Рецензии на книгу «Словарь Ламприера» Лоуренс Норфолк

Под огромным впечатлением. Сложный, яростный текст. Настоящее исчадие постмодернизма: смешно до истерики, скучно до зевоты, увлекательно, захватывающе, безумно, волшебно, мрачно.
В итоге я не смогла это читать. Но и бросить не смогла, потому что меня принципиально задела эта непонятная преграда. А потом уже не смогла остановиться. Кто бы мне сказал, что я буду читать детективно-мистическую историю об осаде Ла-Рошели, махинациях Ост-Индской торговой компании, тайных обществах, владеющих несметными сокровищами, историю, до отказа нафаршированную древнегреческим эпосом, конспирологическими примочками и заговорами? Скукота же. Ага. И не оторваться.
Изнутри это совершенно невероятное нагромождение событий, персонажей и процессов, которые бесконечно наслаиваются друг на друга. Сюжет несётся с безумием эриний, увлекая в свой лабиринт незадачливого Джона Ламприера, который блеет о своей потерянной Джульетте и знает только то, что ему позволят узнать вершители его судьбы. Марионетка, игрушка, камикадзе.
Раблезианская попойка Поросячьего клуба, битва домино, двадцать семь боевых черепах, пропавшие корабли, ангел мщения, лондонские катакомбы, блуждания в заснеженном болоте, престарелые пираты, механические куклы, ассасины, выкрутасы апельсиновых деревьев и словарь Ламприера - тот самый, который начало и конец всему. Источник и проклятие. Вот такой гоголь-моголь, советую залпом не пить, чревато.
А ведь Норфолкмы, женщины, можем делать с мужчинами все, что захотим в итоге сделает с Лондоном всё, что захочет.
Это что-то!

P.S. Как раз не советую, подобно другим рецензентам, начинать читать с послесловия переводчика, потому что оно запугивает бездной элементов, которые подразумевались, перекликались и притаились в тексте. Мне было интереснее о них узнать после. Поумнеть не поумнела, но зато узнала, почему удод такой удод, что же на самом деле значит миазма, и что в романе, кроме нумерологических фокусов, ещё полно других словарей, только тсс, я ничего не говорила. Ищите сами.

Почему решил прочитать: интеллектуальный конспирологический викторианский роман с высокими оценками на всех ресурсах.
В итоге: у меня, как, наверное, и у любого человека, имеющего список к прочтению, постепенно накапливаются книги большого объёма, так называемые "кирпичи", которые и прочитать вроде бы нужно, и подступаться к тому в восемьсот с лишним страниц страшно, и понятно, что за время чтения этого талмуда можно было бы осилить два-три романа стандартной длины.
Коротенький список огромных книг, накопившихся к данному моменту:

Из русских авторов:
«Шайтан-звезда» Трускиновской ;
Биография Маяковского «Тринадцатый апостол» за авторством Быкова ;
Двухтомник «Поклонение волхвов» Афлатуни .

Переводные книги:
«Источник вознесения» , второй том трилогии "Рождённые туманом" Сандерсона ;
«Трон из костей дракона» Уильямса ;
«11/22/63» Кинга ;
«Несущественная деталь» , последний из непрочитанных мной переведённых романов из цикла "Культура" Бэнкса ;
«Облачный атлас» Митчелла ;
«Вирус Reamde» Стивенсона ;
«Радуга тяготения» Пинчона ;
«Первый Человек в Риме» Маккалоу , тысячестраничное начало бесконечной саги "Владыки Рима";
Модный одно время «Шантарам» Робертса , про интересную мне культуру Индии;
«Гибель гигантов» Фоллетта – тоже первая часть монументальной "Вековой трилогии".
Решил раз в пару месяцев или даже чаще приступаться к этим трудам.

Теперь о "Словаре Ламприера".
"Словарь" из тех романов, негативным рецензиям на которые не хочется верить. Думаешь – эти читатели простецы, просто не оценили всю мощь и глубину интеллектуального бестселлера. Уж мне-то роман понравится! Тайные общества, загадки, мистика, невидимая подоплёка известных исторических событий! Залихватская конспирология на фоне Англии Нового Времени не может не понравится!
Джон Ламприер очарован античными мифами и юной красоткой Джульеттой, но над его семьёй довлеет злой рок в лице тайных правителей мира.
По факту – бесконечный викторианский роман про традиционного для этого жанра юного джентльмена-недотёпу. Рыхлый и вязкий текст с громоздкой драматургией. Многословно, временами слишком. Но за злоключениями Ламприера следить любопытно. Событий в романе, не смотря на объём, не так уж и много. Автор добивается полифоничности и погружения в эпоху, регулярно вставляя в текст бытовые зарисовки о персонажах, не имеющих отношение к магистральному сюжету.
Что Норфолку удалось, в отличие от картонных персонажей (как героев, так и злодеев), так это атмосфера Лондона последней четверти 18-го века и очарование морских путешествий.
Переводчик в послесловии пытается вчитать в роман охапку смыслов, но ему простительно. При желании в романе и аллюзии на "Звёздные войны" можно вычитать и всё что угодно.
Роман заставлял периодически гуглить и заглядывать в википедию, за что ему отдельное спасибо. Узнал много нового про историю уникального образования – Британской Ост-Индской Компании, прообраза всех корпораций.
Про Маркса:
Выискивая допматериалы по Ост-Индской Компании, натолкнулся на колонку Карла Маркса в "New York Daily Tribune" о положении дел в Ост-Индской Компании в середине 19-го века и зачитался! Я! Зачитался Марксом! Знаете, это лучший итог чтения "Словаря Ламприера" - познакомиться с Марксом как с экономическим колумнистом. Он написал для "Tribune" около пятисот колонок, я взахлёб прочитал десяток – про Ост-Индскую Компанию, про скандалы с французским Креди Мобилье, про восстания сипаев и зверства англичан. Потрясающе! Сам формат газетной статьи не даёт автору растекаться мыслью по древу и сильно умничать. Чем-то напомнило статьи Голубицкого и других бизнес-колумнистов в хорошей прессе прошлого десятилетия. Буду читать и дальше. Данные статьи занимают целых три тома в полном собрании сочинений, хоть покупай!
Резюмируя – "Словарь Ламприера" сильно перехвален. Хоть его и можно с натяжкой назвать «Джонатаном Стренджем и мистером Норреллом» девяностых годов, но не рекомендую терять неделю-полторы на продирание сквозь вычурные словесные конструкции, повествующие об опереточных злодеях-заговорщиках и беспомощном Ламприере. Раздражён и разочарован.
6(НЕПЛОХО)

