Гейнце писал не только исторические, но и уголовно-бытовые романы и повести («В тине адвокатуры», «Женский яд», «В царстве привидений» и пр.). К таким произведениям и относится представленный в настоящем издании роман «Людоедка».
Меня поразила книга настолько своеобразно и захватывающе. В то же время ужасает насколько жестоким может быть человек. Что его таким делает, какая причина? У семьи рождается на удивление очень большой ребенок. Девочка, которую называют Дарьей. Такое, казалось бы, доброе имя и настолько полное несоответствие ему. Она умудряется расправиться со своим мужем и подругой. В конце концов ее за все зверства заточили в башню.
Меня поразила книга настолько своеобразно и захватывающе. В то же время ужасает насколько жестоким может быть человек. Что его таким делает, какая причина? У семьи рождается на удивление очень большой ребенок. Девочка, которую называют Дарьей. Такое, казалось бы, доброе имя и настолько полное несоответствие ему. Она умудряется расправиться со своим мужем и подругой. В конце концов ее за все зверства заточили в башню.
Конечно, чувство в браке или в связи мужчины с женщиной может быть односторонним, тогда является и одностороннее чувство к ребенку — его любит тот из родителей, который носил или носит в своем сердце это чувство и любит его воплощение в своем ребенке. Нелюбовь к детям указывает на чисто механическую связь его родителей, при которых холодная природа также делает свое дело, нелюбовь к ребенку со стороны одного из его родителей указывает на отсутствие чувства нелюбящего свое дитя родителя к другому.
— Но не могут же люди врать с начала до конца?
— Могут, и если врут, то всегда, тетушка, с начала до конца… Ложь, кажется, нечто единственное в мире, что не имеет границ.
Совершенства добродетели так же редко встречаются в жизни, как и совершенства порока.
Сама Западная Европа представляла в этом отношении нечто еще более жестокое, так что наша Преображенская тайная канцелярия, во главе с знаменитым князем Федором Юрьевичем Ромодановским, могла еще показаться сравнительно с казематами и подпольями инквизиторов чем-то очень человечным и снисходительным. Там, в Западной Европе, пытки инквизиторов были доведены до таких тонкостей, до каких наши Трубецкие, Ушаковы, Писаревы никогда не додумывались, да и не старались додумываться.