Рецензии на книгу «Диалоги с Иосифом Бродским» Соломон Волков
В отпуске мне захотелось прочитать "Диалоги с Иосифом Бродским" . Согласна, что выбор странный, но я непреклонна в выборе читаемых книг, особенно на отдыхе у синего-синего моря))))
Безусловно, Бродский сноб. Очаровательный сноб с умными мыслями, со своим чётким мнением обо всём на свете, с трудной, но интересной судьбой.
Жизнь сталкивала поэта с многими выдающимися личностями. Бродский восхищается стихами Одена. Мне кажется, что это больше личная симпатия. Английский поэт помогал Иосифу, когда он только попал в Америку.
Мне очень жаль Годунова. Танцовщику хотелось повторить подвиг Нуриева и Барышникова, но не всем везёт.
Хочу заметить, что "наши" своих не бросали и помогали, чем могли, что характеризует изгнанников только с хорошей стороны.
Я соглашусь с мыслью Бродского о творческих провалах многих поэтов. То, что неудачи необходимы в любой работе, это правда. Опыт, эксперимент нужен в каждой области человеческой деятельности, особенно творчества.
Думаю, эмиграция идёт на пользу творцам. Стресс, трудности, изгнание дают поэтам новые силы, увеличивают их дар. Бродский тому пример.
Огромное спасибо Соломону Волкову за эти блестящие беседы по душам с Иосифом Бродским .
Диалоги и разговоры
Во вступительной статье и в предисловии к этой книге Яков Гордин и Соломон Волков напоминают нам очень важную вещь. А именно то, что для русской культуры жанр РАЗГОВОРА с крупным мастером – дело экзотическое. Не письма, не воспоминания, не размышления, а именно беседа – живой и непосредственный процесс. Известен Эккерман, конечно. Но, как указывает Яков Гордин, Гёте там – это эккермановский Гёте.
С появлением различных записывающих устройств этот процесс становится более доступным, объективным. В случае с Бродским был магнитофон. Который, к слову, иногда смущал Иосифа Александровича тем, что как бы торопил поэта. А Бродскому, как и всем людям в живом разговоре, нужны были паузы. И сигареты…
В «Диалогах» мы видим, прежде всего, живую беседу, не волковского Бродского, а самого Бродского с его особенностями речи: словами-паразитами (привычка в конце фразы говорить «Да?»), намеренными искажениями слов («ихний»), с жаргонами («очко», «охмурить», «девицы» и пр.)
Волков и Бродский
Не случайно книга названа «Диалоги». Я выражу общее мнение, сказав, что Соломон Волков предстаёт в записях этих разговоров блестящим собеседником, человеком глубоко и разносторонне образованным, имеющим своё мнение. Подчас Бродский и Волков спорят, находят или не находят общий язык, прислушиваются или нет друг к другу (чаще, конечно, Иосиф Александрович не прислушивается). Не случайно Волков в предисловии подчеркнул, что каждый диалог (а их в книге 12) строится по законам пьесы: там есть плавная завязка разговора, конфликт (споры, несогласия) и развязка.
Бродский-мифолог
Яков Гордин совершенно справедливо призывает не воспринимать книгу как «абсолютный источник для жизнеописания Бродского». Бродский здесь, при всей нелюбви его к нарушению личного пространства, всё же много рассказывает о себе. Но эта иформация служит, прежде всего, созданию собственной биографии. Точнее, своеобразного мифа о себе. Примерно как это было у Пушкина, который прекрасно понимал, что историю своей жизни можно мифологизировать.
Бродский и беспамятство
Очень и очень часто Бродский ссылается на свою плохую память. Он не помнит дат, многих имён. Или специально забывает? Всегда приводя в пример Анну Андреевну Ахматову: вот та, мол, всегда всё помнила отлично – даже события многолетней давности.
Думается, в этой «амнезии» есть большая доля той мифотворческой силы, которая проявляется у Бродского по отношению к самому себе. Он как бы хочет показать, что совершенно равнодушен к себе, к некоторым моментам своей жизни.