…русско-норфолкский разговорник…

…есть книги, которые настраивают читателя на определённый лад. А есть и другие, под которые приходится подстраиваться самостоятельно. В случае с дебютом англичанина Лоуренса Норфолка, правда, отыскивать такое желание придется с сухим, мучительным скрипом. «Словарь…» отстранён и даже инертен. Без вдумчивого и рассудительного отношения к своему внутреннему наполнению, роман ведёт себя как шторм, пойманный в закупоренную бутыль. Не имеющий шансов, да и не слишком заинтересованный в том, чтобы выбраться, он размеренно поворачивается внутри прозрачной темницы, являя наблюдателям искажённые свои внутренности. Будучи же выпущенным, он представляется, наполовину сокрытой в пучине и алчно впитывающей закатный свет, гороподобной громадой айсберга, курсирующей на фоне надвигающегося арктического циклона. Пройдет он мимо, или сквозь вас, зависит от персональных навыков чтения. И, в не меньшей степени, от того, чего конкретно вам в данный момент хотелось бы получить. И что вы, читатель, способны у него, романа, самостоятельно взять. В противном случае «Словарь…» не даст вам ничего, кроме воспалённых глаз, головной боли и печали о потерянном времени. Останется — говоря словами самого Норфолка — «загадочной историей без конца и начала, местами без всякого смысла». Запечатлённым в сознании, растянутым из одного мгновения в пространстве на сотни лет во времени, редакторским спазмом. Нелепой, неприятной, ничем не похожей на книгу инсталляцией. Напоминающей коллективную дуэль на средневековых аркебузах, назначенную в задымлённом клозете ресторации для курящих. Дуэлянты разбросаны самсоновой мощью отдачи, секунданты падают в обморок, доктора не знают кого откачивать. Случайные очевидцы с остервенелым упорством растирают слезящиеся от смога глаза, силясь хоть что-нибудь разглядеть…

…самому же Норфолку оченно хочется быть Пинчоном. В крайнем случае — Джойсом. И чтоб серьёзно, без дураков. Но вследствие недостатка лет в графе «возраст» и, как результат, дефицита умудрённой сдержанности, литературный дебют превращается в раблезианский, разобщённый поток сознания. Который вдруг, ни с того ни с сего, на ровном месте пробуксовывает в самых невинных, бытовых практически, отступлениях. Читать получившееся наскоком, от скуки, не получится. Да и не стоит — утонете. К примеру, если автор взялся описывать любые подробности, будь-то архитектурные изыски зданий, разнородность предметов декора или панорама деталей вида из окна, будьте уверены — делать он станет это с бесконечной решительной размеренностью океанского прибоя. Не каждый читатель выдержит подобное давление. И уж точно далеко не у всех достанет сил к сопротивлению на всю продолжительность обширного объёма «Словаря…». Ведь страниц здесь и без того немало, но тягучий, душный и разрежённый слог превращает чтение каждой пары абзацев в героическое форсирование селевого потока. Без страховки, в стоптанных домашних тапках и тренировочных штанах с лампасами и пузырями на коленях…

…с порога, с обложки, с аннотации нам тычут в лицо аттестатом премии имени Сомерсета Моэма. И тут важно понимать — Моэм не Букер. Даже не рядом. И бравировать этим фактом, конечно, можно и нужно, но желательно всё таки делать это спокойно, сдержанно, без фанатизма. Да, кое-кто из награждённых получал опосля и Букеровскую дотацию. Эмис, Найпол, Макьюэн, Барнс. А кто-то — и нет. Ле Карре. Акройд. Остается только надеяться, что «Словарь…» не окажется вершиной мастерства автора, и лучшее творение Норфолка, достойное по крайней мере шортлиста главной британской книгопремии, ещё впереди…

…сухой остаток оказывается таковым, что в случае, если вам вдруг зачем-то захотелось измерить свой запас терпения, усидчивости и целеустремленности — прочесть рекомое определённо, и даже — настоятельно, рекомендуется…

A thousand sails approaching
Sent here in her name
To reclaim the one I stole
And destroy the walls of Troy

Alesana, "The Third Temptation of Paris"

Дебютный роман Лоуренса Норфолка, по уровню вполне перекрывающий иной opus magnum. Собственно, после "В обличье вепря" я и не ждал увеселительной прогулки, но даже и так "Словарь" оказался для меня едва ли не непосильным, лишь бы только зацепиться. Хотя Лоуренс и играет здесь по правилам, оставляя ошарашенному читателю спасательный круг в виде авантюрно-приключенческой обёртки, читать Норфолка так сродни преступлению. Нужно вчитываться, вникать, отслеживать намёки и отсылки к классическому корпусу древнегреческих мифов, обложившись справочниками, выяснять, как именно мимолётное упоминание той или иной персоналии или события по-новому расставляет акценты и меняет оттенки смыслов. Пресловутый "Классический словарь античности" Джона Ламприера будет тут очень кстати, потому как Норфолк, не в пример себе же спустя девять лет, до невероятия расплывчат и иносказателен. Вот тебе, дорогой читатель, ворох упоминаний классических, восходящих ещё к "Метаморфозам" Овидия, сюжетов, а уж ты применяй их к тексту, как душе угодно. Кстати, вот этот сюжетный поворот - одна большая аллюзия на плавание аргонавтов. Или на осаду Трои, это смотря как посмотреть. И вот таких точек зрения, значимых отсылок, заполированных стилистическими вывертами до полной незаметности реминисценций и раскавыченных цитат в тексте невероятно много. Собственно, весь этот компендиум античной мифологии составляет отдельный слой текста, упрятанный далеко за тем, что сообщено прямо так, русским (или английским) по белому. Умница переводчик в послесловии подводит под это очень красивый механизм, объясняющий, зачем вообще Норфолку понадобилась именно эта смысловая подложка. Там и возрождающиеся раз за разом архетипы, и вторжение в логичный и упорядоченный мир рационального неких потусторонних, хтонических сущностей, и много чего ещё, что и не снилось нашим мудрецам. Нисколько не умаляя заслуг переводчика, отмечу, что я примерно 9/10 всего этого проглядел. И не уверен, что оно там действительно есть (хотя далеко не факт, что сам Лоуренс в этом уверен). Поэтому расскажу о романе так, как я его понял.

