих и участь животных — участь одна… и нет у человека преимущества перед скотом; потому что все — суета! Все идет в одно место; все произошло из праха, и все возвратится в прах».
"-Черт побери! Этот верзила нас просто измотает. Так ведь может продолжаться годами!
-Знаешь,Луис,– невозмутимо отозвался Турстон, – поди и скажи об этом самому старине Дойлу. Так, мол, и так, надоело нам за тобой таскаться, хватит дурака валять, пора уже убить кого-нибудь."
- Ватикан никогда не спешит исповедаться в собственных грехах.
Хорхе не сдержал смеха:
- А стоит мне использовать в пятницу презерватив, в субботу надо бежать каяться на исповеди.
Если разобраться, любая религия лицемерна, потому что одобряет убийство, когда это служит ее целям.
Но гораздо чаще лицо его озарялось ослепительной улыбкой, словно напоминая взрослым с их проблемами, что этот солнечный мир все-таки создан для счастья.
Не все в жизни так, как кажется на первый взгляд.
Ничто никогда не бывает зря.
“Мы дни за днями шепчем: “Завтра, завтра”. Так тихими шагами жизнь ползет…
... ничто в человеческих отношениях не ново под луной; они неизменно оказываются всего лишь вариациями на старые сюжеты.
Услышав его голос. Дойл вскинул голову. Сам ли голос возымел такое действие или просьба снять с него наручники, но Дойл вдруг опустился на колени и грохнулся бы лицом о пол, не удержи его охранники. Но и в этом положении Дойл сумел податься немного вперед к руке Эйнсли и безуспешно попытался ее поцеловать.
Слегка заплетающимся языком он пробормотал:
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил…
– Нет! Нет! – разразился криком багровый от гнева Аксбридж. – Это богохульство! Этот человек не…
– А ну-ка молчать! – криком же оборвал его Эйнсли. Затем он обратился к Дойлу уже более спокойно:
– Я давно не священник. Ты это знаешь, но если тебе хочется в чем-то мне исповедаться, я готов выслушать тебя просто как человек человека.
– Вы не можете принимать исповедь! Не имеете права! – возопил Аксбридж.
– Святой отец… – упрямо повторил Дойл свое обращение к Эйнсли.
– Я же объяснил вам, что он не священнослужитель! – зашелся криком Аксбридж.
Дойл что-то чуть слышно пробормотал.
– Он ангел отмщения Господня, – уловил его слова Эйнсли.
– Это святотатство! Не допущу! – грохотал Аксбридж.
Неожиданно Дойл повернулся к нему и сказал, осклабившись:
– Шел бы ты на…! – потом обратился к тюремщикам:
– Уберите эту мразь отсюда!
– Думаю, вам лучше уйти, святой отец, – сказал Хэмбрик. – Он не желает вашего присутствия здесь, это его право.
– Никуда я не уйду!
Хэмбрик заговорил резче:
– Прошу вас, святой отец! Вы же не хотите, чтобы я приказал вывести вас силой?
Получив сигнал от лейтенанта, один из надзирателей оставил Дойла и ухватил за плечо Аксбриджа. Тот дернулся, высвобождаясь:
– Вы не посмеете! Я – служитель Господа! – Надзиратель замер в нерешительности, а Аксбридж сказал, глядя на Хэмбрика в упор:
– Вы еще об этом пожалеете. Я сообщу о вашем поведении самому губернатору. Какое счастье, что Церковь от вас избавилась! – презрительно бросил он в сторону Эйнсли, смерил всех негодующим взглядом и вышел.
Элрой Дойл, который все еще стоял на коленях перед Эйнсли, начал снова:
– Благословите меня, святой отец, ибо я согрешил.
Последний раз я исповедовался… Не помню ни хрена, когда это было!
Многие полагают, что хорошее образование - эти синоним ума. На самом же деле образованные люди часто слишком мудрят и на этом попадаются.
Мы все совершаем ошибки - иногда абсолютно очевидные - и удивляемся потом, как могли быть так глупы.
Из этого состоит вся жизнь: одни двери открываются перед тобой, другие - захлопываются.