Рецензии на книгу «Белый шум» Дон Делилло

Мама, мы все в телевизоре!

Большинство людей любит антиутопии, очень хороший жанр для того, чтобы сравнить описанное автором с реальностью за окном (телевизора), порадоваться, что у нас еще не так плохо, ужаснуться, к чему все идет (по Первому каналу). Гораздо меньше читателей любит фантасмагории, сложно разобраться, сложно проникнуться стилем. Закономерно, что союз этих жанров найдет мало читателей. Придет домой мужчина среднего возраста и заработка, переоденется в спортивный костюм, усядется на любимый диван, и что возьмется за «Белый шум» что ли, нет уж, скорее включит любимую «Большую стирку» на федеральном канале. И побежит к нему, танцуя на электромагнитных волнах, информация о мире, в котором он живет, и будет он доволен жизнью, ужином и женой, выпьет пива и никаких мыслей о смерти (недолго). А ведь «Белый шум» даже не антиутопия и не фантасмагория, хотя несет в себе черты и того, и другого. Все равно, не берет и не читает, а мог бы и прочесть. Читает-не читает. Все равно умрет: тупая боль слева от грудины, под третий бокал пива и внимания не стоит, а потом не довезли до реанимации. Все умрем (голосок из-под шкафа). Песенка в моих наушниках: «Друзья, давайте все умрем», мне электромагнитные волны несут порцию позитива (ля-ля-ля) от «Аквариума». Что там еще БГ поет: «долгая память хуже, чем сифилис»? В узком кругу воспоминаний плетет свою долгую нить паук, набрасывает кружево на портрет Гитлера в красном углу. В красном – святотатство. Значит, против Гитлера не возражаете? Тоже фигура 20 века, а ведь объединить душ с газовой камерой – даже не его идея. Массовая культура во главу угла поставила фастфуд, быстро разморозил и поел. Гитлер так Гитлер, вещайте нам на подвывающем немецком. Здравствуйте, дети, сегодня я расскажу вам про Мэрилин Монро. На нее мастурбировало не одно поколение. И что такого? Не на Гитлера же! Вы знаете, сколько средний американец проводит времени в автомобиле? Вы знаете, сколько средний москвич раздражается на окружающих в метро? Приходите на наши курсы по правильному дыханию, мы вас научим ровно держать спину под бодрый речитатив радиопрограммы «Занимательные факты». И что интересно, «Майн кампф» из под полы больше никто не продает, хотя он и запрещен в России (упоминать ведь можно?). Если что, я не читал и не собираюсь, это все Деллило, он придумал историю про человека, который преподает гитлероведение и боится смерти. А кто не боится, в самом деле? Вот была бы таблеточка, проглотил – и нет страха, пошел и повесился на смоковнице. Или живешь дальше, сносишь ложное величье правителей. Вот была бы у Шекспира такая таблетка, разве написал бы он Гамлета? Да ни в жисть. И про полную шума и ярости, не имеющую смысла не написал бы. Как писать про жизнь, не боясь смерти? Никак. Если вокруг тебя все белое, значит, ты застрял на одной шахматной клетке, пора бежать в два раза быстрее. Жизнь – не шахматная партия! А что смерть что ли партия? Белый танец, где приглашает всегда дама (с косой до пояса). Давайте рассуждать про жизнь! Дети (цветы жизни), пока не знают про смерть – дети, пока не погибли под колесами автомобиля – цветы, как только познали светящийся экран – продукты масскультуры, никуда не денешься. Может быть, мы все живы ровно на столько, сколько нас показывали на телеэкране. Вас ни разу не показывали? А с чего вы вообще взяли, что вы живы? Ах, чувствуете (запах воздушнотоксического явления), ну это все могут, но ведь жизнь – это что-то другое. Таблетка от страха смерти прекрасна, можно еще таблеток наделать от любви, от волнения, от смеха и слез. Что там Кант (не) писал? Последовательно отнимайте у человека все, что есть в нем человеческого – эмоции, страхи, мысли, стереотипы поведения и тогда останется нечто, что вы уже не сможете отбросить. Это и будет белый шум. Как-то так. А мы все умрем, электричество выключат – и все. Живите с этим.

