Рецензии на книгу «Дневник писателя» Федор Достоевский

Для меня это КНИГА ГОДА. Да, это так. Даже больше, это книга стала одной из любимейших. Хотя честно говоря, все предпосылки к тому были изначально, ведь написана она любимым автором, автором, чьи книги как воздух для меня. Их я читаю, растягивая удовольствие, продумывая и прочувствовав каждую сентенцию, каждую зарисовку мысли.
Мое издание "Дневника писателя" останется в моей семье, этой книге не быть выменянной, подаренной, переданной. Она сплошь помечена моими карандашными записями, краткими заметками. Я не могла иначе. Ведь эта книга полна взывающих к переосмыслению идей, полна зовущей души пишущего. И я с готовностью откликалась, проникалась ею глубже и глубже, я думала, я вспоминала, я сравнивала, я восклицала в восхищении "Как?! Откуда?! Как мог он знать, что у нас будет именно так, что и мы будем видеть в стране и людях то же самое?!".
Книга раскрыла для меня взгляды любимого писателя на многие исторические события, вехи культурной жизни страны, проявила наиболее четко его отношение к проявлениям русского нутра, которое теперь мы так высокопарно называет менталитетом. Обо всем этом он пишет открыто, честно, даже, скорее, как-то слишком честно, если так можно выразиться, обнажая все естество своих мыслей по тому или иному поводу.

... стыдиться своих убеждений нельзя, а теперь и не надо, и кто имеет сказать слово, тот пусть говорит, не боясь, что его не послушают, не боясь даже и того, что над ним насмеются и что он не произведет никакого впечатления на ум своих современников. В этом смысле "Дневник писателя" никогда не сойдет с своей дороги, никогда не станет уступать духу века, силе властвующих и господствующих влияний, если сочтет их несправедливыми, не будет подлаживаться льстить и хитрить.

Достоевский всегда был для меня таким, таким и остался, обнажающим душу, наивно, местами по-детски наивно и по-детски же глубоко верующим в добро в людях всех без исключения, верующим в возможность вернуть даже самую заблудшую душу к ее чистым истокам. При этом самокритичным, страждущим прощения за свои слабости, отмечающим и свою бренность и всечеловеческую склонность к пороку. Мне это всегда было очень близко.

... высшая идея на земле лишь одна и именно - идея о бессмертии души человеческой, ибо все остальные "высшие" идеи жизни, которыми может быть жив человек, лишь из нее одной вытекают.

Читая "Дневник писателя" я не могла не восторгаться прозорливостью автора, его способностью видеть сквозь время, способностью выявлять те черты эпохи, которые соответствуют не конкретному историческому периоду и только, а напротив, те, что цикличны, что характерны для определенных этапов в развитии общества (прежде всего, конечно, российского), которые еще могут повториться. И они повторялись, мы проходили описанное им на своем веку. Как не вспомнить то, что было и есть, читая, к примеру, это:

Всякое переходное и разлагающееся состояние общества порождает леность и апатию, потому что лишь очень немногие, в такие эпохи, могут ясно видеть перед собою и не сбиваться с дороги. Большинство же путается, теряет нитку и, наконец, махает рукой: "Э, чтоб вас! какие там еще обязанности, когда и сами-то никто ничего толком не умеем сказать! Прожить бы только как-нибудь самому-то, а то тут еще обязанности!"

или это:

Теперь же, напротив, весьма часто фраза "Я не понимаю этого" выговаривается почти с гордостью, по меньшей мере с важностью. Человек тотчас же как бы ставится этой фразой на пьедестал в глазах слушателей и, что еще комичнее, в своих собственных, нимало не стыдясь при этом дешевизны приобретенного пьедестала. Ныне слова "Я ничего не понимаю в Рафаэле" или "Я нарочно прочел всего Шекспира и, признаюсь, ровно ничего не нашел в нем особенного" - слова эти ныне могут быть даже приняты не только за признак глубокого ума, но даже за что-то доблестное, почти за нравственный подвиг. Да Шекспир ли один, Рафаэль ли один подвержены теперь такому суду и сомнению?

Право, стойкое ощущение дежавю. Да что там, стойкое ощущение ПРАВДЫ!
И еще... его ЯЗЫК. Я не объективна, ни в коем случае, я ангажирована, увлечена, покорена (какие еще описания найти и привести здесь?!) тем, КАК он облекает слова в мысли. Пусть для кого-то путанные и несвязные, для меня его мысли - уводящие, влекущие, а его суждения - самые прямые и четкие. Пространность их лишний раз дает шанс в них заблудится настолько, что и закрыв книгу, еще долго ты бродишь по ее страницам, размышляя, споря, подтверждая или ниспровергая свои собственные мысли.

Вот такая она для меня, моя книга 2011 года и одна из лучших книг, прочитанных в моей жизни.

Решительно завидую тем современникам Федора Михайловича, которым довелось читать эти дневники по мере их публикаций с 1976 по 1881 год. В его статьях переплетаются литературные и философские воззрения писателя, он во всю силу своей меланхоличной натуры, со скурпулезной психологичностью, рассматривает множественные реалии своего времени. Глубоко и близко к сердцу воспринимает Федор Михайлович любую несправедливость и трагедию, происходящую с совершенно незнакомыми ему людьми. Отсюда формируются литературные образы, что обретут жизнь на страницах рассказов и повестей Достоевского (снова, как в первый раз, взволновала меня история любимого рассказа "Кроткой"). Хотя и нельзя утверждать, что этот сборник статей является чем-то обособленным и раскрывает сугубо взгляды самого Федора Михайловича, проникаясь общественными проблемами, он претендует на объективность, стараясь передать ту сторону, о которой мало кто задумывается.

Сам дневник, по сути, диалог с читателем, Федор Михайлович ставит вопросы, которые могут возникать у его собеседника и тут же дает на них свой развернутый ответ. Каких же тем касается Достоевский, что поддерживали интерес к дневнику на протяжении 5 лет? Самые разносторонние, как общественные, так и личностные. "Литературная кухня", проблемы простых людей (нетленное "отцы и дети", браки, семейный уклад и многое другое), политические взгляды с философским уклоном, которые по остроте своей могут быть актуальны и в наши дни. Это не всегда ортодоксальная эссеистика, Федор Михайлович отлично оживляет свой дневник и воспоминаниями, и художественными фрагментами некоторых своих произведений.

В общем, прекрасный сборник, который был бы очень рекомендован тем, кто хотел бы познакомиться с настоящей личностью Достоевского, о которой многие имеют ошибочное впечатление.

Спасибо Вам,Фёдор Михайлович! Спасибо и поклон до земли! "За что же такие благодарности?" - спросят меня читающие эту рецензию. А вот за что:за помощь,утешение и добрый совет,которого мне никто другой не дал бы,а если б и дал,так я не услышала бы. Оно,конечно,жестокая ссора с интернет-подругами - сущая безделица по сравнению с делом Кронеберга,Каировой или Корниловой,описанным в "Дневнике...". Но это не всегда понимаешь. Иногда даже и не хочешь понять. Сидишь,жалеешь себя - а толку-то? Толку? Ну вот и достаешь с полки недавно купленный "Дневник писателя" и неожиданно находишь там отрывки,будто бы для тебя лично написанные. Цитировать не буду - не помню уж что именно то были за отрывки. Но как же Фёдор Михайлович мне помог! У него какой-то дар лечить душевные раны,пусть даже и такие неглубокие ранки,как моя. Он не только великий писатель,но и великий Человек! Я сказала банальность,да. Но я ведь только недавно эту общеизвестную истину для себя открыла,так что мне извинительно,правда же?