Метафизика и Бродский
Очень скоро по прочтении книги становится понятно, что для Бродского понятие «метафизического» - самое важное в жизни и искусстве. Это слово появляется чуть ли не на каждой странице «Диалогов». Метафизика событий, метафизика творчества, метафизические поэты.
Бродский: Вы знаете, будь я Иосифом Виссарионовичем Сталиным, я бы на то сатирическое стихотворение никак не осерчал бы. Но после «Оды», будь я Сталин, я бы Мандельштама тотчас зарезал. Потому что я бы понял, что он в меня вошёл, вселился. И это самое страшное, сногсшибательное.
Бродский и другие
Всегда интересно, как гениальные мастера оценивают творчество других людей. Как и многие гении, Бродский резок, подчас несправедлив (например, к Тютчеву), капризен и очень выборочен. Гениальными считает фигуры Цветаевой, Пастернака (и то не всего), Одена, Фроста, Мандельштама. Ему нравятся Заболоцкий, Батюшков, Фолкнер, Набоков-прозаик (не поэт!!), Томас Манн, Джон Донн, Кавафис. Он сильно не любит Солженицына… И вообще очень избирателен.
Волков: Если говорить о надрыве, то он действительно отсутствует у художников, которых приянто считать всеобъемлющими, - у Пушкина или у Моцарта, например…
Бродский: У Моцарта надрыва нет, потому что он выше надрыва. В то время как у Бетховена или Шопена всё на нём держится.
Волков: Конечно, в Моцарте мы можем найти отблески надиндивидуального, которых у Бетховена, а тем более у Шопена, нет. Но и Бетховен, и Шопен – такие грандиозные фигуры…
Бродский: Может быть. Но скорее – в сторону, по плоскости, а не вверх.
И вот гениальное:
Так уж всегда получается, что общество назначает одного поэта в главные, в начальники. Происходит это – особенно в обществе авторитарном – в силу идиотского этого параллелизма: поэт – царь. А поэзия куда больше чем одного властителя дум предлагает. Выбирая же одного, общество обрекает себя на тот или иной вариант самодержавия. То есть отказывается от демократического в своём роде принципа. И поэтому нет у него никакого права опосля на государя или первого секретаря всё сваливать. Само оно и виновато, что читает выборочно. Знали б Вяземского с Баратынским получше, может, глядишь, и на Николаше так бы не зациклились. За равнодушие к культуре общество прежде всего гражданскими свободами расплачивается. Сужение культурного кругозора – мать сужения кругозора политического. Ничто так не мостит дорогу тирании, как культурная самокастрация. Когда начинают потом рубить головы – это даже логично.
Век скоро кончится, но раньше кончусь я.
Диалоги ни на что не похожи: Соломон Волков подарил читателям бесценный дар - возможность по-настоящему поговорить с великим поэтом. Все выглядит настолько живо, что уже на сотой странице возникает ощущение присутствия, близости. Бродский тут такой, какой он есть. Не пытается себя приукрасить, он открыт и готов поделиться с миром своим мнением, своей жизнью, высказаться в конце концов!
Большую роль в книге играет и сам автор: он не просто задает тон беседе, но и очень грамотно ее поддерживает. Чувствуется сразу, что Волков разбирается в поэзии, литературе, хорошо подкован и в истории. Иосифу Александровичу явно самому очень интересно общаться с ним.
Кажется, что если бы собеседник оказался не таким ярким, то Диалоги просто не удались бы.
Хотя биографии поэта тут оказалось мало. Зато очень охотно Бродский делиться своими воспоминаниями о Ахматовой, Цветаевой, рассказывает о знакомствах со многими именитыми писателями, переводчиками, критиками.
Приоткрывает завесу в истории со своим тюремным заключением и пребыванием в сумасшедшем доме, но делает это между-прочим, акцентируя внимание на том, что эти события ничем для него не примечательны.
Поэт рассказывает массу курьезных ситуаций из жизни общества, в котором он вращался. И все эти воспоминания имеют большую ценность. Конечно, кого-то он любил, кого-то уважал, кто-то был его врагом.