Для начала, пресловутая обёртка в виде очень английского авантюрно-юридического приключения. Не такого юридического приключения, какие сейчас стали популярны с лёгкой руки мистера Джона Гришэма, а знаете, как вот "Квинканкс" Чарльза Паллисера. Старинные завещания на пожелтевшей бумаге, записи и дневники, таящие зловещие секреты прошлого, всесильный враг, облечённый могуществом, которое способно дать лишь невероятное богатство, загадочный юрист, лучше всего - семейный, незнакомцы с железом в рукавах, что тенью следуют за бедным, но честным героем по тёмным и грязным улочкам Лондона-после-пожара, трагическая красавица со своими секретами в шкафу, тяжеловесные, уснащенные многочисленными отступлениями и оборотами предложения на добрый абзац каждое. Выражаясь романтически, предчувствие викторианства. Бедняга Джон ничего-то не знает (совсем как его куда более известный тёзка) и вместе с ним ничего не знает читатель, как в омут бросающийся в таинственные загадки прошлого. Или как в лабиринт, где, тяжело дыша, бродит Минотавр истины. Но это мы забегаем вперёд, пока никаких аллюзий, всё as is, по написанному. И в итоге, что ожидаемо, Норфолк всё-всё, что касается буквалистики, читателю объясняет, хоть и подразнив несчастного от души. Кто убил, чья внебрачная дочь, куда делись деньги и прочая и прочая. Нам всё рассказали, ура-ура! Не обошлось без мистики и чертовщины, но роль их в событийном наполнении понятна, хотя про Вокансона хотелось бы поподробнее. С другой стороны, тот же Паллисер проделал в своё время совершенно изумительнейшую штуку, без всяких модных интертекстов состряпав роман, в котором буквально ни черта не понятно ни с первого, ни со второго, ни вообще с какого бы то ни было прочтения. Норфолк хотя бы оставил сокрушённому текстом читателю утешение в виде миленькой, хотя и безбожно растянутой, экшн-обёртки. Хотя осилить 800+ страниц авантюрного романа, к тому же, тягомотного, без драк и любовных сцен, тоже достижение, заслуживающее оваций.

Дальше, как и ожидалось, идут стилистические игры, где Норфолк старательно расставляет значимые имена, прячет в тексте минимум три словаря помимо, собственно, ламприерова, и предлагает читателю всё это заметить и похлопать умнице-автору и собственной проницательности. Из туманных отсылок к античному эпосу составляются и ещё словари, но уже из области интерпретаций, прямым текстом о них ничего не говорится. Причём эти невинные игрушки хитрый Лоуренс впелетает в текст в тот самый момент, когда пресловутая обёрточная линия событий разворачивается наиболее быстро, с расчётом на то, что читатель отвлечётся и забудет на миг, что ничего не бывает просто так. Эти внешние красивости выглядят миленько, но подчас слегка раздражают. Например, для мрачной атмосферы древней легенды о Вепре такие бантики оказались бы фатальны, ибо заставляют отвлечься не только от обёртки, но и от изнанки текста. В "словаре" же нет единого лейтмотива, а есть лоскутное одеяло реминисценций, и в стыках Норфолк даёт волю трикстеру в себе.

И вот, собственно, мы подошли к мясу. Не рискуя подводить под роман некую глобальную схему и стыдливо игнорируя мотив города, памяти, лабиринтов и метаморфоз разума, прокомментирую немножко самые очевидные отсылки к мифологическим сюжетам, как я их (отсылки то есть) понял. Во-первых, гибель Актеона, которая вроде бы явственно символизирует смерть Шарля Ламприера, но, с другой стороны, сообщает нечто о Джоне. В первую очередь, то, что некие силы ведут с ним нечестную и жестокую игру. Тот комплекс ассоциаций, что выстроил Джон, оказывается разрушен навязанной Кастерлеем и прочими трактовкой. Афродита превращается в Артемиду или, если угодно, в Диану (метания Норфолка между греческой и римской традицией сами по себе достойны целой стены текста), а это уже совсем новое развитие сюжета, первое предвестие того, что дальше всё будет совсем не так, как ожидает герой. Примерно тот же смысл несут и эпизоды с Данаей и Ифигенией, где живая плоть классического мифа оказывается безжалостно перекроена Девяткой или Восьмёркой (значимость цифр по масштабам тоже вполне себе тема отдельной статьи, но переводчик спас нас и всё вкратце объяснил, слава ему). В этих отсылках к мифам прячется ещё одна отсылка, скажем так, второго рода, а именно, ассоциация с таинственным и кровавым искусством Вокансона, который точно так же изменяет живую плоть, замыкая непрерывность в дискретных цифровых состояниях (опять цифры!). Внешней элегантности "Метаморфоз" противостоит противоестественный, исковерканный миф, этакое евангелие от вивисектора. А потом вдруг понимаешь, что за той самой внешней элегантностью классики стоит воля жестоких богов, и начинаешь проводить аналогии между Кабаллой, объявившей себя незримыми властителями мира, и пантеоном тех самых богов. Ле Мара примеряет латы Ареса, Кастерлей и Председатель (пока просто председатель, ибо спойлеры зло) становятся Зевсом и Кроносом, главным образом, из-за темы отцовства, присущей обоим, и темы древности, сопутствующей второму. Вокансон у нас, ясное дело, Дедал, мастер лабиринтов и механизмов, ибо не к лицу ему благородное пламя Гефеста. Или стойте, этот вот вокансонов монолог про истину - он и вправду уводит нас к сюжету о вожделении Гефеста к Афине или это мне просто показалось? А может, они все, отрекшиеся от личности, сплавившиеся воедино, суть Минотавр неделимый, засевший в лабиринте катакомб под Лондоном? Или это сами катакомбы - Минотавр, не зря же Норфолк сравнивает их так настойчиво с древним Зверем? И опять Вокансон, новоявленный создатель богов, неучтённая переменная, выпадающая за рамки романа. И боги-автоматоны, которыми на поверку оказываются Восемь. Боги ли они после этого? Вот с Септимусом хотя бы понятно, он у нас Гермес и Икар в одном лице, наивный мудрец, чей миф тоже оказался вывернут наизнанку. Опалённый не Солнцем, но пламенем, ищущий не покоя, но отмщения, сверхсущество, персонификация всего, антагонистичного Кабалле, и одновременно манипулятор и вполне осознанный палач. Ангел на хрупких крыльях из тщеславия и воска. Путешествие Джона, которое Восемь видят походом аргонавта за руном, а сам Джон штурмом Трои. погоней за воплощённой любовью. Механистичный расчёт Вокансона или потерянные города, что живут в душе Ламприера? Или бунт против обоих сюжетов и мофопоэтики вообще, потому что мифы всегда кончаются плохо? Но тут уж меня опять заносит в глубину смыслов, лучше здесь же и остановиться.

В общем, роман закручен и наворочен до невероятия. Единственным его неоспоримым минусом является расчитанная безэмоциональность, на которую Норфолк идёт, как мне видится, совершенно осознанно. В "Вепре" эта отстранённость претерпевает апофеоз и становится голосом вечности, которым с нами говорит легенда. Здесь же читатель успевает в перерывах перевести дух и хоть и не понять (упаси боже, это невозможно), но нутром почувствовать ту самую дискретную механистическую расчитанность. И получается едкое послевкусие фокуса, но не чуда. Потому и не высшая оценка. Хотя это великий роман, без всякий "если".