Довольно о личном,впрочем. "Дневник писателя" просто великолепен! И язык,которым он написан,тоже великолепен! И содержание его великолепно! Так. У меня не хватает слов,чтоб выразить свое восхищение. И это нормально,когда пишешь о Достоевском,не так ли? Ведь он гениален! И,кстати,если мне хоть кто-нибудь скажет,что Фёдор Михайлович был антисемитом,я сначала рассмеюсь этому человеку в лицо,а потом заставлю его прочесть главы "Дневника...",посвященные "еврейскому вопросу"! Простите за резкость,вырвалось. Просто я нашла для себя ясные потверждения того,что Достоевский антисемитом не был НИКОГДА.

Очень приятно было встретить на страницах "Дневника..." рассказ "Мальчик у Христа на ёлке"! Это мои старые,полузабытые детские впечатления. Этот рассказ мне прочла бабушка,когда мне было лет шесть и когда я даже не знала,кому он принадлежит. Тогда я плакала... Я думала,что сейчас (в семнадцать-то лет!) уж точно не заплачу! Куда там! И слёзы,и комок в горле - всё это было... И всегда будет.

"Сон смешного человека"... Я в восторге! В восторге от проникновенного,красивого и живого языка,которым этот рассказ написан!

Пора заканчивать. Что я могу сказать? Во-первых,ставить пять звёздочек - неблагодарно с моей стороны,согласитесь. Потому что та помощь,которую Фёдор Михайлович мне оказал,цены не имеет. Он вернул мне душевное равновесие. И еще я поняла,что у меня с ним некое родство душ,если позволено будет так сказать.

Спасибо Вам еще раз,Фёдор Михайлович! Примите мои самые искренние и горячие заверения в любви и уважении! Я перед Вами в долгу,который никогда не смогу возвратить...

Данная книга представляет собой статьи, очерки, размышления автора, его суждения о жизни на Руси, о жизни вне Руси, о русском народе, о трудностях судеб своих соотечественников и о том, как богата наша страна великим умом человеческим, великим гением русским. "Дневник писателя" издавался в последние годы жизни Достоевского и имел довольно большой успех у публики.
Хочется отметить, что данная книга, увы, не содержит материала, который публиковался в "Дневнике" за 1873 г., а также здесь отсутствуют рассказы и повести, которые в оригинальной версии присутствовали на страницах журнала. И тем не менее это нисколько не мешает нам вновь насладиться высоким художественным слогом писателя, попытаться лучше разобраться в его отношении к жизни, детям, к русскому народу. Достоевский очень тонко и здраво передаёт атмосферу тех лет, повествует своим читателям о нескольких громких судебных процессах того времени, выражает своё отношение к ним, что позволяет нам лишний раз увидеть насколько писатель дорожил землёй, на которой родился и с какой силой он боролся за спасение души человеческой, когда все остальные готовы были с лёгкостью погубить её. Мы видим истинные душевные переживания Федора Михайловича, можем больше судить о его окружении, его общении с другими великими писателями тех нелёгких для страны времён, узнавая насколько он возносил Пушкина, Лермонтова и как благоговел перед Некрасовым.
В какой-то мере, не смотря на то, что "Дневник писателя" носил публичный характер, в нём сохраняется та интимная составляющая, которая до самых глубин обнажает душу Достоевского:

Правда истинная: я сбиваюсь, и, может быть, дальше пойдет еще хуже. И, уж конечно, собьюсь несколько раз, пока отыщу, как проповедовать, то есть какими словами и какими делами, потому что это очень трудно исполнить. Я ведь и теперь все это как день вижу, но послушайте: кто же не сбивается! А между тем ведь все идут к одному и тому же, по крайней мере все стремятся к одному и тому же, от мудреца до последнего разбойника, только разными дорогами.

Пожалуй, никто с такой силой среди высшего общества конца 19 в., как Достоевский, не переживал за настоящее и будущее простого русского народа, за развитие человеческой души; никто с такой силой не искал, а главное не находил прекрасное там, где возможно его и не было вовсе:

А я объявляю вам честным словом, что ни у Шекспира, ни у Гомера, если б и всех-то сложить вместе, не найдется ничего столь прелестного, как сейчас, сию минуту, могло бы найтись между вами, в этой же бальной зале. Да что Шекспир! тут явилось бы такое, что и не снилось нашим мудрецам. Но беда ваша в том, что вы сами не знаете, как вы прекрасны!
Знаете ли, что даже каждый из вас, если б только захотел, то сейчас мог бы осчастливить всех в этой зале и всех увлечь за собой? И эта мощь есть в каждом из вас, но до того глубоко запрятанная, что давно уже стала казаться невероятною. И неужели, неужели золотой век существует лишь на одних фарфоровых чашках?

И в заключении хочется сказать, что данный "живой" журнал даёт своим содержанием, мыслями поднятыми в нём, огромную пищу для размышлений, тасовать и перебирать в уме которую, будет народ во все времена, ибо Достоевский, сын своей эпохи, всегда тонко чувствующий русскую душу, намного опередил своими творениями время, придав им статус вечных и незыблемых на веки вечные.

В этой книге сам Достоевский. Его размышления о самых разнообразных проблемах. Причем о проблемах, актуальных не только в XIX веке, но и сейчас, что поразило меня больше всего. Вопросы нравственности, семьи, судьбы России всегда поднимались и будут подниматься, а ответы автора хочется разобрать на цитаты, подписавшись под каждым словом!

Поднимается много тем, но особенно среди них выделяются мысли об уникальности русского народа. Судьбе России и ее роли среди славянских стран.

Но все-таки кажется несомненным, что европейцу, ка­кой бы он ни был на­ци­ональ­нос­ти, всег­да лег­че вы­учить­ся дру­го­му ев­ро­пей­с­ко­му язы­ку и вник­нуть в душу вся­кой дру­гой ев­ро­пей­с­кой на­ци­ональ­нос­ти, чем на­учить­ся рус­с­ко­му язы­ку и по­нять нашу рус­с­кую суть.

И сразу же мне на ум, и не один раз за все время чтения, приходит четверостишие Тютчева:

Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить.

Этой верой пропитан весь дневник. Верой в силу народа, который, не смотря ни на что, на пьянство, необразованность, дикость, хранит в себе свет.