Примечательно еще то, что личная жизнь Бродского и его любовь в данной книге оказались запретными темами. Ни одного слова не сказано о чувствах и о семье (разве что о родителях). Даже немного странно...
Думаю, что каждому будет интересно самому ознакомиться с Диалогами. Читается легко, темы затронуты весьма разнообразные. Нету тяжеловесных перегруженных мыслей с претензией на гениальность. Бродский предстает перед нами обыкновенным человеком, который прожил насыщенную и интересную жизнь, повидав многое и многих.
Замечательная книга. Читается очень легко,хочется перелистывать электронные страницы все дальше и дальше. Все потому,что Иосиф Александрович необыкновенно просто рассказывает "о времени и о себе". Нету позы,пафоса,о Нобелевской премии говорится как-то вскользь, о творчестве - мало и без попыток представить себя великим поэтом,о себе - и того меньше. Очень понравилось вот это высказывание,в самом конце: "Лично меня - знаете, что больше
всего устраивает? Вполне устраивает! Судьба античного автора, какого-нибудь
Архилоха, от стихов которого остались одни крысиные хвостики, и больше
ничего. Вот такой судьбе можно позавидовать". Больше уделяется внимания другим - Шмакову,Барышникову. Бродский прямо высказывает свое мнение каким бы оно ни было. С большим почтением он говорит об Ахматовой,о Цветаевой. Самые интересные главы для меня - как раз литературоведческие. Особенно,когда Бродский проводит параллели,находит для Одена и Фроста соответствия (всегда приблизительные,как он подчеркивает) в русской поэзии. И весь этот анализ совершенно лишен какого бы то ни было академизма и сухости. Очень интересно.
Всего о "Диалогах..." не расскажешь. Их надо читать. Особенно если вы - поклонник Иосифа Бродского.
Не знаю, как можно оценивать подобные книги. И что здесь оценивать. Умение автора, спрашивающего, строить и вести диалог? Но мне кажется, что Бродский украсил бы собою диалог с любым спрашивающим. Содержание? Но это ведь жизнь. Чужая, не наша, но реальная совершенно. И, оценивай, не оценивай, ничего уже в ней не переиграешь.
Я не слишком большой знаток творчества Иосифа Бродского, но от книги получила огромное удовольствие. Он настолько хорош в этих своих разговорах, диалогах, зачастую монологах, в этом просто трёпе для души и для нас с вами. Эта его жизненная мудрость, юмор и ирония, частенько самоирония, его меткие фразы и выражения, порой готовые афоризмы, его цинизм, эгоизм, местами категоричность, пофигизм и равнодушие, и тут же умение прощать и великодушие. Его истории из жизни, когда малейшее воспоминание может превратиться в развернутое повествование. Это нежелание долго и подробно распространяться о жизни личной. Эти такие разные высказывания о тех, кого любил в своей жизни, и о тех, к кому, мягко говоря, не испытывал симпатий. Это невозможно читать равнодушно, этим надо наслаждаться. А потом - перечитывать его стихи. И еще Анну Ахматову. И авторов, о которых от Бродского услышала впервые. Это как порой бывает - затронешь в разговоре с человеком какую-то тему, и она дает толчок к каким-то твоим действием. Так и здесь - полнейшее ощущение разговора с маэстро. И желание продлить ощущение общения, прочитать и перечитать.
Книга прочитана в рамках Минского Книжного Клуба.
Бродский, он такой Бродский! Одна сигарета за другой, потому что без этого теряется смысл разговора.
Так сложно писать о нем, так сложно выразить свое отношение. Это не просто любовь или симпатия к поэту. Это нечто большее, наверное. Что-то вроде благоговения перед действительно ярким талантом и сильной личностью.
Сборник очень хорош, но цельному восприятию мешает отрывочность разговора, резкие скачки с одного на пятое-десятое (тому виной тематический принцип разделения всех бесед с Бродским). О чем можно узнать из диалогов? Да обо всем: о поэзии, о литературе в общем, о политике СССР и других стран, об истории и т.д. Но значительная часть книги посвящена дружбе Бродского с Анной Андреевной Ахматовой; эти воспоминания пронизаны нежной любовью к другу и наставнику, которого Бродский бесконечно уважал. Вообще, разделы об Ахматовой читаются с огромным интересом, Бродский здесь много иронизирует, много рассказывает и бесконечно ностальгирует.
