Время больших ожиданий

От многолетнего соприкосновения с человеческой кожей самое грубое дерево приобретает благородный цвет и делается похожим на слоновую кость. Вот так же и наши слова, так же и русский язык. К нему нужно приложить теплую ладонь, и он превращается в живую драгоценность.

Нет, ну мне реально в последнее время попадаются книги о предреволюционных и революционных событиях в Украине. Интересно, сколько мне еще предстоит прочитать о соседней стране? Вот и очередная, уже четвертая повесть Паустовского из "Книги о жизни" продолжает знакомить нас с жизнью в Одессе и Севастополе.

Напомню и повторю - все повести из "Книги о жизни" являются чистой воды автобиографией. Точнее чистейшей воды, незамутненной, родниковой, без примесей. Той, которую испив один раз, не забыть вовек. Вот и я в очередной раз покорен публицистическим стилем, простотой, образностью и выразительностью языка Паустовского.

На мой взгляд "Время больших перемен" интереснее трех предыдущих книг, хотя и те - самородки. Во-первых здесь наиболее близкая для меня тема. Паустовский стал сотрудником газеты, и не просто газеты, а портовой. Читай - производственной. Я сам почти всю жизнь работал в производственной журналистике, и мне было невероятно интересно узнать, как делалась такая газета едва ли не век назад. А это было невероятно, скажу я вам. Кругом разруха. Нормальной бумаги нет. Газету печатают на чайных бандеролях, и она пользуется бешеной популярностью.

Кроме полотняных удостоверений и бандерольной бумаги, у "Моряка" была еще третья особенность - множество преданных газете сотрудников, не получавших ни копейки гонорара. Они охотно довольствовались ничтожными выдачами натурой.

Выдавали все, что мог достать Кынти: твердую, как булыжник, синьку, кривые перламутровые пуговицы, заплесневелый кубанский табак, ржавую каменную соль (она тут же, в редакции, таяла, выпуская красный едкий тузлук) и обмотки из вельвета.

Да, это ведь удивительно - начало двадцатых. Очень сложная ситуация в стране. А Паустовский пишет об этом не скрывая правды, но все равно получается очень романтично, и невольно жалеешь, почему например в той редакции, где я сейчас работаю, нет таких заводил, нет столь энергичных людей, как в одесском "Моряке". И почему при достаточной свободе творчества и не сильно сжатой авторской позиции мы не можем сделать такую газету, которую как "Моряк" расхватывали в считанные часы, а то и минуты. Да, не постесняюсь - издание, где я имею честь работать, пользуется любовью и уважением среди обычных железнодорожников. Говорю честно без всяких украшательств. А вот ажиотажа нет. Чего нам не хватает? Голода? Трудностей? Дефицита бумаги? Или нехватки зарплаты?

Ой, свят-свят. Господи прости, сейчас накаркаю, типун мне на мой длинный язык и молотом по пальцам с клавиатурой вместе!

Да, история, как делали газету, как писали и о чем писали - это безумно интересно. Но не менее безумно - и рассказ об Одессе, ее непередаваемом быте, менталитете одесситов того времени. Я никогда не был в Одессе. Я никогда не был на море (финский залив в Питере не в счет). Но я словно лично знаком с одесситами, с украинцами и со старыми евреями, и кажется, иногда начинаю говорить их языком. Я словно побывал на море и померз с Паустовским от жесткого норда, вдохнул соленый воздух. Походил по базару, остался в дураках или сам кого-то надул.

...даже в те суровые дни плутовство процветало в Одессе. Оно заражало даже самых бесхарактерных людей. Они тоже начинали верить в древний закон барахолки: "Если хочешь что кушать, то сумей загнать на Толчке рукава от жилетки".

...может быть, на всем земном шаре жизнь и течет закономерно, но что касается Одессы, то за это поручиться нельзя.

Подлинное ощущение моря существует там, где морские запахи окрепли на длительной и чистой жаре. К примеру, в Ялте этих запахов почти нет. Там прибой пахнет размякшими окурками и мандариновыми корками, а не раскаленными каменными молами, старыми канатами, чебрецом, ржавыми минами образца 1912 года, валяющимися на берегу, пристанскими настилами, поседевшими от соли, и розовыми рыбачьими сетями.

Так морем пахнет только в таких портах, как Керчь, Новороссийск, Феодосия, Мариуполь или Скадовск.

Наконец в повестях Паустовского привлекает ненавязчивая философия. Она не давит, она не довлеет. Она тонка, и тем не менее ее нельзя не принять.