…деконструкция бессознательного…

…тяжеловесный (…десяток Симмонсов, до полудюжины МакКарти, пара Воннегутов, полтора Филипа Дика…) американский маэстро прозы Дон Делилло за свой «Белый шум» получил небезызвестную Национальную книгопремию США 1984-го. Роман тоже вышел крупногабаритным. Не по тоннажу — всего-то 0,78 стивенкинговского «11/22/63» — по перевариваемости и наполнению. «Изысканная социальная сатира! Изящнейший роман автора!» — сахарными лозунгами вещает издатель в предисловье. Но, не в этом же, в самом-то, дело: количество в полдесятка псевдосюжетов-обманок и целые гроздья несуществующих полунамёков (…на глянцевой бумаге рекламных проспектов, конфетных обёртках, в радиопередачах, содержимом мусорных контейнеров и просто в соседских шушукающихся пересудах; причём не ясно, какие из них присущи объективной реальности, а которые проявляются чаще всего именно вместе с реактивными психозами…) смотрятся куда как внушительнее…

…знакомство с сюжетом «Шума» со слов — жутко невыгодное вложение времени. Ведь здесь в университетах официально и на полную ставку преподают популярную культуру, гитлероведение и светлые радости. При этом герои постоянно (…читай — при каждом удобном случае…) рассуждают о смерти и к ней же готовятся. Седеющие посланники костлявой являются в застёгнутых наперекосяк пижамах легчайшего гонконгского флиса. Сплошь и рядом попадаются микробы, питающиеся облаками. Застенчивые фрукты на прилавках. Схлопывающиеся от гравитации таблетки. Намеченные на июнь ядерные взрывы. Материально-вещественное выражение белого шума проявляется в романе неким воздушно-токсическим явлением — техногенная катастрофа конденсируется внушительных размеров «саморазрастающимся» облаком ядовитых испарений. На этом-то многообразии и происходит фоновое размытие границ идентификации текста: пространство наполняют бесцветные шумы, трудноразличимые и исходящие неизвестно откуда; на полках магазинов возникают белёсые продуктовые упаковки, яркие цвета с которых отправились на фронты не объявленной Третьей мировой, а прозрачное «сейчас» успевает исчезнуть из реальности прежде, чем полностью сойти с произносивших само это слово уст. Делилло окунает читателя в «магию и ужас Америки», которые оказываются тонкой гранью между манией и фобией смерти. Удовольствие от сытого достатка, благополучия и довольства по жестокой иронии безостановочно подпитывает первобытный страх перестать быть и, соответственно, всех перечисленных благ лишиться. Выходит бесконечный взаимопроникающий круговорот, по контуру оборачивающий резонный вопрос: действительно ли можно обладать ложной способностью восприятия иллюзии?..

…текст Делилло — многоразового применения. Его можно (…по усмотрению — нужно…) перечитывать. Всякая новая встреча неизменно производит яркое впечатление. Не то, что бы раз за разом стремительно приближая истинное понимание заложенных метафор и смыслов, нет. Не совсем, вернее. Композиционный отвар, не смотря на явную сатиричность и кажущуюся комичность, слишком уж наварист; сам Делилло сегодня уж тут ногу сломит. Да и не в окончательном и безупречном понимании соль. Однократное потребление внутрь «Шума» полноценными дозами во весь объём ценно в первую очередь обретением новых воспоминаний. Звучит, конечно, как заголовок жёлтой прессы. Из тех, что с навязчивой безвозмездностью раздают в метрополитенах брошюрами всклокоченного вида бледноватые личности с полыхающими нездоровым пламенем очами. Но, при персональном, непосредственном опыте — всё именно так и есть. И это один из тех редких нонсенсов, в которые действительно стоит поверить на слово. По крайней мере — на первых порах…