Ему посчастливилось встретиться на своем веку с известнейшими поэтами (не только СССР), знать многих из них лично; а с некоторыми успел провести не один вечер за бутылем и душевным разговором о жизни. Здесь представлен крупный разбор поэтического общества 20 века (хотя частенько вспоминается и 19 век). Кстати, никогда не соотносила Пастернака, Твардовского и Бродского вместе; настолько они разные, что просто не укладывается в голове их принадлежность к одной эпохе.
Бродский как всегда ироничен, немного резок, но, тем не менее, близок и дорог. О своей личной жизни распространяется неохотно, оно и понятно: тюрьма, сумасшедший дом, предательства и мн.др. Горя хлебнул с лихвой, но и хорошее имело место быть. Все высказывания пронизаны взглядом прожженного циника. Бродский не терпит жалости к себе, особенно когда речь заходит о его тяжелой судьбе. При расхождении с Волковым во мнениях категорично настаивает на своем, где-то даже перебивает собеседника; хотя иногда не замечает даже его вставок, спокойно продолжая свой рассказ. Пускай говорят, что это именно диалоги с Бродским, что Волков выступает здесь наравне с поэтом, но, будучи начитанной о характере Иосифа и видя проявление его натуры в процессе чтения, становится понятно: это практически монологи Бродского. Он эгоист в квадрате. Но я ни в коем случае не умаливаю достоинств Волкова, замечания коего тоже интересно читать. Да и кто бы сумел поддержать нить разговора с НИМ?
Что дает книга? Восторг, желание перечитать стихи Бродского, желание узнать как можно больше о нем не только в качестве писателя, уважение к Бродскому, Соломону и многим другим поэтам; она дарит ощущение присутствия при разговоре, будто бы ты сидишь там и молча слушаешь, затаив дыхание.
Холден («Над пропастью во ржи») говорил: «А увлекают меня такие книжки, что как их дочитаешь до конца — так сразу подумаешь: хорошо бы, если бы этот писатель стал твоим лучшим другом и чтоб с ним можно было поговорить по телефону, когда захочется».
Да, хорошо бы.
Думаю, эта книга каждому позволит для себя открыть нового Бродского.
Все мы знаем Бродского-писателя, Бродского-политического деятеля (для меня эта роль отходит на второй план, не знаю, хорошо это, или нет), но ни один учебник истории и ни один сборник стихотворений не даст того, чем полно произведение Волкова.
Она полна Бродского-человека. Он искрометен, искреннен и откровенен (в меру возможностей, конечно), и чертовски интересен.
В диалоги погружаешься с головой и не можешь оторваться, потому что практически каждый ответ Бродского- полноценная история, маленькая зарисовка эпизода его насыщенной, трудной и интересной жизни. Даже по рассказам его о жизни за границей хочется прямо-таки составлять маленькие туристические маршруты.
Помимо восторга, вызванного самим Бродским, нельзя не выказать свое уважение к Соломону Волкову. Как сказал Сергей Довлатов, и правда, удивительно, "Как удается Соломону Волкову дирижировать беседой с этим независимым и резким человеком". Дирижировать - очень подходящее слово, описывающее, как умело Волков переводит разговор на нужные и интересные темы.
Книга была прочтена мной довольно случайно, в рамках очередного местного флешмоба. Думаю, сама бы я на нее уж никак не клюнула. Но теперь понимаю, какую жемчужину я упускала из виду. Рекомендуется к прочтению всем, ... Просто всем.
Ну что, и снова здравствуйте, дорогой, многоуважаемый Иосиф Александрович!...
Вот и прочитала я еще одну книгу о поэте, про поэта, про творчество его, жизнь, взгляды. Прочитала и не разочаровалась, хоть и не ждала многого от переработки Бродского Соломоном Волковым. Почему не разочаровалась? Потому что Бродский, ребята, есть Бродский. И каким бы не был блестящим и пустым фантик, содержимое всегда с начинкой такой, что забывается все на свете, пока она тает во рту, а потом еще долго-долго ласково поглаживает воспоминанимями-послевкусиями.