Сколько раз я уже убеждался, что ничто хорошее не повторяется. Если и следует ждать хорошего, то каждый раз, конечно, не похожего на пережитое. Но человек так неудачно устроен, что все-таки ждет прекрасных повторений, ждет воскрешения своего собственного прошлого, которое, смягченное временем, кажется ему пленительным и необыкновенным.

Почти каждый уходит из жизни, не свершив и десятой доли того, что он мог бы свершить

Так писал Паустовский, и я верю, что он не совершил меньше.

Эта книга, из прочитанных четырех, оказалась для меня самой интересной. Нет, предыдущие три тоже были хороши, но здесь было всё так ярко, так пронзительно, что воображение поневоле рисовало яркие картины холодной зимы, страшного голода, настроения людей.
Я никогда не была в Одессе, но знаю что это очень колоритный город, и Паустовскому как нельзя лучше удалось передать этот колорит. Базар, где нужно тут же соглашаться на первую предложенную цену, иначе не увидишь ни денег, ни товара.
Среди голода и холода, среди неизвестности люди говорили о книгах, об искусстве, и это так трогательно.
Холодная, голодная, серая Одесса и в тяжёлый период жизни не потеряла своего юмора, смеха сквозь слезы. Тёща Бабеля наверно запомнится мне на долго:"Вы не хотите скушать яичко? Значит Вы не любите свою тёщу." Ну прелесть же)))

Об истории родной Одессы, о городских достопримечательностях нам рассказывали ещё в школе. Тогда все эти рассказы казались до зевоты скучными, далёкими. Подумаешь, Оперный, потёмкинская лестница, Приморский бульвар, 411-я батарея... Всё это привычно, исхожено, и гораздо интереснее пройтись по всем этим местам, чем что-то о них слушать. Казалось, в каждом городе что-то подобное есть, а ещё почему-то было ощущение, что вся эта красота существовала всегда, при чём это ощущение каким-то образом мирно уживалось в голове с историческими датами.

Я не заметила, в какой момент к чувству сопричастности к родным местам присоединилось чувство сопричастности к их истории. Видимо, это случилось постепенно. В истории города я по прежнему не особо сильна, но периодически читаю в интернетах о каких-то местных знаменитостях или пытаюсь проследить историю названий, а ещё перестала проходить мимо произведений, в которых Одесса фигурирует. Я не ищу их намеренно, но в ленте цепляюсь за них.

Эта книга пришлась очень вовремя. Если раньше интерес к теме слабо тлел, то сейчас он, можно сказать, разгорается. Наконец-то до меня окончательно дошло, что город раньше был совсем другим. Конечно, я знала, что район, в котором я живу, и тот, в котором была школа, были выстроены уже при советской власти. Но, признаюсь со стыдом, мне и в голову не приходило, что Фонтан был дачной зоной и концом географии. Что концом географии, лежащим за чертой города, была даже шумная сегодня, обласканная пляжными туристами и любителями ночных клубов Аркадия.

Как меня и предупреждала Adamovorebro , послереволюционная Одесса во время чтения раскрылась передо мной во всех своих красках, звуках и запахах. Неповторимый колорит многонационального города пропитывает каждую главу. И хоть Одесса по-прежнему многонациональна, ярка и легкомысленна, это уже совсем другой мир. Евреев осталось совсем немного, а они, на мой взгляд, задавали общую тональность одесской симфонии. Молдаванка уже не так стремна. Впрочем, жители Слободки и поныне утверждают обратное, а самое смешное, что жители Молдаванки опасаются Слободки, считая её самым стрёмным в городе районом. Кроме того, глобализация поставила своё клеймо, и сидим мы не по Гамбринусам, а по Мак-дональдсам, Сушивокам и прочим драйв-пиццам. Кстати, насчёт Гамбринуса, я была поражена, узнав, что куприновский Сашка-музыкант реально существовал, а Константин Паустовский присутствовал на его многолюдных похоронах.

Жители той, послереволюционной Одессы голодали, холодали и ходили в обносках. У нас сегодня есть самое необходимое и даже сверх того, не смотря на кризис. Но я чувствую себя в проигрыше по отношению к тем людям. У них была общая цель, общая надежда и оптимизм. Почему-то у меня с каждым днём всё меньше этой роскоши, почему-то, не смотря на старание медиа и прочих пропаганд, вокруг меня не звенит воздух от больших ожиданий и предчувствия настоящих перемен. И ещё, мне очень жаль, что лишения тех людей, в итоге, смысла тоже не имели, что подобное можно сказать о всех постреволюционных страданиях в истории.