Ведь вы зна­ете, на­род наш счи­та­ют до сих пор хоть и доб­ро­душ­ным и даже очень ум­с­т­вен­но спо­соб­ным, но все же тем­ной сти­хий­ной мас­сой, без соз­на­ни­я, пре­дан­ной по­го­лов­но по­ро­кам и пред­рас­суд­кам, и поч­ти сп­лошь бе­зоб­раз­ни­ком. Но, ви­ди­те ли, я ос­ме­люсь выс­ка­зать одну да­же, так ска­зать, ак­си­ому, а имен­но: чтоб су­дить о нрав­с­т­вен­ной силе на­ро­да и о том, к чему он спо­со­бен в бу­ду­щем, надо брать в со­об­ра­же­ние не ту сте­пень бе­зоб­ра­зи­я, до ко­то­ро­го он вре­мен­но и даже хотя бы и в боль­шин­с­т­ве сво­ем мо­жет уни­зить­ся, а надо брать в со­об­ра­же­ние лишь ту вы­со­ту ду­ха, на ко­то­рую он мо­жет под­нять­ся, ког­да при­дет тому срок. Ибо бе­зоб­ра­зие есть нес­час­тье вре­мен­но­е, всег­да поч­ти за­ви­ся­щее от об­с­то­ятель­с­т­в, пред­шес­т­во­вав­ших и пре­хо­дя­щих, от раб­с­т­ва, от ве­ко­во­го гне­та, от заг­ру­бе­лос­ти, а дар ве­ли­ко­ду­шия есть дар веч­ный, сти­хий­ный, дар, ро­див­ший­ся вмес­те с на­ро­дом, и тем бо­лее чти­мый, если и в про­дол­же­ние ве­ков раб­с­т­ва, тя­го­ты и ни­ще­ты он все-таки уце­ле­ет, не­пов­реж­ден­ный, в сер­д­це это­го на­ро­да

В апреле 1977 года началась русско-турецкая война. Признаюсь честно, я мало что помнила о ней из школьной и университетской программы. А это- крупнейшее событие истории XIX века, оказавшее огромное влияние на развитие балканских стран. Из-за жесткого притеснения христиан турками в Боснии и Герциговине вспыхнуло восстание, вслед за ними восстание вспыхивает и в Болгарии, где ситуация была еще тяжелее. Оно было зверски подавлено турками, было уничтожено свыше 30 тысяч мирных жителей. И это не просто слова. Достоевский на живых примера показывает вест этот ужас, когда на глазах у ребенка с отца заживо содрали кожу... Писателю отвратительна позиция просвещенной Европы, которая ради своего спокойствия попускает злодейство. И здесь прослеживается та идея Достоевского, которая проходит через все его творчество: на несчастье другого, даже на слезинке, своего счастья не построить.
Когда Сербия и Черногория объявляют войну Турции, в ряды их армии встают русские военные, ну а потом, 12 апреля 1977 года, в войну вступает Россия. И только она, по мнению Достоевского, способна сплотить и объединить славянские народы под знаменем Христа!

Вд­руг вся эта Рос­сия про­сы­па­ет­ся, вс­та­ет и сми­рен­но, но твер­до вы­го­ва­ри­ва­ет все­на­род­но прек­рас­ное свое сло­во… Мало то­го, рус­с­кие люди бе­рут свои по­со­хи и идут со­тен­ны­ми тол­па­ми, про­во­жа­емые ты­ся­ча­ми лю­дей, в ка­кой-то но­вый крес­то­вый по­ход (именно так и на­зы­ва­ют уже это дви­же­ни­е; это ан­г­ли­ча­не пер­вые срав­ни­ли это рус­с­кое дви­же­ние наше с крес­то­вым по­хо­дом) – в Сер­би­ю, за ка­ких-то братьев, по­то­му что прос­лы­ша­ли, что те там за­му­че­ны и уг­не­те­ны.

Эта нес­лы­хан­ная вой­на, за сла­бых и уг­не­тен­ных, для того чтоб дать жиз­нь и сво­бо­ду, а не от­нять их, – эта дав­но уже те­перь нес­лы­хан­ная в мире цель вой­ны для всех на­ших ве­ру­ющих яви­лась вд­руг, как фак­т, тор­жес­т­вен­но и зна­ме­на­тель­но под­т­вер­ж­дав­ший веру их.

В итоге заключается Сан-Стефанский договор между Россией и Турцией, по которому Сербия, Черногория и Румыния становятся полностью независимыми, а так же создается автономное княжество Болгария и к России отходят некоторые города.
Но Европа отказывается мириться с усилением России на Балканах и Кавказе и в июле 1878 года открывается Берлинский конгресс....
Результат метко отмечен цитатой, к сожалению, не помню, чья она:

Как освобождать болгар- так русский царь, как править- так немецкий принц

Таких печальных примеров за всю историю нашей страны множество. Но все-таки остается вера в высшую справедливость!

На страницах дневника мысли и факты перемежаются с живыми примерами, как вариант- "детский вопрос", проблемы воспитания подрастающего поколения, от которого будет зависеть будущее страны. Писатель побывал и в воспитательном доме, и в колонии малолетних преступников, и на заседаниях суда, на которых, благодаря его заметкам был вынесен справедливый приговор, как в деле осужденной беременной, пытавшейся убить падчерицу. Или же наоборот осуждая родителей за небрежное воспитание, как например его "Фантастическая речь председателя суда" в деле семьи Джунковских, полная мудрости. Так же достаточно много внимания Достоевский уделил самоубийствам, приведя в пример некоторые и пытаясь понять их причину.

В ре­зуль­та­те яс­но, что са­мо­убий­с­т­во, при по­те­ре идеи о бес­с­мер­ти­и, ста­но­вит­ся со­вер­шен­ною и не­из­беж­ною даже не­об­хо­ди­мос­тью для вся­ко­го че­ло­ве­ка, чуть-чуть под­няв­ше­го­ся в сво­ем раз­ви­тии над ско­та­ми. Нап­ро­тив, бес­с­мер­ти­е, обе­щая веч­ную жиз­нь, тем креп­че свя­зы­ва­ет че­ло­ве­ка с зем­лей. Тут, ка­за­лось бы, даже про­ти­во­ре­чи­е: если жиз­ни так мно­го, то есть кро­ме зем­ной и бес­с­мер­т­на­я, то для чего бы так до­ро­жить зем­но­ю-то жиз­нью? А вы­хо­дит имен­но нап­ро­тив, ибо толь­ко с ве­рой в свое бес­с­мер­тие че­ло­век пос­ти­га­ет всю ра­зум­ную цель свою на зем­ле. Без убеж­де­ния же в сво­ем бес­с­мер­тии свя­зи че­ло­ве­ка с зем­лей по­ры­ва­ют­ся, ста­но­вят­ся тонь­ше, гни­ле­е, а по­те­ря выс­ше­го смыс­ла жиз­ни (ощущаемая хотя бы лишь в виде са­мой бес­соз­на­тель­ной тос­ки) не­сом­нен­но ве­дет за со­бою са­мо­убий­с­т­во.

Самоубийство в христианстве считается самым тяжелым грехом, ведь после него невозможно покаяние, человек идет против воли Творца, лишая себя жизни, данной Им.
Также Достоевского печалит разобщенность, оторванность интеллигенции от народа. Потеря корней и понимания языка. Здесь он воспевает Пушкина, нашего величайшего поэта, понявшего русский народ, как никто другой. Вспоминает он и Некрасова, с любовью говорившего о народе.
То же можно сказать и про сегодняшний день: люди, живущие мегаполисах не представляют себе жизнь в глубинке. Могу привести себя в пример: мои предки испокон веков были крестьянами, но в советское время эта связь была потеряна. Мои родители уже родились в городах, и если он как-то еще занимаются посадками на даче, моя связь с землей потеряна окончательно. Однако, некая память поколений сохраняется. Например моя специальность:никаких знакомых в этой области особо нет, да и выбор был сделан такой, потому что к другим областям душа вообще не лежала. Просто случай... Или промысел? Позже, я узнала, что в моем роду были кузнецы и художники. А колокола? Тоже случайность, или опять, же промысел, что так сложились жизненные обстоятельства, а потом узнаю, что в роду были и звонари!