…«Шум» это крепчайшая — критик носа не подточит — предельно высококалорийная, словно вываренная в меду и настоянная на молоке, проза. Роман-опыт, роман-исследование. В нарративе нет ни одного лишнего языкового пассажа, ни одной забытой стилистической шероховатости. От слов «вообще», «совсем» и «полностью». Двояковыпуклая (…с одной стороны — гранит романа, с другой — его полная дереализация; пространство текста повсеместно теряет ясность и расплывается…) линза «Шума» имеет идеальную огранку и математически выверенную шлифовку. Делилло заставляет прежде всего опытного читателя натурально пучить от удивления глаза: фигуры высшего композиционного пилотажа следуют одна за другой. Например, здесь практически нет настоящего времени. Исключительно или уже свершившееся, либо только ещё наступающее. Делилло обладает великолепным языковым слухом и чувством объёмной образности: «…вереница машин издали убаюкивает нас неумолчным шумом, подобным невнятному гомону душ усопших на пороге сновидения»; «Всё громадное пространство оглашалось эхом такого сильного шума, словно там вымирал целый биологический вид крупного рогатого скота»; «Всю ночь в сны врывалась метель, а наутро воздух сделался прозрачным и неподвижным». Некоторые сентенции — так прямо и просятся на роль главного манифеста техногенных фобий: «Чем больше прогресс науки, тем примитивнее страх»; «Семья — колыбель всемирной дезинформации»…

…присутствует тут и такой момент: есть тексты с неким подтекстом; а есть и другие, которые сами — один сплошной подтекст. «Шум» как раз из второй группы. Читать его от нечего делать не стоит — глаза расшибёте. Делилло он такой, гхм, крайне равнодушный к читательскому комфорту писатель: с него слезешь ровно там же, где и сядешь. Как вариант, открыть данный томик можно для утоления естественной жажды познания: откуда появились, к примеру, писательские приёмчики частично упомянутых в самом начале Симмонса, Кунца, Кинга, Коупленда, Эллиса и ряда прочих примыкающих. А вот внимательный читатель, вооружённый умозрительным красным для пометок, на полном серьёзе рискует прямо-таки в тексты Деллило и влюбиться. Ведь он, без профильного литераторского образования, напропалую, в течении десятков лет один за другим выдает на гора, аки взаправдашний стахановец, мощнейшие американские, и даже — англоязычные тексты современности. Даром что ни к Нобелю, ни к Пулитцеру, ни к даже к какому Букеру завалящему до сих пор не представлен. Хотя — пустое это: лет, этак, через семьдесят-девяносто о дружных наградных шестёрках коротких списков никто, кроме засыпанных пылью архивариусов, и не вспомнит. А по Делилло в старших классах средних школ и на всех курсах лингвистических вузов будут изучать штатовскую литературу двадцатого века. Хотите, побьёмся об заклад?..

Итак, "Белый шум" Делилло.
Ну как же я могла не прочесть этот роман, если он у меня аж в 5 списках фигурирует, включая 1001 книгу, 100 лучших романов 20 века на английском, и главное - входит в списки для чтения моего любимого литературного критика, замечательного Гарольда Блума.

Недавно слышала мнение, что Делилло умеет говорить просто о важном.
О важном - да, просто - нет. Постмодернизм Делилло совсем не прост, он стилизован под простоту, но совсем совсем не прост.

Я вижу в этом романе три уровня - философский, интеллектуальный и эмоциональный.