Алфавит и лабиринт

Хороший писатель может слепить историю буквально из ничего. Очень хороший писатель, как принято считать, и вовсе горазд сочинить сюжет о местах, где он никогда не был, о людях, про которых только почитал на википедии, и не важно, прошлое там будет или будущее – главное, что все поверят.

Лоуренс Норфолк – очень хороший писатель. В одном из своих интервью он рассказывал, как именно ему пришла в голову мысль написать эту свою первую книгу: зашёл в букинистический магазинчик купить какой-нибудь дешёвый словарь, увидел словарь Ламприера, купил. Почитал про Ламприера, а там – всё безумно банально: ну жил человек, написал словарь, работал школьным учителем, а потом умер. Разве ж это интересно? Норфолку захотелось бросить самому себе вызов – и он сел писать роман о Ламприере, о заговорах таинственных богачей, об Ост-Инсдкой компании и о новых страницах в истории осады крепости Ла-Рошель, погружая этот приключенческий на первый взгляд сюжет, полный коспирологии и героической рефлексии в мир античных мифов, которыми грезит главный герой, студент и книжник Джон Ламприер. Это почти изуверское утопление, из которого есть риск не выплыть ни, собственно, сюжету, ни неподготовленному к таким выкрутасам читателю: обещали что-то вроде Дэна Брауна, а получили Томаса Пинчона, сели смотреть кино про Индиану Джонса, а оказалось, это режиссёр-постмодернист Питер Гринуэй.

Норфолк немного прояснял принцип сюжетной заявзки, замечая, что роман про Лаприера получился едва ли не биографичным, поскольку в момент написания романа писателю было столько же лет, сколько и герою, он так же переезжал из сельской глуши в огромный гремящий Лондон, и так же сочинял книгу, в которой, как потом окажется, спрятано сразу несколько словарей, помимо обозначенного в названии. Добавь в роман всё, что тебя окружает, насыпь побольше конспектов с истории античности и философии, добавь пиратов, богов, немного мистики и ещё немного любви. Получится такая многослойная шарада, разгадка которой требует определённых сил и, безусловно, определённого терпения – но это чтение не для развлечения вовсе, а, скорее, эдакий образчик исторической метапрозы, где форма важнее содержания – всё, в конце концов, ради этого и затевалось. Сюжет здесь кажется вторичным – невыносимое порой нагромождение описаний, мыслей, второстепенных ответвлений, реинкарнация из небытия исторического прошлого имён и событий, аллюзии и оммажи, перекрёстные ссылки и порой слишком тонкие намёки, о которых критикам приходится спорить и до сих пор, что переводит все дискуссии на уровень догадок и таких же, как и в романе, конспирологических теорий. Судите сами: ой, неспроста Норфолк то тут, то там использует цифру «семь» («три», «четыре», «двадцать семь»), на самом деле, это всё нумерологическая сложновыстроенная система романа, неспроста называет героев и героинь именно так (некоторые имена «отражают» друг друга, некоторые – попросту говорящи), неспроста выбраны даже определённые даты событий романа – потому что в них, помимо того, что объясняет переводчица Анна Блейз в своём послесловии, наверняка ненароком мог спрятаться код ко взлому Пентагона или что-то вроде этого, никто бы не удивился.

Норфолк сварил такое густое варево из разного рода задачек для любителей лабиринтов и словесных игрищ, что не удивительно, что отзывы критиков до сих пор разнятся от возмущённых возгласов «текст ради текста» и почти гастрономических описаний полученного наслаждения от этого почти восьмисотстраничного талмуда. В Германии «Ламприер» при этом девять месяцев возглавлял рейтинги бестселлеров целых девять месяцев, получил престижную для молодого писателя премию Сомерсета Моэма, Норфолк стал неожиданно богат и сразу засел за работу над вторым романом, тогда как читатели продолжали биться над разгадкой этой книги и засыпать автора вопрошающими письмами. Разумеется, бесполезно - есть даже байка о том, как Норфолку написали настоящие родственники настоящего Ламприера: в письме было написано - «как бы побыстрее теперь забыть ваше сочинение».

Структурно «Словарь Ламприера» так же сложен, как и сюжетно: повествование нелинейно, рассказчики сменяют друг друга и говорят на разные голоса, часть событий выглядит абсолютно карикатурно, другая часть – попросту нереальна, так, что порой кажется, что никакой логики в поведении героев нет вовсе. Джон Ламприер, мирно проживающий в Джерси и любящий вдыхать на ночь книжную пыль, страдает от двух вещей: плохого зрения и влюблённости в соседку-красотку по имени Джульетта. Дальше окажется, что отец Джона скрывает какую-то страшную тайну, Джульетта и её отец тоже скрывают какую-то страшную тайну, и все остальные встреченные Джоном люди – вы удивитесь, но – тоже скрывают по пять страшных тайн за раз, причём порой эти тайны так страшны и сложны, что на их раскрытие тратятся по три сцены песен и плясок посторонних людей, театральных действий, в гуще которых оказывается незадачливый герой, а также интригующих драматичных бесед на крыше, где какой-нибудь условный злодей очень хочет убить нашего очкастого Шурика, но ему запрещает то ли злодейский кодекс, то ли ещё какой пресловутый устав законсперированной секретной группировки других злодеев, поэтому рядом материализуется рэндомный deus ex machina и спасает героя, а злодей мрачно удаляется в закат. В такие моменты (а их много) хочется возмущаться: «Лоуренс, мы так до финала никогда не доберёмся!», но ровно до того момента, пока не начинается очередная погоня при свете луны, горячая кровь, а там, как говорится, надо и песню допеть, и с врагами сразиться, - ровно до следующей галлюцинации, намекающей, что Норфолк не зря изучал античную литературу.

Театр всех этих древнегреческих трагедий происходит прямо в сердце Лондона, похожего на дикий стимпанковский котёл, перемалывающий своих жителей жерновами революционных настроений (грядёт Великая французская революция), и чем дальше, тем больше срабатывает эффект галлюцинаций, метафор и полного сюра, который творится на руинах действительных исторических фактов. Норфолк станцевал на них чечётку, описал влюблённо каждый кирпич, погрузив читателя в подземные катакомбы, показал, как из людей делают натуральных роботов (и никого это не удивляет), а потом и вовсе вывалил на стол все свои ключики к секретным сундукам, об которые нерадивый читатель сломал уже обе ноги.

Как Бодхидхарма, который как-то раз чуть не заснул от ужас какой скучной медитации и вырвал себе веки, неподготовленный ко всем этим лабиринтам читатель не должен сдаваться – даже когда совершенно невмоготу выяснять, кто же такие Геланоры, Агеноры, Кротопы и Адрасты, и, самое главное, как именно они связаны с главными героями «Словаря»: впереди, в конце концов, ещё много интересного, а уж отдельная история о слепом полицейском сэре Джоне Филдинге, который, во-первых, тоже реально существовал, а во-вторых, стоит целого отдельного романа про кровавых маньяков и прочих джеков-потрошителей, которых ловит с помощью элементарной (sic!) дедукции и поводыря на цепи (!).