Осознавая, как изменился мой город за эти почти что сто лет, мне всё же было приятно думать, что какие-то вещи остались и долго ещё останутся неизменными. Всё также будут каждый год цвести акации, и ветер, впитавший в себя этот головокружительный аромат, будет сносить крыши всех мастей и возрастов. Каждый год зима будет тёплой, а снег долгожданным и неожиданным одновременно. Лето будет таким жарким, что захочется застрелиться или остановить время. И море, конечно, будет тоже, как Альфа и Омега местного масштаба.

P. S.: Прикольный тест на тему выявления настоящих одесситов.

Эта часть шеститомника Паустовского, конечно, будет любимой.
Потому что здесь Одесса, здесь море (куда же в Одессе без него) и знакомые места, улицы, акации и даже запахи. Здесь дача Ковалевского и Черноморская улица, Успенская и Пале Рояль. Всё те же, и одновременно другие. Я до глубокой ночи искала в интернете старые фотографии родного города, чтобы понять, как все выглядело в те годы.
Хотя события по сути своей страшные, совершенно ясно, что Паустовский - романтик и оптимист. Один из самых светлых писателей русской (советской) литературы.

Я-галерник,прикованный на всю жизнь к веслу

Повесть начинается "в февральский день 1920 года..Одесса", а заканчивается -спустя пару-тройку лет-Ялтой и "голодным,ледяным Крымом",где Паустовского чуть не застрелили у домика А.П.Чехова.Веселое было время...
Википедия подсказывает:"...Паустовский жил два года в Одессе, работая в газете «Моряк». В этот период Паустовский подружился с И. Ильфом, И. Бабелем (о котором позже оставил подробные воспоминания, Багрицким, Л. Славиным. Из Одессы Паустовский уехал на Кавказ...
Автобиографический роман включает как раз "два года в Одессе" и немножко рядом. Для начинающих писателей- просто бесценный клад(!!!) воспоминания К.П. о Бабеле, а точнее-что есть писательский труд-по Бабелю:
- рассказ "Любка Казак"Бабеля был в ...22 вариантах...
- судорога дергает сердце,если не выходит фраза...
- самый маленький рассказ...я работаю над ним, как землекоп, как грабарь, которому в одиночку нужно срыть до основания Эверест...
- беру пустяк : анекдот,базарную фразу- и делаю него вещь, от которой сам не могу оторваться. Она играет.Она круглая.как морской голыш.Она держится сцеплением отдельных частей сила этого сцепления такова, что ее не разобъет даже молния. Над ним будут смеяться. помнить не потому. что он веселый, а потому, что всегда хочется смеяться при человеческой удаче...
- ...я не умею выдумывать. Я должен все знать до последней прожилки, иначе ничего не смогу написать...У меня нет воображения!
- Сама судьба вложила мне в сердце жажду"очарованной дали"(Блок). Я работаю из последних сил, потому что хочу присутствовать на празднике богов и боюсь, чтобы меня не выгнали оттуда...
- ...я проверяю фразу за фразой по нескольку раз.Прежде всего-выбрасываю из фразы лишние слова.Язык ловко прячет свой мусор,синонимы,повторы, бессмыслицы и все старается нас перехитрить...Потом печатаю на машинке-так лучше виден текст. Потом-даю дня 2-3 полежать и снова проверяю фразу за фразой... и обязательно нахожу еще какое-то количество лебеды или крапивы. Потом заново переписываю текст, работаю до тех пор, пока при самой зверской придирчивости не могу уже увидеть в рассказе ни крупинки грязи...Но это еще не все....Сравниваю точность метафор и сравнений. Если нет точного сравнения,лучше не брать никакого..Сравнение должно быть точным,как логарифмическая линейка и естественным, как запах укропа..
- Побольше точек! Каждая фраза-один образ,одна мысль-не больше...Чем больше длинных раз-тем тяжелее одышка...Причастия делают речь угловатой,громоздкой и разрушают мелодию языка. Три причастия в одной фразе-это убиение языка...
Особенно великолепен абзац. Он позволяет спокойно менять ритмы и часто, как вспышка молнии, открывает знакомое нам зрелище в совершенно неожиданном виде.Есть хорошие писатели,но они расставляют знаки препинания и абзацы кое-как. ..на их прозе лежит муть спешки и небрежности.Такая проза была у А.Соболя и у самого Куприна...
А кроме этого-прекрасны воспоминания о старых русских журналах-"30 дней", "Синий журнал"(чего стоит питие чашеки кофе редактором Василием Регининым в клетке с тиграми-для поднятия тиража!), феерический "вечер поэтов"-("В конце вечера будут бить поэта Георгия Шенгели!"), голодный "отпуск" и нянченье с дочкой Регинина, у которого жена внезапно заболела тифом, (а девчонка предложила:"Давай будем жить здесь,как в игре"), сверкающие крупицы воспоминаний о живом Блоке...