Делилло дает интересный и точный анализ современного общества, общества потребления, и возможно здесь действительно сказывается влияние философской работы Бодрийяра "Общество потребления", о которой я написала тут
Например, стилистически прекрасно сделанная сцена в крупном торговом центре , где героя романа впервые наконец-то охватывает страсть шопинга (о как давно его родные ждали этого момента!), явно перекликается с той частью работы Бодрийяра, где он анализирует торговые центры и их роль в современном обществе потребления.
Темы роли и места телевидения, радио, средств массовой информации и рекламы в обществе потребления тоже очень сильно перекликаются с идеями Бодрийяра.

Адекватно рассказать об этом романе сложно. Наверное поэтому здесь только одна, и что показательно, отрицательная рецензия. В инете тоже мало чего находится, в основном отрицательные отзывы. Наверное это потому, что гораздо проще рассказать о том, чем не понравился этот роман и в чем его слабости, чем адекватно объяснить, чем же он силен.

Кто-то называет этот роман абсурдисткой драмой с сатирой на университетскую жизнь, кто-то - абсурдистской комедией с сатирой на семейную жизнь, кто-то антиутопией, кто-то фантасмагорией. Во всех этих оценках есть своя доля правды. Роман сложен, многопланов, неровен по своей стилистике, и неоднозначен. Некоторые моменты просто гениальны, некоторые скучны, затянуты, сентиментальны и утрированы.

Итак, жил да был Джек Глэдни, профессор в маленьком провинциальном американском колледже, создавший себе кафедру исследований Гитлера, и успешно ее возглавляющий. Джек женат в пятый раз на своей первой (или второй, не помню) жене, в их многочисленном семействе 4 постоянно проживающих ультра-современных отпрыска (образы детей очень понравились), несколько бывающих наездами детей от других браков, и время от времени появляющиеся и исчезающие бывшие жены и мужья.

Джек очень боится смерти, и, как выясняется впоследствии, его жена тоже. Тема смерти и вечно присутствующего "белого шума" смерти одна из главных в романе, и эта тема разработана Делилло мастерски и стильно.

В какой-то момент к темам потребления, СМИ и университетской жизни, добавляется тема апокалипсиса, случается экологическая катастрофа и вот мы уже из сатиры оказались в некоторой антиутопии и своего рода трагедии.

Но потом все возвращается на круги своя, и мы опять в сатире, комедии и очень умном повествовании.

За интересные темы и стилистику романа я бы дала 5 баллов, но из-за некоторых слабых мест, это все-таки 4.

"Белый шум" - постмодернисткий знаковый, современный, стильный, умный роман. Рекомендую.

The question of dying becomes a wise reminder. It cures us of our innocence of the future. Simple things are doomed, or is that a superstition?

Memento mori, ну или не memento

Да, человек смертен, но это было бы еще полбеды. Плохо то, что он иногда внезапно смертен, вот в чем фокус! (Михаил Булгаков "Мастер и Маргарита")

Жизнь - опасная штука, от нее умирают. (Из народного фольклора)

Человек смертен, но, к счастью, он этого не понимает. Думается мне, что из всех страхов, которые преследует наши сознания и подсознание, страх смерти занимает одно из последних мест. Просто потому, что осознание, что ты смертен, не просто "люди смертны", а смертен именно ты, приходит к человеку лишь под самый занавес или не приходит вообще. И это величайшее благо, ибо жить с осознанием того, что все это когда-нибудь ( в любой момент) закончится, невозможно. Писатель Дон Делилло провел эксперимент: взял двух вполне обычных людей, женатую пару, наделил их вот таким осознанием смерти и посмотрел, что из этого получится.

Джек Глэдни - профессор в университете, специалист по Гитлеру. Его жена Бабетта - домохозяйка, на добровольных началах читающая слепым и преподающая правила осанки старикам. Вместе они воспитывают четверых детей от предыдущих браков и очень любят делать покупки в супермаркете. Они уже много раз состояли в браке и разводились, но наконец обрели друг друга и планируют остаток дней провести вместе. Вот только сколько кому осталось? Кто уйдет первым, а кто будет доживать свою жизнь в одиночестве? И что страшнее - уйти или остаться, умереть или жить?