О России, русских, Европе, евреях и не только

Я очень долго читала эту книгу. Читала по чуть-чуть. Я очень люблю девятнадцатый век и эта книга мне многое о нём рассказала. Прежде всего я знаете что поняла, что практически ничего не поменялось. Как тогда настороженно относилась Европа к русским, так и сейчас. Как два века назад нас царапали, так и сейчас мы это видим. Как тогда евреи были самый обижающейся нацией, так они и продолжают ею быть. Тогда в моде среди русских было всё европейское, сейчас разве нет? Восточный вопрос также никуда не делся.
Единственное, что отличало нас тогдашних от нас теперешних, так это то, что не английский все учили а французский, и все, даже средний класс пытались между собой на нём общаться.

Русские, говорящие по-французски (то есть огромная масса интеллигентных русских), разделяются на два общие разряда: на тех, которые уже бесспорно плохо говорят по-французски, и на тех, которые воображают про себя, что говорят как настоящие парижане (всё наше высшее общество), а между тем говорят так же бесспорно плохо, как и первый разряд. Русские первого разряда доходят до нелепостей. Я сам, например, встретил в одну уединенную вечернюю прогулку мою по берегу Ланна двух русских — мужчину и даму, людей пожилых и разговаривавших с самым озабоченным видом о каком-то, по-видимому, очень важном для них семейном обстоятельстве, очень их занимавшем и даже беспокоившем. Они говорили в волнении, но объяснялись по-французски и очень плохо, книжно, мертвыми, неуклюжими фразами и ужасно затрудняясь иногда выразить мысль или оттенок мысли, так что один в нетерпении подсказывал другому. Они друг другу подсказывали, но никак не могли догадаться взять и начать объясняться по-русски: напротив, предпочли объясниться плохо и даже рискуя не быть понятными, но только чтоб было по-французски. Это меня вдруг поразило и показалось мне неимоверною нелепостью, а между тем я встречал это уже сто раз в жизни.

Вообще Достоевский довольно занятно описал родину и соотечественников, с иронией и любовью. Особенно тронула глава про русский язык :

Существует один знаменательный факт: мы, на нашем еще неустроенном и молодом языке, можем передавать глубочайшие формы духа и мысли европейских языков: европейские поэты и мыслители все переводимы и передаваемы по-русски, а иные переведены уже в совершенстве. Между тем на европейские языки, преимущественно на французский, чрезвычайно много из русского народного языка и из художественных литературных наших произведений до сих пор совершенно непереводимо и непередаваемо. Я не могу без смеха вспомнить один перевод (теперь очень редкий) Гоголя на французский язык

Судебные дела того времени, описанные Достоевским не без философского отступления также заставляют задуматься о несправедливости, которая, к сожалению, всегда была и будет.
Я бы рекомендовала эту книгу всем-всем, без исключения! Даже тем, если такие есть, кто не любит читать романы Достоевского. Читая "дневник" вы и посмеётесь, и погрустите и призадумаетесь.

Дабы в полной мере оценить "Дневник писателя" следует, во-первых, взяться за его изучение после знакомства с большей частью литературного наследия Фёдора Михайловича, во-вторых, желательно прочесть "Лекции по русской литературе" В. Набокова, где тот всячески доказывает наличие психических заболеваний и общие меланхоличность, истеричность, себялюбие и упадничество автора "Преступления и наказания", ибо проститутки не могут быть святы, а мысль о тварях и правах свидетельствует о параноидальном синдроме.

Действительно, "Дневник писателя" - это интимный разговор с Фёдором Михайловичем, происходящий даже не в вагоне, "когда больше нечего пить", а на перроне, при том оба смотрят на часы, ждут свои составы, а равнодушный голос объявляет о задержке поезда, всякий раз продлевая её на 15 минут. Некто (по такому пути и пошёл Владимир Набоков) может узреть в соседе по креслу в зале ожидания нервного больного, который так боится не успеть на свой курорт с лечебными водами, которые прописывает всем и вся, а желательно разом русскому народу. Некто - политического оппонента, философа, провидца, подкованного оппозиционера и даже просто добрейшего отца семейства, несколько затурканного и пугливого в виду постоянного безденежья и болезней.

Собственно, основных тем немного, и в каждой автор играет роль адвоката и прокурора:

1. "Особый путь" России и европеизм. Когда погружаешься в обличительные статьи, направленные против либералов, европеистов и прочих благожелателей, кажется, что ФМ крутит пластинку за "триединство по-русски" - самодержавие, православие, народность. Однако уже через пару заметок он льстиво нахваливает немцев, делает книксен англичанам и в целом отмечает европейские устои как ориентир для растерянных, запуганных русских. Если вчитаться, никакого противоречия в этой припадочной любви нет. Фёдор Михайлович ратует за европейский путь целиком в русском духе - "устроить счастье на всей земле". Если революция, то для всех стран, если эволюция, то организовать и возглавить. Позаимствовать отдельные качества немцев, англичан и французов, дообъяснить им то в матушке России, что те недопоняли, доказать, что не надо скрести русских, ибо нет под ними татар, и, наконец, устроить мировое счастье, приведя Европу к нравственному идеалу.

2. Проблема отцов и детей, мамашек и папашек. Фёдор Михайлович, как всякий мнительный больной, сетует на крикливость, агрессивность, невоспитанность нового поколения, раздражается на пробегающих мимо детей, поучает чужих поучат, но на всяком уже не нравственном, но реальном суде становится защитником "униженных и оскорбленных".
Потому можно отметить две основных проблемы его статей. Во-первых, это будущность России и в лице её детей, потому писатель ездит по детским домам, рассказывает матерям, какому языку и как, тех лучше обучать, отпускает бесхитростные замечания, находит множество тайных пороков и тут же мимоходом отпускает грехи. Во-вторых, это проблемы судейства и загадочности души русского адвоката.
Любимым занятием писателя было все же отпускание грехов, ибо лучше помиловать преступившего закон людской, нежели замахнуться на закон божий. Так, он защищает женщин, попытавшихся убить своих детей, женщин, попытавшихся убить жен своих любовников и в целом, старается всячески облегчить женскую судьбу. Если же поставить вопрос о воспитании с точки зрения отца и ребенка, то здесь Фёдор Михайлович полностью на стороне слабого и обездоленного, страдающего от воспитания горе-родителя.

3. Ещё одной темой статей Ф, Достоевского является литературная жизнь России. Здесь писатель предстает в качестве адвоката писателей, защищая тех от нападок критиков, пророча тем будущность в пантеоне с "солнцем нашей поэзии", порой рассказывая личные разговоры с собратьями по перу и всякие мелкие конфузы.

Если же говорить в целом,то, думается, на ЖЖ статьи Фёдора Михайловича имели бы крайне высокие рейтинги, а иностранной прессой цитировались бы всегда купированно и не о том.
Фёдор Михайлович, словно малохольный святой, защищает права и достоинства в эпоху тотального хамства.

У вас Гоголи-то как грибы растут

Начну с того, что давно хотел приступить к чтению "Дневника писателя", но всё никак не решался по-разным причинам. Наконец этот момент настал.

Прочел "Приговор" из дневника Достоевского. Поразило больше всего то, что люди не поняли смысла этого "Приговора". Испытал даже некую гордость, мол, я смог понять с первого прочтения, а другие - нет, даже пишут статью ругательную, как г-н Энпе... Да разве видно, что Достоевский испытывает сожаление к этому самоубийце, который во всех своих бедах (в том числе рождении) винит одну лишь природу, которая совсем не при делах. Цель публикования этого "Приговора" - образумить людей, которые делают слишком поспешные выводы и вообще любят парадоксы.