Бродский велик во всем - в творчестве, в мыслях и в своей простоте. Соломон Моисеевич вот что-то все как-то очень хочет остроумно-познавательное сказать или на чернуху какую его разговорить (кстати сказать, ощущение такое, что авторские энциклопедические комментарии появились уже после "диалогов", при редактировании текста), а Иосиф Александрович сидит себе, спокойно курит сигарету за сигаретой и говорит...
ИБ: Время было такое, смутное. Гуталин только что врезал дуба. При Гуталине папашу выгнали из армии, потому что вышел ждановский указ, запрещавший евреям выше какого-то определенного звания быть на политработе, а отец был уже капитан третьего ранга, то есть майор.
СВ: А кто такой Гуталин?
ИБ: Гуталин — это Иосиф Виссарионович Сталин, он же Джугашвили. Ведь в Ленинграде все сапожники были айсоры.
СВ: В первый раз слышу такую кличку.
ИБ: А где вы жили всю жизнь, Соломон? В какой стране?
СВ: Когда умер Сталин, я жил в Риге.
ИБ: Тогда понятно. В Риге так, конечно, не говорили.
В этом произведении Бродский поражает своей эмигрантской простотой языкового самовыражения. Заслуга этого произведения в достоверном аудио-воспроиведении речи поэта. Речь человека является в некоторой степени отражением личности человека, это как изоражение характера в красках, и речь - одна из самых ярких. Я помню, какое неизгладимое впечатление на меня произвело слушание "Один день Ивана Денисовича" в прочтении самого Солженицына. С этой точки зрения "Диалоги" представляют собой, вне сомнения, интересное произведение, которое показывет еще одну грань личности поэта. Почему я сказала "эмигрантской", да потому что разговорный язык его уже "не русский" в понимании русского языка, часто речь изобилует подростковым сленгом шестидесятых-семидесятых, напоминая о речи Хольдена в переводе Райт-Ковалевой.
Бродский спокоен и ироничен. Он упрямо избегает не сильно искусных наводок Волкова на различные сплетни литературного мира - наоборот, он упорно бережет, охраняет имя учителя и наставника Ахматовой.
Кажется, что Бродский устал - много было, но прошло:
Жизнь очень быстро превращается в какой-то Невский проспект. В перспективе которого все удаляется чрезвычайно стремительно. И теряется — уже навсегда.
И он с тихой грустью и еще одной зажённой сигаретой вспоминает о своей беспутной молодости, о годах в ссылке на удаленном поселении в Архангельской области, о людях, о друге в эмиграции Шмакове, знакомстве с Барышниковым, о других (эта часть про воспоминания эмиграции мне лично показалась наиболее интересной).
Глава об американской поэзии заслуживает отдельного, особого внимания - мне кажется воспоминания Бродского об Одене бесценны.
Вообще, "Диалоги" снабжены оогромным материалом энциклопедического характера - столько там реалии, личностей, судеб, мест, сопоставлений.
Книга - чистого вида цитатник - что Бродский ни скажет, то "в точку". Есть и такие забавные моменты, вот про усы, например:
Это очень важно, Соломон! Потому что здесь начинается чистый Фрейд. Я думаю, что значительный процент поддержки Сталина интеллигенцией на Западе был связан с ее латентным гомосексуализмом. Я полагаю, что многие на Западе обратились в коммунистическую веру именно по этой причине. То есть они Сталина просто обожали!
Закончить хочу словами Бродского:
Цветаева высказалась как-то замечательным образом, она сказала: «Чтение — есть соучастие в творчестве». И это замечание именно поэта. Прозаик такого никогда бы не сказал. Толстой этого ни в коем случае не сказал бы. Потому что познание — это в самом деле соучастие. Что есть познание, то есть разгадка преступления?
С этой точки зрения - прочтение "Диалогов" - это соучастие, познание, и в некотором смысле даже разгадка преступления.