Дон Делилло - чудесный тролль, в своем произведении развенчивающий множество стереотипов и установок, которые живут у нас в голове. Как часто люди говорят друг другу "Я бы хотел умереть первым, я не мыслю своей жизни без тебя"? Очень часто. Как часто они при этом лгут? Всегда. Никто не хочет умирать. "Лучше он, чем я", говорит Делилло устами одного из своих персонажей, коллеги Джека Марри Сискинда (черт, заглянула на инглиш версию Википедии и узнала, что парня звали Мюррей. Не надо так). Мне безумно понравилась мысль о том, что маленькие дети отличаются от остального населения Земли тем, что не знают о существовании смерти вообще, поэтому у них совершенно другое восприятие мира и поэтому длительное общение с детьми может положительно влиять на психику. (Уверена, что загнанным мамочкам найдется, что возразить))) Я просто влюбилась в тонкий сарказм мистера Делилло и его чудесный юмор. Юмор, знаете, не из тех, после которых держишься за живот и утираешь слезы. Это вам не Джером К. Джером и не Том Шарп. Здесь такого уровня шутки, что вы улыбнетесь про себя и слегка зажмуритесь от удовольствия. Я просто обалдела от количества тем, поднимаемых автором в сравнительно небольшом произведении. Помимо страха смерти здесь и общество потребления, и массовая культура, и тема семьи, и отцы и дети, и чего здесь только нет. Мне немного не хватило сюжета, но он здесь в принципе не важен. Мне даже больше понравилось, когда автор его из себя не вымучивал. Просто люди, просто живут, просто ходят по магазинам, просто смотрят телевизор, просто едят фастфуд в машине, просто любят, просто умирают.

Дальше жить

Посвящаю переводчику Виктору Ильичу Когану, который перевёл этот монументальный труд так, что Делилло почти не потерял своей делиллости и я имею возможность читать этот великий во всех смыслах роман и думать, что я и сама переводчик, но почему-то в жизни занимаюсь в итоге не тем. В этом году переводу исполняется 15 лет, Когану – 69 лет, а Дону Делилло – 82 года. Что-то это да значит. Магия чисел. Приятные поводы. Талантливые люди. По телевизору так и сказали.

Все темы в искусстве – о смерти или о любви. По большому счету, тут даже не нужно вспоминать про столько-то мировых сюжетов, по которым можно разложить всю мировую литературу как пасьянс – и Жорж Польти, и Кристофер Букер, и четыре сюжета Борхеса здесь не нужны. Любовь спасёт мир, но жизнь - тлен, смерть неизбежна. Не удивительно, что именно «Белый шум» стал для Дона Делилло «прорывом к читателю», как любят писать критики – в самом деле, чем же ещё прорываться, как не извечной темой о смерти, которую все боятся?

Главный герой «Белого шума» Джек Глэнди живёт в маленьком американском городке Блэксмит, и у него всё как положено – дом, машина, семья, телевизор. С супругой по имени Бабетта они вместе растят всех своих детей от разных браков (у Джека их, к примеру, было пять). Американская мечта во плоти - наконец-то любовь до гроба, традиционные поездки в супермаркет по выходным, семейные ужины с беседами о разном, успешная карьера. Джек работает на кафедре гитлероведения – где, понятно, изучает Гитлера, как блоху под микроскопом. У нас бы такой специалист не вылезал из ток-шоу «Пусть говорят», но у Делилло Джек ведёт вполне размеренный образ жизни и самое экстравагантное, что он делает - вылезает на крышу посмотреть в бинокль на внезапную аварию, где столкнулись две цистерны, из-за которых над городом повисло загадочное и, разумеется, ядовито-смертельное облако.