Бедный Достоевский даже разжевывает этот "Приговор", ее цель, хотя это, право, лишнее, ибо все это и так ясно и не требует объяснений. Но Достоевский в таком положении, что нужно непременно что-то сказать.

Для меня было большим открытием то, что Федор Михайлович Достоевский интересуется судебными делами. То же дело о Корниловой; отце, побившем своего ребенка; подробный разбор речи адвоката Спасовича. Всё это поначалу кажется лишним и даже неуместным, ибо что может понимать в юриспруденции инженер (не забываем, что Достоевский выучился на инженера)? Но позднее мы читаем эти строки внимательнее, прислушиваясь к голосу автора, призывающего читателя к добру, ибо

Лучше уж ошибиться в милосердии, чем в казни.

Лично я даже заинтересовался кодексами (особенно уголовными) девятнадцатого века и не мог с равнодушием перелистывать страницы, где повествуется судьба Корниловой, осужденной на каторгу (причем беременной девушки двадцати лет!).

В произведении Достоевского больше всего говорится о деле Корниловой. Он с удивительной справедливостью и добротой относится к совершенно незнакомому человеку: он переживает за судьбу обвиняемой, внимательно следит за ходом событий, готов оказать любую помощь, да даже посещает ее в тюремной камере, что уж там! А нам остается только проявлять глубокое удивление и в то же время искреннюю радость за отсутствие черствости у Достоевского. Кто знает, что бы случилось, если бы он не вмешался? Ведь дело пересмотрели именно из-за его дневника, годе он яро защищает Корнилову и приводит вполне аргументированные и логические доводы.

Прелестнее всего в дневнике воспоминания Достоевского о своем прошлом. Хороши и печальные и даже страшные моменты, связанные с каторгой. Это, конечно же, не может не привлекать читателя, ибо по-своему интересно читать о том, чего никогда не испытывал и вряд ли прочувствуешь на себе.

Самое светлое воспоминание - встреча с Некрасовым и Белинским. Тогда Достоевскому было 22 года, он только закончил свое первое произведение - повесть "Бедные люди". Достоевский был тогда жутким мечтателем и впечатлительной натурой, на которую произошедшее произвело глубокое впечатление. Что же произошло? Некрасов прочел "Бедных людей" с Григоровичем ночью, а рано утром решили бежать к Достоевскому, чтобы разбудить его, ибо это выше сна. Больше говорили о Белинском, которого Федор Михайлович считал грозным и страшным. Но тот был в восторге. Достоевский подводит итог:

Это была самая восхитительная минута во всей моего жизни. Я в каторге, вспоминая ее, укреплялся духом.

Вот это радость! В такие-то моменты понимаешь, каким счастьем служит одобрительное слово твоего кумира.

В заключение хотелось бы добавить, что читать этот дневник стоит тем, кого интересуют рассуждения и мысли Достоевского, и кому не тяжело читать порою слишком протяженные монологи.

Долгое время я искал повода прочитать "дневник". И когда увидел на озоне это издание... Это был сигнал. Двухтомник. Комментарий на 500 страниц. Причем не объясняющий что здесь подразумевалось и что за событие описывалось (хотя и такое было), а представляющий небольшие биографические вставки и подходящие цитаты современников писателя, цитаты из писем самого автора... Вообще это лучший комментарий, что я когда-либо видел. Неспроста в описании говорилось, что это научное издание.

Может сюда добавлено ещё что-то, помимо тех текстов, которые известны как "Дневник писателя", ведь другие издание содержат от 500 до 700 страниц, здесь же около 1100 страниц без комментария. Возможно, в обычное издание не входят статьи, написанные для журнала "Гражданин", а также художественные произведения, опубликованные на страницах "Дневника писателя" ("Кроткая", "Сон смешного человека", "Мальчик у Христа на елке" и др., которые я с удовольствием перечитал).

Когда во вступительной статье я прочитал о том, что Дневник Писателя можно считать прообразом будущего интернета. Меня это, мягко говоря, позабавило. Ну да, можно в чём угодно увидеть, что угодно. Проще всего было бы увидеть прообраз ЖЖ(но все-таки люди веками до этого писали свои дневники, пусть и не публично), но мне сразу же в голову пришёл образ тогдашних газетных срачей между журналистами. И тут в статье "Ряженный" я встречаю ответ Достоевского на критическую статью "священника", который является обычным газетным "троллем". Ответ был крайне остроумен, а в конце в полунамеке называется истинный автор статьи - Лесков. Всё-таки срач в газетных кругах того времени был гораздо изящней. Ведь пусть и писали их бездарности, зато красиво. А тут ещё и представляется увидеть и Достоевского разворачивающего свой писательский талант на этом поприще. Забавно. Хотя конечно глупо видеть в этом прообраз интернета (хоть в бесконечных “кровавых” спорах и являет собой одна составляющая черта его ипостаси). Здесь, как и в интернете, находит свое отражения одна из популярнейших черт человека - это устраивание срача. Хлебом не корми, а дай другого человека назвать мудаком, из-за того, что его взгляды расходятся с твоими. Ведь твои-то взгляды самые верные, честные и истинные. А если человек противоречит "истинным" взглядом, то не дурак ли он случаем? Ведь себя-то дураком как-то и неприлично называть.

Не помню, в какой именно момент я полюбил Федора Михайловича, но любовь моя распространялась не только на его книги, но и на его фигуру, как мне кажется отчасти мученическую, в его взгляды, которые я все же не разделяю полностью, и в его образ мыслей и чувств. Он мне всегда представлялся действительно хорошим человеком, страстнейшим идеалистом и в то же время скромным и почтительным. Да ещё к тому же и рационалистом. Разумным человеком. Становится крайне противно, когда его мешают со всяким полтикообразным бредом, с идеями человеческой нетерпимости.

Сейчас очень модно подписывать Достоевского под свои идеи нетерпимости и ненависти. Достоевского даже называют националистом. Самое популярное обвинение - это конечно ненависть к евреям. Это пока оставим. А обратимся к вопросу национального самосознания и русскости. Сейчас очень модно быть РУССКИМ. Такое чувство, что очень большая часть молодежи неожиданно пришла к очень удивительному выводу: "Я же РУССКИЙ!" И сердце наполнилось гордостию и величием. Да, это Я. Некоторые ребята идут дальше и почитают, что "русским" может быть не каждый русский. Что это право даётся лишь избранным. Которые, по их мнению. "правильно" живут, "правильно" выглядят. Причем же тут Достоевский задумается пытливый читатель.

Иногда добавляется обязательный тезис - "быть православным". Ведь Достоевский видел спасению России (да и Европы) именно в православии. "Кто не православный, тот не русский" - вспоминает кто-то цитату из "Бесов". И люди на этом основании отказывают другим людям в праве на национальное чувство. Прикрываясь тем, что так считал Достоевский - националист и истинно русский человек. Ну да прямо сейчас представляю, как он говорил Белинскому, что он отказывает ему вправе быть русским или кому-нибудь подобному. "Русский" - это уже своеобразная субкультура, а не нация. Причем разбитая на противоборствующие группировки и одна другой отказывает в ”праве быть русским". И эти люди с гордостию почитают Достоевского как пропагандиста идей нетерпимости? Такое чувство, что я с ними читаю разные книги и произведения. Его творчество проникнуто состраданием, жалостью, любовью, как минимум уважением к человеческому существу. Истинно христианскими чувствами. Для кого-то видимо истинно христианским являются - злость и гордыня.

