Широко известная повесть о жизни современных школьников, о нравственном конфликте, когда девочка взяла на себя чужую вину и, застенчивая, нерешительная, в момент испытаний проявила стойкость и мужество.
Для среднего школьного возраста.
Факты — вещь упрямая.
- На каких людей мы руку подняли! - нарушил тишину Васильев и тяжело вздохнул: - Э-э-эх!
- Все из-за Сомова! - Лохматый подлетел к Димке, крепко сжав кулаки.
- У-у-у, - понеслось со всех сторон, - Со-мо-о-ов!
Одни из них забыли, что они сами тоже гоняли Ленку. Другие забыли, что жили, как будто вся эта история их не касается. Третьи, что хотели заступиться за Ленку, да не успели… Каждый, конечно, чувствовал какую-то неловкость перед самим собой, перед другими, но в этом трудно признаваться, и все они дружно и единогласно обвиняли одного Сомова.
... жизнью надо рисковать непременно, иначе что же это за жизнь, это какое-то бессмысленное спанье и обжирание.
Верить надо до конца.
- Дедушка!..Милый!..Уедем!Уедем!Уедем!.. - Она всхлипывала на ходу. - Навсегда!..От злых людей!..Пусть они грызут друг друга!..Волки!..Шакалы!..Лисы!..Дедушка!..
Раз побежал - значит, виноват. Надо отбиваться, если даже их много и тебя бьют. Но бежать нельзя.
Ленка!.. Она ощупью выбирала путь в жизни, но как безошибочно! Сердце горит, голова пылает, требует мести, а поступки достойнейшие.
Правда, она лиса? А я тогда и не знала, что есть люди — лисы, медведи, волки…
Как говорит одна моя знакомая, очень веселая старушка: «Замечаю, что от чаю много пользы получаю!»
Все были за бойкот!
Только одна Ленка не подняла руки.
- А ты? - удивилась Железная Кнопка.
- А я - нет, - просто сказала Ленка и виновато, как прежде, улыбнулась.
- Ты его простила? - спросил потрясенный Васильев.
- Вот дурочка, - сказала Шмакова. - Он же тебя предал!
Ленка стояла у доски, прижавшись стриженым затылком к ее черной холодной поверхности. Ветер прошлого хлестал ее по лицу: «Чу-че-ло-о-о, пре-да-тель!.. Сжечь на костре-е-е-е!»
- Но почему, почему ты против?! - Железной Кнопке хотелось понять, что мешало этой Бессольцевой объявить Димке бойкот. - Именно ты - против. Тебя никогда нельзя понять… Объясни!
- Я была на костре, - ответила Ленка. - И по улице меня гоняли. А я никогда никого не буду гонять… И никогда никого не буду травить. Хоть убейте!
... Честь дороже присяги: нарушив первую, человек не может существовать, тогда как без второй он может обойтись еще.
...жизнью надо рисковать непременно, иначе что же это за жизнь, это какое-то бессмысленное спанье и обжирание.
Вот ты и не знаешь, что это такое, когда тебя гоняют, как зайца. А получается, раз побежал — значит, виноват. Теперь я ученая — надо отбиваться, если даже их много и тебя бьют. Но бежать нельзя. Тогда я этого не понимала и побежала.
- Я бы не тянул, - строго ответил Николай Николаевич. - Никогда. Зачем зря мучить людей, зачем над ними издеваться и выворачивать и без того слабые их души наизнанку, если они даже виноваты. Можно презреть, наказать, помочь, но мучить нехорошо, стыдно, нельзя. Это ожесточает человека. Надо быть милосердным.
- Милосердным? - спросила Ленка. Она задумалась над значением этого слова.
- Знаешь, что такое «милосердный»? - продолжал Николай Николаевич. - Это человек, у которого «милое» сердце. Доброе, значит.
Все люди лопаются от зависти. Только одни про это говорят, а другие врут, что они не завистливые.
Зачем зря мучить людей, зачем над ними издеваться и выворачивать и без того слабые их души наизнанку, если они даже виноваты. Можно презреть, наказать, помочь, но мучить нехорошо, стыдно, нельзя. Это ожесточает человека. Надо быть милосердным.
Страшно, когда один против всех, даже если ты прав.
Зато у тебя глаза вдохновенные! И сердце чистое. Это посильнее, чем платье по фигуре.
Страшно, когда один против всех, даже если ты прав.
Я знаю теперь: поддакивать — это плохо…
Ленка звонко рассмеялась, лицо ее неожиданно расцвело, глаза заискрились. И Николай Николаевич, глядя на Ленку, улыбнулся- до чего же она прекрасна, как она умеет сильно любить и как умеет даже в падшем человеке заметить мгновение его величия.
Страшно, когда один против всех, даже когда ты прав.