После этого события, впрочем, экстравагантные поступки Джека не кончатся. Как выяснится позже, облако содержит в себе такие вещества, которые разрушительно влияют на психику человека - помимо прочего, он начинает думать о смерти, а потом и правда должен умереть. Но это не точно.

Дон Делилло – известный бытописатель американских нравов. Говорят, что никакой другой писатель не чувствует Америку так, как делает это он – словно бы он ментально подключён к какому-то радио-каналу, который транслирует ему прямо в мозг все внутренние колебания страны. Разумеется, имея такой приёмник, Делилло заодно стал ещё и пророком, регулярно предсказывая в своих книгах то волну террористических атак, то конкретно – 11 сентября 2001 года, то вот – сибирскую язву.

«Белый шум» - удивительно смешная книга. Из каждого угла здесь слышен телевизор, который говорит какие-то буквально пророческие, но при том совершенно бессмысленные фразы: «Третья мировая война случится из-за соли», «кредитки это очень увлекательно» и прочее. Телевизор или радио врываются в каждую главу, как сумасшедший депутат на трибуну, который начинает нести какие-то глупости невпопад, но все его заворожено слушают. Словно подчёркивая нелепость этих изречений, Делилло иронизирует в сцене, где в бормотании дочери во время сна герой пытается разобрать что-то важное, узнать, что ей снится, но слышит в итоге только «тойота-селика». Пустота, подделка, мыльный пузырь - таково сакральное знание поколения белого шума, жвачки для мозга, последняя инстанция о правде, жизни, любви, и, конечно, смерти.

В городок, где наконец-то случается что-то ужасное, не едет телевидение, на что тут же откликается один из сердобольных жителей. Мы же заслужили свою порцию внимания! - кричит он. Мы хотим отмахиваться от них, закрывать свои ставни и всё такое прочее. Но средства массовой информации игнорируют национальную катастрофу, запертую в мелком городке, где ничего никогда не происходило, и жители страдают от того, что их минута славы, кажется, обходит их стороной, великий бог с уловным именем «Panasonic» не покажет ни одного сюжета, а ведь чего тут только не творится - ходят слухи даже, что в ядовитом облаке уже несколько штук НЛО, что люди уже начали умирать, что всё так плохо, что пора, пожалуй, объявлять городскую эвакуацию и в панике бежать. В реальные моменты катастрофы люди начинают думать «ой да ладно, не так уж и воняет» и никуда не бегут, что традиционно отсылает мыслями к моментам, с которыми сталкивался каждый: звук пожарной тревоги или сирены эвакуации и отсутствию любых действий, ведь с нами никогда ничего такого не может произойти, а когда происходит, не поражает никого настолько, как это мог бы сделать телевизионный сюжет.

Собственно, помимо телевидения у жителей Блэксмита есть и другая религия. Они не ходят в церковь, но в выходные у них обязательный поход всей семьёй в супермаркет, место, где можно встретиться с соседями, обсудить последние новости и, конечно, испытать благоговейный трепет перед идеальными рядами консервированного горошка и услышать голос с небес, вещающий о чём-то важном. Карты не принимаются. Пройдите к кассе. Потерялся ребёнок. Эпоха потребления исключает каноническую религию из картины мира – здесь даже монашки не веруют в бога взаправду, оставаясь обязательным ополотом гармонии мира и верят во что-то просто потому, что обязаны. Ничего святого, ориентиры давно сбиты, даже для того, чтобы действительно понять, идёт дождь или нет, нужно послушать радио – вид за окном может соврать. Сын Джека переписывается с убийцей, который сидит в тюрьме - ну а что поделать, он же не виноват, жизнь в какой-то момент дала сбой. Родители периодически теряют своего самого младшего сына Уайлдера - при этом, Бабетте, которая начинает панически бояться смерти, с ним совсем не страшно. Дети просто не знают о смерти всё - даже в сцене, где Уайлдер рискуя жизнью, буквально игнорирует все мыслимые и немыслимые законы о безопасности, станет ясно, что это незнание о смерти как таковой - вообще едва ли не магическая таблетка, презирающая такое понятие в принципе. Опасность не касается маленького ребёнка, для которого самая драма - падение с велосипеда.