Cтоп-стоп. А как же антисемитизм? Он уж, по крайней мере, ненавидел евреев. Помнится Федор Михайлович писал о том, что одной из особенностей русского народа является то, что он не умеет как следует ненавидеть. Не может этого делать продолжительное время и быстро прощает, и забывает. Это так отступление.

Я давно слышал об этой черте его мировоззрения. Она как минимум занимательна. Ведь он пишет о том, что жидам только дай власть они тут же наполнят Русь развратом и ужасом, и безбожием. Давно читая одно художественное произведение автора (забыл какое) я наткнулся на один момент. Где говорится, что такой-то герой побывал там-то где имел знакомства с различными жидами, жидками, жиденушками и даже евреями. Тут-то мне подумалось, что Федор Михайлович отделяет понятия жидок и еврей. Тут мне подумалось, что он испытывает отвращение к тому, каким родом деятельности занимаются евреи. Ростовщичество, кредиторство. А если припомнить некоторые подробности жизни писателя, то можно и вполне понять его не самое лучшее отношению к людям сих профессий.

Всего удивительнее мне то: как это и откуда я попал в ненавистники еврея как народа, как нации? Как эксплуататора и за некоторое пороки мне осуждать еврея отчасти дозволяется самими же этими господами, но - но лишь на словах: на деле трудно найти что-нибудь раздражительнее и щепетильнее образованного еврея и обидчивее его, как еврея. Но опять-таки: когда и чем заявил я ненависть к еврею как к народу? Так как в сердце моем этой ненависти не было никогда

Однако есть неприятие к "жидовской идеи", которую Федор Михайлович видит в безудержной тяге к обогащению и в стремлении к власти любыми путями. Через подчинение человека в зависимость хитростью, через денежную кабалу и распространение разврата и безбожия. Да только дело в том, что эту самую идею может исповедовать не только "жид". На то она и идея. Опять же он говорит, что евреи очень обособленны от других наций в силу своего "иудейства" и что на всех смотрят свысока... Но я не вижу в этом никакой ненависти и нетерпимости. Конечно, и этого кому-то хватит, чтобы записать Федора Михайловича в антисемиты, особенно для самого антисемита или же для еврея. Мне же этого кажется недостаточным и, зная фигуру и идею Достоевского, у меня уж точно не повернется язык приписывать его в ряды этих почтенных господ.

Но это все отступления. Чем же наполнен “Дневник писателя”? Достоевский пишет о своих воспоминаниях, о своих взглядах, об интереснейших судебных процессах, о внутренних событиях страны и о Восточном вопросе. Как бы это ни было печально для меня, но со временем Восточный вопрос начинает вытеснять все остальное из Дневника Писателя. Конечно, это вполне понятно. Ведь к мучениям единоверцев турками Федор Михайлович не мог не относится никак иначе, как с горячим сочувствием и участием. Ведь здесь был выход для его панславистских идей. К тому же восточный вопрос в результате приводит к русско-турецкой войне. А что может быть более злободневным и актуальным для того времени. Меня же это стало несколько тяготить. Слишком много Восточного вопроса. Хотя он был более чем интересен на первых порах, но когда Федор Михайлович стал уделять ему всё больше и больше места в журнале, то в итоге ему был посвящен почти весь выпуск Дневника. К тому же Достоевский стал повторяться. И это был лишь единственный негативный момент от этой работы. Федор Михайлович уж здесь-то смог развернуться полностью. Коснуться всех аспектов своих убеждений. И это был настоящий подарок почитателю его творчества. Об оторванности “господ” от народа, о том, что в русском народе и коренится истинный путь и великая мудрость, о том, что господам нужно преклонится перед бывшими крепостными, о страшной тяге к сладострастию и страданию… Федор Михайлович такие надежды возлагал на русский народ, так верил в него, что ненароком закрадывается вопрос, чтобы он подумал прожив ещё лет 30 с небольшим… О том, что народ не стал ждать пока “господа” спустятся до их ступени, они решили сами взойти на ступень выше, а высший свет истребить или выселить. Своеобразное решение вопроса разрыва между людьми. А ведь и Достоевский говорит о том, что в народе легко может поселиться идея “отрицания” и коммунизма, а все из-за извечного поиска правды, так присущего русскому человеку.

“Дневник” без сомнений дает огромную пищу для размышления, в особенности для почитателей таланта Федора Михайловича. Не может не радовать, что Достоевский выкраивал время для написания и издания этого журнала, как бы печально не становилось от того, что последний номер ДП датирован январем 1881 года.

P.S.

Я получил сотни писем изо всех концов России и научился многому, чего прежде не знал… Во всех этих письмах если и хвалят меня, то всего более за искренность и прямоту. Значит, этого-то всего более и недостает у нас в литературе, коли сразу и вдруг так горячо меня поняли. Значит, искренности и прямоты всего более жаждут и всего менее находят.

Вот за что я люблю Достоевского, так это за его стремление проникнуть в сущность идей и явлений, в сущность человеческой психологии. За его глубочайшее знание жизни, которое даёт ему право рассуждать о ней и давать свою оценку тем вещам, о которых он рассуждает. За искренность. Замечу, что Достоевский-публицист не менее интересен, чем Достоевский-писатель: в романах его обращение к читателю несколько отвлечённое, опосредованное — такова уж роль автора, и говорит он через своих персонажей; в качестве публициста диалог с читателем у него получается более живым. И скажу ещё, что писать короткие отзывы на его книги не получается. О Достоевском надо именно рассуждать, его надо обсуждать, о нём надо спорить (главное, чтобы спор не дошёл до топоров и медных пестиков). Да и книжка сама по себе вовсе не тонкая.

«Дневник писателя» — это выражение страстного желания его автора общаться со своими читателями напрямую, высказывать свои мысли от собственного лица, вместо того, чтобы вплетать их в сюжет и характеры персонажей своих романов. Он очень часто задаёт самому себе вопросы от лица воображаемых читателей и критиков и отвечает на них, или же отвечает на полученные письма. Он эмоционален, сатиричен, признаёт свою некомпетентность в специальных темах (и тем самым подкупает читателя своей откровенностью), понимает и соглашается с тем, что высказываемые им мнения могут быть приняты далеко не всем читающим русским обществом.

Его занимают самые острые проблемы жизни тогдашнего общества — нравственность, вера и атеизм, крестьянство, молодёжь, революционеры, суд — то есть очень широкий круг вопросов. Его волнуют противоречия, раздирающие русское общество и душу русского человека — противоречие между христианским милосердием и жестокостью, между европейскостью и варварством.

В «Дневнике» несколько центральных тем. Одна из них — это взгляды Достоевского на судьбу русского народа. Ф. М. далёк от того, чтобы идеализировать русский народ и превозносить его над всеми прочими; он просто пытается доказать, что русские имеют право на самостоятельность в развитии, на независимость от чужих идей, на собственную историю, на заявление о себе и своём мнении среди других народов. И экономическое отставание — это ещё не повод говорить об отставании культурном. Он одновременно и апологет, и суровый критик русского народа; он пишет и о его достоинствах (любовь к человечеству, стремление к духовному единению, способность не ненавидеть и не презирать другие народы только потому, что они отличаются от русского), и о его недостатках (склонность к хвастливому вранью, пьянство, нередкое в интеллигентной среде отсутствие национального самоуважения).