Ну а если всё-таки очень хочется сдаться, то и здесь, говоря норфолсковскими загадками, нельзя не вспомнить учение древнегреческого философа Эмпедокла, который полагал, что «подобное воспринимается подобным» - то есть, проще говоря, пресловутое единство душ читателя с писателем должно или сработать, или развести их, как в море корабли, и в этом весь секрет чтения этой ужасно толстой книжки. Хитрый Норфолк прямо так и говорит в эпиграфе, цитируя любимого Овидия и его «Скорбные элегии»: «Никому мой язык не понятен».

Ну, мы так и поняли.

Сделай мне интеллектуально

Отца убили у него на глазах. Стая собак разорвала на клочки, заставив парня считать, что это он своей силой воображения вызвал их к жизни, долго разглядывая накануне гравюру с подобной же сценой убийства Актеона. Ему и невдомёк было, что тайное общество поставило клеймо на книге с гравюрой - круг с отсутствующим сегментом, тем самым поставив под удар весь заготовленный спектакль.

Заставив танцевать страстный вальс сюжеты Уитборна и Фаулза о тех, кто ставит спектакль без сцены и с реальными жертвами, избрав только одного человека в качестве зрителя, Норфолк попытался уместиться сразу на всех стульях в комнате, причём на каких-то было его седалище, а каким-то от силы доставалось полмизинца левой ноги. Грандиозное мероприятие, непрекращающийся спектакль, который должен ознаменоваться созданием словаря античности (реальным), не имеет только одного - смысла.

Дано: вполне реальный словарь Ламприера, пролистнув который можно придумать сюжетную линию, что Джон Ламприер видел всё, написанное в словаре, и пытался оковами чернил удержать образы в бумаге.
Задача: сделать не просто приключенческую литературу, а интеллектуальную.
Вопрос: как?
Ответ: имитировать эрудированное безумие.

Великолепный визионер Норфолк вдруг останавливается. Сюжет, который тёк прямо, начинает выписывать прихотливые узоры, как засыпающий над работой писатель, рисующий закорючки на полях. Короли и их поллюции, моря и водоизмещение судов. И рефлексия, рефлексия, рефлексия очкарика. Бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно. Потому что искусственно. Тайное общество сделало всё, чтобы Ламприер считал их врагами, когда они хотели быть его друзьями. Создание словаря, к которому его подталкивали, нужно только для одной цели - связать художественный вымысел с нашей реальностью, в сюжете же романа словарь не нужен, как и всё остальное. Разгадка одна: в современном мире, в нынешнем мифе царствует богиня, которой не нашлось места в храмах горячих римлян и греков, озабоченных собственной посмертной славой. Это богиня равнодушия. Интеллектуальным не называют то, что вызывает эмоции. Сколько бы ни было мыслей в "Мастере и Маргарите", вы не найдете в ряде её определений "интеллектуальная проза". Потому эмоции читателей Норфолк гасит искусственно, заставляя в сотый раз Ламприера повторять одни и те же мысли. Короткие всплески богатой визуальной составляющей, тонут в этих ненатуральных остановках.

Джон простец, который так и понял единственную свою функцию - смотреть то, что перед ним разворачивают. События ужасные и великолепные, сцены смерти и сцены метаморфоз, вышедшие из книг, в которые он погружался. Закон Архимеда: если он погрузился в книги, то содержимое книг выплеснется в реальность. И искусственные вставки излишни. Каждая мысль уже подана эпизодом. Он бродит по пустому дому, где-то в передних залах проходит званный вечер, быть может, в коридорах даже звучит отголосок музыки, но ему приходится идти по пустым коридорам, не находя вечеринки, не находя разгадки. Любая его попытка хоть как-то проявить активность, приводит к странным результатам - между катастрофой и внезапным выигрышем. Залезть по кем-то оставленной стремянке на следующий этаж - это одновременно быть скинутым и получить обещание разгадки происходящего. Выйти из искусственного лабиринта дома - это увидеть следующий акт представления - безумно дорогого, безумного сложного и чересчур величественного. Этого ли недостаточно, чтобы читатель сам провёл параллель, чтобы сам представил себя на месте простеца, чтобы увидел своими глазами, как рай и ад объединяются, чтобы показать представление только одному. Избранному.

Норфолк держит за свои отступления, как вылеченный инвалид за стульчик для передвижения, не в силах поверить, что теперь он может двигаться и так. Сюжет и так тормозит. Эпизод у Эрнста и Элли непропорционально громаден, но он отлично гармонирует с перенасыщенными викторианскими романами. Просьба зашить брюки в момент, как куранты отбивают Новый год, достаточно безумна, чтобы создать иллюзию второго дна. А игра профессоров, когда они уже и сами не помнят, что же написали на клетках, наиболее близких к центру игрового города, где стоит загадочный летающий дух Ля Рошели, достаточно часто упоминаемый, чтобы мы не смогли про него забыть, создаёт нечто большее, чем второе дно, она создает стиль автора. Но Норфолк упорно держится за свой "стульчик". Ему мало, мало слов, мало минимума эмоций. Ещё, ещё больше вытолкнуть читателя из повествования, создать иллюзию, что раз читатель не напрягает сердце, значит напрягает разум. Чересчур много этих трюков: если ты пытаешься отвлечь зрителей, чтобы показать фокус, нельзя, чтобы вспышки и дым составляли ровно столько же времени, как и хронологически ровное представление.

Слишком много всего создаёт ощущение, что всего слишком мало. Богиня логики и богиня эрудиции не являются друг другу даже сёстрами. Тайное общество, стараясь подтолкнуть Ламприера к одним действиям, делает всё, чтобы он совершил противоположные. Совершеннолетняя девица, начавшая работать в борделе с десяти лет, абсолютно зависима от того, чтобы узнать имя отца, от которого её нагуляла мать, а также невинно, но полностью смущается от горизонтального инцеста. Стимпанк и создание андроидов из реальных людей. Можно выиграть за счёт того самого "сделать интеллектуально". А с такими визионерскими писательскими возможностями можно было бы попытаться сделать второе дно реальным, а не создавать иллюзию глубины, высосанную из античного словаря.

Magnum Opus Лоуренса Норфолка

My idea is to get to the past that was unreported.*
I think about the people who didn't win – the deep background to this book is these people and where they lived.**
© lawrence Norfolk

Вот такой подход к созданию литературного произведения исторической тематики мне очень близок и авторы, идущие таким путем, всегда вызывают симпатию. Прелестны и крайне редки произведения, в которых основные герои не исторические знаменитости, а обычные люди, жившие в выбранный автором временной период. Конечно, если автору хватает таланта правдоподобно изобразить их повседневную жизнь, что требует огромной работы над историческим материалом и чего в романах Норфолка в избытке. Мне с моей любовью к историческим романам это было очень интересно. Он покорил меня вниманием к особенностям жизни Англии XVIII века - одежда, детали быта, манера поведения персонажей у автора получались очень правдоподобно. Описания природы, погоды, лондонских улиц, непохожих на современные нам присутственных мест, полиции, офиса Ост-Индской компании, графской резиденции… всё это у него получилось отлично!