Отношение Делилло ко смерти такое же пренебрежительное, если не сказать более – написав о ней целый роман, он унижает её и вообще исключает из событийного контекста. Джек, вдохнув «ядовитые» газы, узнаёт, что смерть у него теперь внутри и он умрёт, но когда - неизвестно, может быть, лет через тридцать. Ирония, подобная типичной телевизионной мишуре или магазину на диване - смерть и так уже с рождения внутри нас, и мы точно так же не знаем, когда умрём. Герои носятся с этой смертью внутри себя как с писаной торбой, бегают по врачам, пьют плацебо, разбирают вещевые завалы дома, думают о здоровье - о боже, ведь мы, в самом деле смертны, вот так новости! Что бы мы делали, если бы не облако? Неужели жили бы вечно?

«Белый шум», в общем-то, намекает на это - и мыслью о том, что «дети» равно «жизнь», и тем, что бессмертие это просто отсутствие страха перед концом. Все эти рассуждения удивительно точны, и нет наверное более жизнеутверждающей книги, с этими бесконечными разговорами о жизненных нелепостях, бытовых глупостях и о том, что сказали в телевизоре. Главное - это, в конце концов, то, чтобы было с кем посмотреть на потрясающе красивый закат, даже если знаешь, что когда-нибудь умрёшь. Возможно, от этого он покажется тебе только в сто раз красивее.

Тяжело иногда читать хорошую книгу. Именно по причине того, что она так хороша. Читаешь и истово хочется пойти побегать, бывало у вас такое чувство? Или побродить по комнате, отталкиваясь от стен, туда-сюда. А потом (чисто сэлинджеровское) позвонить автору и сказать: "ЧУВАААААК". Но я очень стеснительный невротик. Люди, которыми я восхищаюсь или интересуюсь, должны как-то сами это смекнуть. Так что, Делилло, пойми меня правильно. Да и разговаривать по телефону я не люблю, если честно. Совсем. А вот большие супермаркеты люблю. Я раньше всегда писала это в "о себе": люблю большие супермаркеты. У Делилло тоже интересный опыт осмысления супермаркетов, очень. Что еще? Да, врачи. Знаете, врачи бывают очень красивыми, прямо как в сериалах. Красивые врачи в красивых клиниках. В некрасивых клиниках некрасивые врачи. И у врачей есть то, что я называю The Look - когда человек смотрит на тебя очень внимательно. Никто не смотрит на тебя так внимательно, как врач, вышедший из операционной. Позже я даже попыталась вспомнить, встречался ли мне еще хоть раз в жизни такой внимательный взгляд, оказалось, что да. Три года назад, летом, после спектакля мне немного курилось неподалеку от здания театра, ко мне подошли двое мужчин, один из них попросил зажигалку. Я искала зажигалку, а он смотрел на меня очень внимательно. The Look. Я подумала: "ого". Возможно, этот мужчина был врачом, кто знает. Да. Белый шум. Есть распространенное мнение, что если у вас бессонница, хорошо получится засыпать, слушая белый шум радиостанций. Так вот, если у вас бессонница, это не помогает. Не помогают записи пения китов. Звуки природы. Не помогают даже некоторые снотворные препараты. Обычно говорят "да, я тоже плохо сплю", а тебе хочется сказать что-то про пытки депривацией сна, про сумасшествие и "копии копий копий", но ты хрипло выдыхаешь и больше ничего. Бессонница и депрессия - две вещи, которые люди не понимают, если только не переживают сами. О чем это я? Да, смерть. Совсем недавно я решила поинтересоваться, сколько лет было Уоллесу, когда он покончил с собой. 46. "Ни хрена себе", подумала я. Целых сорок шесть лет. В два раза больше, чем мне. Это много, очень много. Понимаете, о чем я?
Хорошо бы написать книгу про смерть. Как Делилло. Спокойную книгу про смерть с внимательным взглядом. Голографическую книгу мертвых.