Я не хочу мыслить и жить иначе, как с верой, что все наши девяносто миллионов русских (или там сколько их тогда народится) будут все, когда-нибудь, образованны, очеловечены и счастливы. Я знаю и верую твердо, что всеобщее просвещение никому у нас повредить не может. Верую даже, что царство мысли и света способно водвориться у нас, в нашей России, еще скорее, может быть, чем где бы то ни было, ибо у нас и теперь никто не захочет стать за идею о необходимости озверения одной части людей для благосостояния другой части, изображающей собою цивилизацию, как это везде во всей Европе.

Повторяю: судите русский народ не по тем мерзостям, которые он так часто делает, а по тем великим и святым вещам, по которым он и в самой мерзости своей постоянно воздыхает. А ведь не все же и в народе — мерзавцы, есть прямо святые, да ещё какие: сами светят и всем нам путь освещают!

И именно те случаи, когда проявляются эти великие и святые идеалы, привлекают внимание Достоевского. Например, это рассказанная им история Фомы Данилова, которая современному читателю наверняка напомнит историю Евгения Родионова.
Ещё одна характерная черта психологии русского человека, по мнению Достоевского — это склонность к страданию (это заметка «Влас» и несколько других). Эта мысль прослеживается у него и в «Братьях Карамазовых», и в «Преступлении и наказании». Не соглашусь. Да, у нас довольно много людей, в которых эта склонность присутствует. Это страдание жертвенное и, как правило, оно направлено во благо другого человека: «пусть я страдаю, зато вот ему хорошо, значит, я страдаю не зря». Его даже можно вывести как преемственное от страданий Христа, которыми Он искупил грехи человечества. И, как правило, человек страдающий и приниженный у нас имеет больше шансов на доброе отношение окружающих (мы жалостливы), чем человек успешный и гордый. Но это не значит, что все русские люди таковы. Я видел людей целеустремлённых, у которых совершенно другие ценности в жизни, людей действия, склонных принимать решения, а не размышлять. Возможно, замечания Достоевского верны для людей XIX века или же для простого народа этого века, но их нельзя переносить на весь русский народ вообще. Возможно и то, что эти его мысли — это часть того влияния, которое оказали на его мышление годы каторги и ссылки.

Пара слов о позиции Достоевского в споре славянофилов и западников: по его собственной классификации, он славянофил, в основе убеждений которого лежит идея о будущем духовном единстве не только славян, но и народов всего мира («Признания славянофила»). Именно в этом контексте он рассуждает об исторической миссии России в судьбе Европы: русский народ, по его мнению, скажет своё слово — слово гуманизма, терпения к ближнему и прощения. Это и есть идея соборности. Продолжает эту тему он в предисловии к своей речи о Пушкине в последнем и единственном за 1880 год номере «Дневника». Именно тут мы узнаём (неожиданно для кого-то, правда?), что для Достоевского конфликт между западниками и славянофилами — это не поле для идейной или политической борьбы, а ещё одно трагическое следствие раскола между русским обществом и народом и внутри самого общества, произошедшего в результате реформ Петра. И его первый шаг в дискуссии начисто обезоруживает его, казалось бы, противников — так, что они сами подходят к нему и пожимают ему руку. Он признаёт правоту западников; он заявляет, что их стремление к сближению с Европой — это выражение искреннего желания русского народа. В этом — весь Достоевский. Признав общую правоту и полезность действий оппонента, он снимает противоречие, так, что здравомыслящему оппоненту остаётся только признать в ответ, что и он, Достоевский (и представляемые им в тот момент славянофилы), прав, и всё непонимание между ними — всего лишь результат досадного недоразумения. И умнейшие из них так и делают. Остаются ещё, правда, горлопаны, собственных убеждений фактически не имеющие, которые хотят лишь раскритиковать всё, до чего дотянется их язык, и вечно протестовать, неважно, против чего именно.

Осознавая разрыв общества (и себя вместе с ним) и народа, Достоевский настаивает на необходимости их воссоединения. Он пытается найти точки соприкосновения народа и общества:

…наше общество сходно с народом, тоже ценящим свою веру и свой идеал выше всего мирского и текущего, и в этом даже его главный пункт соединения с народом.

По его мнению, ради этого воссоединения именно общество должно признать народную истину, а не наоборот. В то же время он не отрицает и того, что общество, интеллигенция, за века раскола накопили интеллектуальный багаж, который воссоединённому русскому народу будет полезен.

Очень любопытна мысль (не самого Достоевского, а одного из его не названных по имени собеседников) о полезности и необходимости войны. Война, по его мнению — это дело рыцарское, которое пробуждает в человечестве лучшие качества — храбрость, благородство, готовность пожертвовать собой ради общего дела и уважение к достойному противнику. Долговременный мир, наоборот, разлагает общество и приводит его к деградации, к преобладанию в нём эгоистичных и собственнических инстинктов, тщеславия и жажды обогащения, и поэтому он вреден. Что касается войны, то оспорить это утверждение применительно к XIX веку я не смог. А вот для нашего времени это не так. В эпоху тотальных войн на уничтожение и выживание рыцарству места уже нет; остаётся только ненависть и желание рвать глотки врагам, защищая свой собственный народ. Разве могли мы во время Великой Отечественной войны испытывать к немцам что-то, кроме ненависти? Жалость к пленным и побеждённым — возможно (мы ведь вообще народ жалостливый), но уважение к противнику, который убивает детей и женщин, заживо сжигает крестьян и целенаправленно морит голодом целый город — нет. Не будет никакого рыцарства и в Третьей мировой, если она произойдёт — возможность с помощью одного нажатия кнопки уничтожать ракетами города и сотни тысяч людей развитию благородных чувств и качеств никак не способствует. Утверждение же о вредности долговременного мира, пожалуй, верно. Обществу, которое не сталкивается с вызовами, не приходится изобретать ответы на них; а со временем оно теряет способность делать это. Да и Мальтус отчасти прав. Можно вспомнить и то, что патриотическая пропаганда, то есть пропаганда лучших гражданских качеств, в любой стране процентов на девяносто построена на войне — на памяти о последней прошедшей и на ожидании будущей.

«Дневник писателя» подтверждает особый интерес Достоевского к теме детства, который заметен, например, в «Братьях Карамазовых». Здесь можно обратить внимание на посещение им детского исправительного дома («Колония малолетних преступников»), историю сбежавшей из дома девочки («Анекдот из детской жизни») и, в особенности — на выбор им судебных процессов, которые он разбирает на страницах своего журнала: дети фигурируют во многих из них, прямо (дела Кронеберга, Джунковских) или косвенно (дело Корниловой). Почему его так волнует детский вопрос? Я вижу две связанных друг с другом причины — это тревога Достоевского о дальнейшей судьбе русского народа и опять-таки христианская нравственность, лежащая в основе его мировоззрения. Как русского философа, Достоевского заботит, что унесут в будущее современные ему дети и какое общество они построят, опираясь на свои детские воспоминания. Это подтверждают, например, его рассуждения о воспитании детей отцами псевдолиберальных убеждений, которые заключаются лишь в атеизме и отказе от национальных традиций («Жажда слухов и того, что «скрывают»). Естественно, Достоевского волнует, чему вообще доброму, светлому и хорошему такие отцы могут научить своих детей; как правило, они могут передать им только цинизм, невежество и отсутствие нравственных ориентиров. Как христианский мыслитель же он считает, что человек должен быть добрым, честным и искренним. Естественно, именно такими нужно воспитывать детей. А насколько это реально возможно при расцвете пьянства, обмана и жестокости, жадности и жажды обогащения, пусть за счёт других? Какими станут дети, порождённые таким обществом?