***
Post Scriptum для переводчиков и просто любителей английского языка (не могла удержаться из-за своей профессиональной деятельности, и уж так хорошо написано):
ИБ: На русский с английского переводить легче; просто легче. Хотя бы потому, что грамматически русский язык гораздо более подвижен. По-русски всегда можно наверстать упущенное, накрутить чего угодно, его сила в придаточных предложениях, во всех этих деепричастных оборотах и прочих грамматических обиняках, в которых сам черт ногу сломит. Всего этого по-английски просто не существует. И при английском переводе прелесть этого сохранить — ну если не невозможно, то, по крайней мере, невероятно трудно. Масса чего теряется. Перевод с русского на английский — одна из самых чудовищных головоломок. Ты буквально ломаешь голову, ломаешь мозги. И голов, готовых на это, не так уж много. А тем более голов, в которых было бы достаточно чего ломать. Потому что даже хороший, талантливый, гениальный поэт, интуитивно понимающий задачу, неспособен восстановить русское стихотворение по-английски. Просто в английском языке нету этих ходов. Переводчик связан чисто грамматически, структурно. Вот почему перевод с русского на английский — всегда некое выпрямление текста.
СВ: А с английского на русский?
ИБ: Тут можно делать все, что угодно. Даже эту английскую прямолинейность можно засунуть в какой-нибудь более или менее съедобный оборот, так что ничего не потеряешь. Главная трудность перевода с английского на русский другая: отсутствие культурной подготовки читателя. Например, то, что в английском языке называется «недоговоренностью», можно восстановить и по-русски. Но русский читатель не в состоянии оценить эту недоговоренность по достоинству. По одной простой причине — он не воспитан в культуре недоговоренности. Он не воспитан в культуре сдержанности, глуховатой иронии.
СВ: Насколько я понимаю, вы не считаете, что англоязычная поэтическая традиция была когда-либо по-настоящему освоена русской культурой?
ИБ: Я думаю, в русском переводе повезло только одному человеку — Фросту. Всем остальным — не очень-то, даже тем, кого тот же Сергеев перевел.
ИБ: Чем английский отличается от других языков? По-русски, по-итальянски или по-немецки вы можете написать фразу — и она вам будет нравиться. Да? То есть первое, что вам будет бросаться в глаза, это привлекательность фразы, ее закрученность, элегантность. Есть ли в ней смысл — это уже не столь важно и ясно, это отходит на второй план. В то время как в английском языке вам тотчас же ясно, имеет ли написанное смысл. Смысл — это первое, что интересует человека, на этом языке говорящего или пишущего. Разница между английским и другими языками — это как разница между теннисом и шахматами.
Сколько же в Бродском снобизма! Можно лопатами выгребать. Уважаю поэта за талант, но как человек он был очень неприятный. Меня отталкивали его высказывания, мысли, домыслы. Обижаться можно и нужно, просто можно снисходительнее относиться к людям и другим творцам хотя бы потому, что ты самый-самый великий поэт всех времён и народов!
"Вот это вот нужно читать, а не все то," - написала я подруге, начав слушать диалоги с Бродским. А потом отправила еще одно сообщение вдогонку: "Вот это и то, что написали те, о ком здесь идет речь". Сама, конечно, взялась за детектив после. Но все мы слабы духом в каких-то вопросах.
А вообще отличная книга. Из тех, которые стоит прочесть, чтобы понимать суть эпохи. Конечно, Бродский где-то лукавит. Хотя... Возможно, это просто точка зрения спустя годы.
Для меня самым большим открытием была глава о бегстве из СССР балетного танцовщика, драма его расставания с женой. Прямо до слез. Конечно, не оставили без эмоций и главы об Ахматовой (особенно та часть, где речь идет о ее отношениях с сыном и о похоронах Анны Андреевны) и Цветаевой. Сразу захотелось схватить книги и читать, читать запоем. Только не в метро. И не с перерывами каждые пять минут на звонки. То есть никогда?
А еще увидела Италию глазами Бродского, и так захотела в нее, зимнюю. Правда, и весенней буду рада через два месяца, но все же....
Отличная книга. Настоящая. Из тех, что надолго.