Но, как оказалось, это качество имеет и свою обратную сторону, такая авторская скрупулёзность и энциклопедичность, совместно с современной литературной модой на интеллектуальность и постмодерн, позволили молодому автору впихнуть в книгу весь свой немалый интеллектуальный багаж. И этим, по всей видимости, заслужить славу одного из самых блестящих интеллектуалов Англии, которых в ней никогда не было недостатка, постмодерниста и писателя для избранных. Я, по всей видимости, к таким не отношусь, потому что все эти постмодернистские кунштюки совсем не вызвали моего восторга, на мой взгляд утяжеляя и запутывая сюжет, не позволяя ему развиться в достаточно сложную и увлекательную историю, достойную такого блестящего автора.

Общеизвестно, что одно и то же событие, увиденное разными людьми, может трактоваться ими диаметрально противоположным образом, о чем хорошо знают работники закона и стражи порядка, которым приходится опрашивать очевидцев какого-нибудь происшествия. Так и в случае с этим романом, каждый прочитавший увидит в ней что-то свое, что отзовется в его душе и будет соответствовать его культурному бэкграунду. Поэтому у такой неоднозначной книги отзывы неизбежно будут разными.

Насыщенность текста реминисценциями, аллюзиями и огромным количеством исторических сведений, не имеющих непосредственного отношения к сюжету, наверное, призвана привлекать интерес к книге, позволить читателю, способному уловить все эти аллюзии, чувствовать себя приобщенным к кругу избранных, владеющих этими сокровищами знаний. Но плохо то, что вся эта прихотливость обработки не лучшим образом сказывается на романе, как на выдуманной истории, способной увлечь читателя сильнее, чем чтение газет или новостных сайтов (а зачем, иначе, мы вообще читаем художественную литературу?) И для этого творят свои миры люди, облеченные литературным таланом. Иначе получится, как в том анекдоте - «… и что приходил, может что сказать хотел…».

Начинается вся эта история на острове Джерси, где молодой Джон Ламприер, потомок гугенотов, полтора века назад бежавших из осажденной Рошели, большой знаток античной истории, после ряда событий начинает сомневаться в своем рассудке. Ведь его грезы о приключениях героев древности начинают претворяться в жизнь с пугающей аутентичностью. После страшной гибели своего отца, досконально воспроизводящей миф об Диане и Актеоне, свидетелем которой он оказывается, он отправляется в Лондон, где по улицам огромного города рядом с ним по-прежнему скользят химеры его воображения.

Поначалу он ничего не понимает в происходящем и тыкается всюду, как слепой котенок (недаром автор сделал его сильно близоруким). Его занимают три главных вопроса – кто убил его отца, где отыскать Джульетту, девушку, произведшую на юношу неизгладимое впечатление и замешанную в тайну отцовской гибели и что за таинственное соглашение, по которому его семье причитаются несметные богатства. Его неуклюжесть и беспомощность настолько вопиющи, что мелькает мысль о пародии… Страстное желание облечь свой невеликий жизненный опыт в какую-то схему, свести в систему, чтобы обрести опору в жизни, заставляет его взяться за создание словаря античности. Кто-то живет с тем, что ему отсыпала судьба, другие видят свою жизнь как часть какого-то глобального замысла. Бедный Джон. В его образе чувствуются отзвуки образов героев диккенсовских романов.
С другой стороны, герой, неоперившийся еще юнец, волей автора попадает в такие хитросплетения событий, что не снились и в страшном сне настоящему Ламприеру. Признаться, я была несколько ошарашена такой трактовкой образа этого реально жившего в конце XVIII века человека.

Далее сюжет, если это можно назвать сюжетом, скорее одна из нескольких сюжетных линий, несется вскачь. Тайные общества, полуторавековые заговоры с целью мирового господства, Ост-Индская компания, перешедшая в руки Совета Девяти, престарелые пираты и живые люди с дарующей бессмертие механической начинкой – такой головокружительный полет фантазии в придумывании приключений на задницу своего героя позволяли себе разве что авторы авантюрных романов позапрошлого века. А здесь это, конечно же, признак того самого постмодерна, который мы изучаем в рамках книжного флешмоба уж более полугода. Это делает роман привлекательным для любителей обоих жанров, но не обещает читателю легкой жизни.

Если до сих пор вы ходили по протоптанным дорожкам истории, то книга Норфолка приводит читателя глухие болота в ночное время, где, как известно, силы зла властвуют безраздельно. Количество кровавых сцен и разъятых трупов посрамит здесь любой современный триллер. Разворачивается эта история в трех временных пластах, включая античный с его набором архетипических сюжетов, которые проникают также в другие временные пласты романа. Мы созерцаем авторскую «игру ума» в сплетении судеб героев и не сразу понятных читателю событий. Как герой какого-то фильма на вопрос, зачем он это делает (что именно, не суть), отвечает: «Потому что могу!», так и наш автор сплетает сюжетные линии по собственной прихоти и одному ему известным способом потому, что может, а не потому, что ему это диктует внутренняя логика текста и характера героя. Я верю, что он может, но мой интерес к книге начинает угасать, потому что создается ощущение, что герои тут – куклы на веревочках опытного кукловода.

Отдельно можно сказать о мистической составляющей романа. Это тоже знак постмодерна, но доверие к рассказываемой истории, на мой взгляд, она напрочь подрывает. Одно дело, когда вы изначально находитесь в мистическом пространстве сказки, как в «Томасе-рифмаче» или другом фэнтези-романе, и совсем другое, когда изначально вы верите в принадлежность созданного автором мира к нашей реальности, а потом оказывается, что с этой реальностью явно что-то не так.

Каждый автор, создавая свое произведение, в каком-то смысле творит алхимическое действо. Эти нигредо, альбедо, рубедо можно перенести на любые законы творчества и происходят они в голове автора. Алхимия Лоуренса Норфолка выдала нам в конце процесса свой магистериум, а вот получился ли в результате философский камень, каждый читатель решает сам. Хотя толику золота в виде хорошо продаваемого романа, литературной премии и признания его следующих романов, это произведение автору принесло. Насчет вечной жизни (для романа, конечно, не для писателя), это, на мой взгляд, спорно, поглядим, если доживем. Всё-таки захватывающим я бы этот роман не назвала. Но он стал предтечей (помним, что написана книга в 1991 году) многих интеллектуальных бестселлеров последующих лет. И, как один из первопроходцев (Умберто Эко скорее сам был у автора образцом для подражания), Лоуренс Норфолк заслуживает для своего дебютного романа по меньшей мере читательского внимания и интереса.