Совершенно не правы те, кто считает философию Достоевского пессимистичной. На самом деле, она глубоко жизнеутверждающая; чтобы убедиться в этом, достаточно посмотреть то, что он пишет о самоубийствах. Особенное внимание он при этом уделяет молодёжи. Молодые люди, ещё не узнавшие жизнь во всей её полноте и красоте, испытывающие жажду веры и потребность в идеях, в которые можно поверить, а сталкивающиеся только с цинизмом и безразличием, самоустранением старших от многих проблем — это действительно группа риска. Если мы прибавим сюда переживания от первых попыток любви, зачастую неудачных, то получим по-настоящему убойный коктейль в психике молодых людей. Не всех, разумеется. Кого-то ведь и вправду устраивает жизнь животного — вкусно есть и мягко спать. В этой связи интересен случай самоубийства Елизаветы Герцен, молодой дочери А. И. Герцена, который Достоевский анализирует в одном из номеров «Дневника». Я не буду сейчас говорить о фактических ошибках, которые писатель допустил при разговоре о нём — сейчас важно не это. Герцен, видный публицист и мыслитель, идеи которого, казалось бы, проповедуют общественное счастье, не сумел толком воспитать собственную дочь? Не сумел привить ей любовь к жизни, любовь к своим близким (я намеренно не буду сейчас говорить о религии) — элементарные механизмы обеспечения собственной безопасности от разрушительных явлений в психике? Мне это напомнило случай самоубийства дочери Маркса вместе с мужем, Полем Лафаргом. Лафарги покончили с собой, посчитав, что с приходом старости они стали бесполезной обузой для коммунистического движения. И Ленин, что интересно, их решение поддержал и одобрил. Но одно дело — старики. А Елизавете Герцен было семнадцать лет. Получается, что отец и воспитатель из философа Герцена был крайне плохой.

Думается, Достоевского проблема суицида волнует в первую очередь как мыслителя, опирающегося опять-таки на христианские ценности и идею о бессмертии человеческой души. В то же время, его утверждение жизни основывается на восхищении перед красотой мира и благодарности Богу за то, что он сотворил этот мир для нас таким; социальных причин самоубийств и способов борьбы с ними он не касается.

Немного неожиданным для меня стало внимание Достоевского к вопросу защиты животных от жестокого обращения, который он тоже рассматривает с позиций нравственного воспитания человека. Жестокость в отношении животных Ф. М. прямо выводит из притеснений людей со стороны вышестоящих: получив побои от начальника, мужик, который не может ему ответить, будет бить свою лошадь, чтобы выместить бессильную злобу. А потом жену — потому что она тоже не может ответить. Жестокость к людям, которая распространяется по цепной реакции дальше и дальше — это первая причина. И вторая причина — это скотская, звериная, тупая и варварская сущность некоторых людей, которым в голову и мысль не придёт о том, что своими действиями они заставляют кого-то страдать — телёнка или малолетнего ребёнка.

Большое внимание Ф. М. уделяет развитию судебной системы пореформенной России. Наблюдать, как он размышляет о судах и выставляет напоказ их противоречащие здравому смыслу особенности — одно удовольствие.

Вот человек совершил преступление, а законов и не знает; он готов сознаться, но является адвокат и доказывает ему, что он не только прав, но и свят.

Что бы стал делать у нас невинный без адвоката?

…мерещится нелепейший парадокс, что адвокат и никогда не может действовать по совести, не может не играть своей совестью, если б даже и хотел не играть, что это уже такой обреченный на бессовестность человек, и что такое грустное положение дела как бы даже узаконено кем-то и чем-то, так что считается уже вовсе не уклонением, а, напротив, даже самым нормальным порядком.

Мотивы принятия решения присяжными и нравственная ответственность адвокатов волнуют его самым глубочайшим образом. И в итоге у него оказывается, что адвокат — это профессиональный лжец, изворотливый, мастерски владеющий своими чувствами и зачастую наживающийся на чужом несчастье. И здесь он сознательно уходит от ответа на проблему (сославшись на то, что сам не силён в юриспруденции), предоставляя искать этот ответ читателю.

Вообще, особенность мировоззрения Достоевского — это то, что любые темы, в том числе социальные противоречия, он анализирует в первую очередь через призму нравственных установок. Это ещё одно проявление христианской основы его философии. В принципе, иногда это можно рассматривать как уход от проблемы, а не её решение: вместо того, чтобы предлагать пути решения проблемы, он начинает рассуждать, как грешны люди, эту проблему породившие; для устранения же противоречий, по его мнению, достаточно взаимного прощения и искренней доброты друг к другу. А вот мысль об общем падении нравственности, разврате, распространении в народе жажды богатства не производит впечатления глубоко продуманной. О чём-то похожем писали ещё древнеримские историки, пытаясь объяснить кризис своего общества. Здесь заметен пессимизм Достоевского, который иногда прорывается сквозь его глубокую веру в человека.

Есть и более мелкие темы, о которых мне тоже хочется сказать несколько слов. Очень любопытно читать, как Достоевский мастерски унижает литературных критиков, акцентируя внимание на их невежестве, поверхностности их знаний, которые попросту надёрганы у других авторов (апрельский номер 1876 года). Людей, которые говорят на смеси французского с нижегородским («Русский или французский язык»), уже нет — они исчезли тогда же, когда исчезло породившее их старое общество. Однако склонность к неуклюжему позёрству процветает и сейчас. И проблема засилья иностранных слов в речи наших людей по-прежнему актуальна. Причём большинство из тех, кто активно, по поводу и без, разбавляет свою речь иностранными словами, и английского-то толком не знают, и делают это исключительно из-за желания выделиться. И об этом (о желании всех и каждого обособиться от остальных) Достоевский, кстати, тоже говорит («Обособление», март 1876 года).
Очень и очень часто автор «Дневника» говорит о русских женщинах. Он полагает, что духовно-нравственное развитие России в будущем (по отношению к XIX веку) во многом будет определяться именно женщинами. Если мы вспомним о тех усилиях, которые русские женщины XX века вложили в развитие страны, в победу над Германией, в восстановление хозяйства после войны, в воспитание детей, оставшихся без отцов — нам останется только согласиться с автором. Что касается Достоевского, то иногда его заявления о женщинах сложно назвать даже восхищением — это уже какое-то преклонение. Думается, что здесь сказалось семейное счастье со второй женой.

Как-то слишком много я написал. Зато действительно полностью выразил свои впечатления, да и книга ведь немаленькая. Что можно сказать в заключение? В «Дневнике писателя» Достоевский предстаёт человеком неожиданностей для тех, кто не слишком хорошо знаком с его творчеством и судит о нём по расхожим стереотипам. Говорят — консерватор, почвенник, православный ретроград, дружил с Победоносцевым, пишет про убийства, роется в грязных кишках человеческих душ. А в «Дневнике» Ф. М. призывает к доброте и гуманности, протестует против телесных наказаний для детей, против издевательств над животными, отстаивает право женщин на образование. С идеями Достоевского можно не соглашаться, с ним можно спорить; но огульно критиковать его могут лишь те, кто его и не читал вовсе. Во многом, именно в «Дневнике» нам открывается подлинное лицо Достоевского — лицо искреннего гуманиста и человеколюбца.