*Моя идея - попасть в прошлое, о котором не сообщалось.
**Я думаю о людях, которые не побеждали - глубокий бэкграунд этой книги - эти люди и где они жили.

Настоящим шахматистом может стать только человек, не обладающий собственной волей.

"Словарь Ламприера" - настоящий шедевр интеллектуальной прозы. Единственное с чем можно сравнить - "Остров накануне" Умберто Эко.
Пересказывать содержание - неблагодарное дело, и не только потому, что объём книги почти 900 страниц. Полотно романа, как лоскутное одеяло, соткано из множества пространственных и временных планов, двойных и тройных смыслов, межстрочных подтекстов и недоговорённостей. Автор, как умелый режиссёр, показывает происходящее глазами главных и второстепенных героев. Хотя "второстепенные" слово неверное. Нет в романе ничего второстепенного. Всё рано или поздно получает объяснение.
В романе есть все атрибуты приключенческого: тайные общества, жуткие ритуалы, таинственные книги, ускользающая любовь и месть, проходящая через века. Но кому в голову придет назвать приключенческим "Маятник Фуко" У. Эко? Так и здесь - это слишком сложное чтение с нелинейным сюжетом и многими смыслами. У меня на чтение ушло 2 недели, хотя тот же "маятник" прочел за 5 дней.
С трудом одолел первые 300 страниц. Происходят непонятные события, герои совершают нелогичные поступки, что-то происходит, но что неизвестно. 300 страниц сжимается пружина непонимания. И вот, с 301-й страницы пружина начинает разжиматься. Как в волшебных картинках треть книги читатель учится правильному зрению, и, на обычном листе открывается трёхмерный мир во всей его красоте. Треть книги автор прививает нам свои алгоритмы мышления, освоив которые, читатель попадает внутрь романа, видит цепь событий глазами автора и вместе с ним создает мир Ламприера.
Что это за мир?.
Предоставляю слово автору.
"Я попытался воссоздать мир 18-го столетия с нуля и досконально, опираясь на дошедшие до нас личные дневники, декларации грузовых судов, газеты, корреспонденцию, гравюры, карты и т.д., не пренебрегая ровным счетом ничем".

Н. Бехтерева писала: "Мозг человека, занятого интеллектуальным трудом, похож на новогоднюю ёлку. Чем сильней интеллект, чем сложнее задача, тем ярче и разнообразней вспышки на мониторе."
Могу константировать, что с "Словарём Ламприера" длительное непрерывное яркое свечение Вам гарантированно.

Несколько рекомендаций от человека, прошедшего этот путь:

1. "Словарь Ламприера" - не развлекательное чтиво, а личный духовный подвиг, сравнимый с чтением "Улисса" Джойса или "Рассказов Вельзевула своему внуку" Гурджиева.
2. Метод быстрого чтения здесь не годится, выстрелить могут даже незначительные детали и проходные персонажи.
3. Я вошёл в книгу на 301-й странице, у Вас это может случиться раньше или позже. Ощущения сногсшибательные, схожие с просмотром фильма "Шестое чувство" Н. Шьямалана.
4. Первым делом прочитайте послесловие переводчика, это значительно улучшит процесс. К примеру в "Острове накануне" абсолютно правильно сделали предисловие переводчика, а к "Улиссу" целый комментарий. Без них многое осталось бы за гранью понимания в силу обычного неведения.
5. Рекомендуется Читателям с большой буквы, испытывающим азарт охотника перед сложными смысловыми текстами.

P.S. Исходя из вышеизложенного с 100% уверенностью заявляю - предыдущие рецензенты книгу не осилили, а скорее всего вообще не читали.

Не могу не привести слова человека, который перевёл этот глобальный труд.
"В "Словаре Ламприера" Лоуренс Норфолк шаг за шагом стремится подвести читателя к мысли о том, что лишь отказ от эгоистической личной воли, ничтожной по сравнению с глобальными процессами, разворачивающимися в мироздании, дает возможность гармоничного единения с ритмом и закономерностями бытия. А это, в свою очередь, означает освобождение от власти слепой случайности, которого достигают многие персонажи романа - каждый по своему."
/А. Блейз, июль 2006 г./

Проклятый многостраничный паровоз, сотканный из избитых клише образов, сюжета, ситуаций, героев и вообще всего. Повеселило, что раньше эта книга издавалась в серии «Любовный роман». Ага, от любви тут имеется юноша со своим подростковым либидо и якобы запавшая на него умудренная страстью девушка. Все смешно, всех смешно, всяко смешно.
Норфолку не дает покоя слава Умберто Эко. Пусть Эко знает средневековье, зато Норфолк неслабо разбирается в античных мифах. Роднит их желание на этих основах построить свой «сад расходящихся тропок», дихотомическое, а иногда тройственное устройство мира и пронизывающая все эти миры сфера идей. У Эко все более линейно, у Норфолка пятьсоттыщ концовок и еще больше сюжетных линий.
Книга просто обязана понравиться любителям тягомотной нудятины, тяжеловесного слога, почитателей античных мифов и просто обожателям толстых фолиантов. Смотря с перспективы сегодняшнего дня, начинаешь понимать, как же измельчали всякие дэнбрауны и его подражатели. Только суть осталась той же. Это не литература, а патологичный вывих воспаленного словом мозга. Мысль автора давно затерялась в критских лабиринтах, она уподобляется чудовищному Минотавру, осилить которого дано не каждому, а уж подобраться и подавно. Читать книгу рекомендовано на спор, либо постоянно подбадривая себя ударами ладоней (парням кулаками) по щекам.
Сюжет, естественно, содержит Тайну. За которой всю книгу и гоняется ГГ, кстати, тоже типичный неудачник, не понимающий, как он во все это вляпался. Натура Ламприера не цельная, вот он совершает глупость на глупости, а вот его озаряет удивительное по прозорливости откровение. А как вы хотели, такими темпами герой бы откровенно тупил до конца книги, а может так бы и остался в неведении. Даже не смотря на то, что его всеми силами подталкивали к истине. А истина всегда одна и та же – миром правит горстка людей. Хотя по факту, ничем они не правят, просто у них куча средств для достижения власти. Антагонисты ГГ, разумеется, предугадывают каждый его шаг, даже два. Психологи они наитончайшие, случай не может им не играть на руку. Только вот живут они в норке, как крыски и охраны у них нет. Есть кучка биороботов (в средневековье-то!). Как таковая цель тоже отсутствует, а имеется жажда мести.
Концовка заслуживает отдельного упоминания хотя бы тем, что их несколько. И все с открытым финалом. Но многие можно и предугадать. Представьте, вы читали 750 страниц, а в итоге фантазий еще на полторы книги. Хочется вскричать – что ж ты делаешь, автор, убей еще кого-нибудь! Мало драматизма в конце, наспех поставили точки не над теми буквами. Эмоциональное выгорание. Ну правда, все положительные герои живы, ГГ получил то, что хотел, виновники наказаны. Да, есть типы, о судьбе которых мы не знаем, но и в книге им отведена роль статистов. В общем-то, это просто затянутая игра с формой в ущерб содержанию

Клюква по-норфолкски

Поговорим о деле
Причем начистоту:
Осада ля Рошели
Едва ль нужна Христу.

Семантика утверждает. что отношения человека с предметом начинаются задолго до реального знакомства с его качествами и свойствами, основное (и чаще всего неизменное) представление о чем-либо мы получаем уже на стадии называния, знакомства с именем. Первая ассоциация к "Словарю Ламприера": литературоцентризм, тамплиеры, родовое проклятие, несметные сокровища и тайные знания, теория заговора, конспирология, масоны. каббала, теневое владычество над миром. Вторая; "Лампа Мафусаила", Пелевин, литературоцентризм, постмодерн, смысловые галлюцинации, теория заговора, конспирология, масоны, каббала, теневое владычество над миром.

Англоязычному читателю повезло меньше, в нем не зажигается реакция ассоциативных цепей к пелевинскому творчеству, аналогом ментального слюноотделения на лампочку у собаки Павлова. Хотя возможно, звук имени Ламприера пробуждает другие, не менее ценные, воспоминания. Констатирую: предчувствия ее не обманули. В книге так или иначе появится все помянутое. Пусть не буквально, пусть отраженным в кривом зеркале постмодерна, побуждающего Толстого с Достоевским сражаться против зомби, а императора Павла при содействии Месмера создавать Страну Грез, коей станет Смотрителем.

Этот реверанс Виктору Олеговичу был не от большой любви к нему, но для того. чтобы уточнить, Лоренс Норфолк пользуется в романе приемом, знакомым русскому читателю по пелевинским "Т" и "Смотрителю", а наиболее продвинутые вспомнят "Посмотри в глаза чудовищ" Лазарчука-Успенского, где носителем сверхспособностей становится Николай Гумилев. Так вот, Джон Ламприер, автор "Классического словаря, содержащего полный отчет обо всех именах собственных, упоминающихся у классических авторов"; теолог, лингвист, учитель. директор школ, викарий - этот Джон Ламприер - реальный исторический персонаж. И он, разумеется, не имеет никакого отношения к описанным в книге приключениям очкастого нескладехи, облаченного в розовое в яблоках пальто.

Для меня "Словарь" второе знакомство с Норфолком и первый роман "Пир Джона Сатурналла", вопреки уверениям поклонников, не произвел впечатления интеллектуальной прозы. Вторая книга лишь укрепила во мнении. Да, крепкий беллетрист. Да, закручивает сюжет, используя все имеющиеся под рукой отвертки, шуруповерты и шестигранники. Да, наталкивает в текст интересностей столько, что того гляди через верх хлынет: история, любовь, тайны, интриги, жуткие преступления, расследования, эзотерика всех возможных видов - все для поддержания читательского интереса.

Нет, не мастер сюжета, как попало свалив на голову читателя кучу сведений, какие сумел урвать, бежит за следующими, в ложной уверенности, что механическое нагромождение большой кучи стоимостей может создать ценность. Не создает, сэр Лоренс, для ценности потребна алхимия литературы, которая переплавит небольшое количество исходного материала в тигле и отольет из него сокровище. Из предложенных вами могло бы выйти при умелом обращении несколько шедевров, но вышло, что вышло и более всего это напоминает узоры ночных поллюций Императора на простыни, с таким знанием дела описанные вами.

Резюмируя: так себе роман, удручающе многословный, большей частью скучный до ломоты в скулах, несмотря на все усилия автора поддержать интерес; концы с концами нигде не сходятся и для авторских объяснений требуется целая развернутая глава; ожившие механизмы и обращенные в механизмы люди выглядят омерзительным ничем не оправданным анахронизмом (что бы ни говорили о стимпанке, к которому "Словарь" имеет такое же отношение, как к покорению космоса - читай: никакого). Но теперь уж пусть будет.

Поиск доли Девятой в мистических полетах фантазии от Лондона до Рошели

Аннотация заманивает, обещая, что автор "чередует эпизоды жуткие и смешные..." : ожидание перепада эмоций оправдалось, но в другом диапазоне. Эдакий эффект Йо-йо. Чередовались эпизоды скучные от тяжеловесности текста (особенно когда смысл включения этого эпизода не улавливается столь явно) до интересных (когда события движутся и складываются в более менее связную и цельную картину). К сожалению первые преобладали, перемешивая геров сюжета так своеобразно, что туго сходились концы с концами (тот самый магреализм, который я не понимаю?)
С автором я уже знакома, читала "Пир Джона Сатурналла", более позднее и довольно неплохое произведение. С ним и сравню. "Пир" тоже несколько затянутая книга, но более живая и динамичная. Возможно из-за более цельного сюжета и постоянно двигающегося вперед действия. В "Словаре" принцип построения сюжета более резкий, разорванный на пласты разных временных отрезков, с разными героями и внутренним смыслом их поступков, которые только ко второй половине книги можно скомпоновать в понятные связки. А изначально очень сложно собрать все это в единое целое и понять о чем же эта книга, что хотел донести автор. Который к слову очень основательно подошел к описательной части, что имеет и свои недостатки - очень много отступлений, ответвлений и малозначительных деталей, которые призваны по задумке автора приблизить эпоху и дать представление о "внутренней кухне" той жизни, но читатель не всегда эту задумку может уловить, и пытаясь вникнуть в эти события как важные тонет под массивом информации. И в целом сложилось ощущение, что по собственному почину данную книгу мало кто читает, только по обязательствам... Книга страдает многословием, призванным углубить картинку, но на деле только рассеивает внимание, не важно в каких декорациях идет описание Лондона, провинции, пещеры или Рошели. Все эти Септимусы, большие девятки, индусы, Джульетты, Розали и прочие Лаприеры, для чего было все так замешивать мне осталось не понятным. Да еще с отвратительными трупными подробностями, коих в книге огромное множество. Слепой толстяк - главный сыщик города? Летающий человек существует? Мотивацию девятки понять можно, но принять - нет. Мотивацию Септимуса - аналогично. Мотивация Джона совершенно не ясна, мечется почем зря, как слепой котенок, так же как собственно Джульетта (чья тайна кстати очень прозрачно в сюжете отражена и угадывалась сразу). В итоге - массивное и тяжеловесное чтение в исторических рамках и таинственном ореоле тайных "решателей мира".