Да, ещё Делилло здорово пишет про немецкий язык.

Обложка предвещала знатный хоррор. Рецензии - необычное и многообещающее чтиво. Аннотация из магический список из 1001 книги - так вообще классику. Мне бы насторожиться еще в тот момент, когда роман, написанный меньше, чем полвека назад величают классикой. Но не тут-то было. Непуганые крокодилы во мне победили, и героическое, но в тоже время неимоверно скоропостижное знакомство с Доном Делилло все-таки произошло.

Во-первых, абсолютно неожиданно выяснилось, что сюжета как такового у книги нет. Есть Джек, преподаватель с кафедры гитлероведения, живущий с очередной женой Бабеттой и кучей их детей от предыдущих браков. Но на этом связное повествование обрывается, и начинает драма в лучших традициях столь нелюбимого мной абсурдизма. Во-вторых, весь этот абсурдизм автор приправляет страхом смерти и бессвязными размышлениями героев на эту тему. Но на этом винегрет не заканчивается - один росчерком пера (ах, простите, авторучки), героев вместе с читателями автор отправляет сначала в эпицентр экологическое катастрофы, а потом сделав небольшую остановку в постапокалипсисе, забрасывает в антиутопию. А оттуда как ни в чем не бывало возвращает на сцену театра абсурда. И хитренько поглядывает из зрительного зала на сцену, как бы прикидывая: а не забросить ли их теперь высаживать яблони на Марсе?

Хотя порой проскальзывают (но крайне редко) интересные мысли, читать и перечитывать эту оду смерти не хочется совсем. Лев Данилкин очень правильно охарактеризовал Делилло, назвав его писателем для писателей. Я бы еще добавила, что роман может быть интересен литературным критикам и считающим себя таковыми, любителям искать смысл даже там, где его нет. Или он спрятан под таким количеством фобий и параной, что дядюшка Джойс нервно курит трубку.

Вердикт - на очень редкостного любителя.

081/300

Синестезия, или объединенная жизнь чувств и воображения, долгое время казалась западным поэтам, художникам и вообще людям искусства недостижимой мечтой. В восемнадцатом веке и позднее они с горечью и тревогой смотрели на фрагментированное и истощившееся воображение западного письменного человека. Таков был пафос Блейка и Патера, Йейтса и Д. Г. Лоуренса, многих других великих людей. Они не были готовы к воплощению своих грез в повседневной жизни, произошедшему под эстетическим воздействием радио и телевидения. Тем не менее эти массивные расширения нашей центральной нервной системы окутали западного человека ежедневным сеансом синестезии. Западный образ жизни, ставший итогом многовекового жесткого разделения и специализации чувств, над коими иерархически возвышалось визуальное чувство, не способен отменить радиоволны и телевизионные волны, размывающие великую визуальную структуру абстрактного Индивидуального Человека.
Маршалл Маклюэн. Понимание медиа: Внешние расширения человека

Америка — не сновидение, не реальность, Америка — гиперреальность. Она гиперреальна, поскольку представляет собой утопию, которая с самого начала переживалась как воплощенная. Все здесь реально, прагматично и в то же время все погружает вас в грезу. Возможно, истина Америки может открыться только европейцу, поскольку он один в состоянии найти здесь совершенный симулякр, симулякр имманентности и материального воплощения всех ценностей.
Жан Бодрийяр. Америка

Когда-то, на заре своей юности я посмотрел фильм "Святоша". Наша Россия к тому времени сильно изменилась. И если в 1959 великий Габо удивлялся отсутствию рекламы кока-колы в СССР, то в новой стране 90-х экраны у нас были сплошь забиты мыльными операми, второсортными массовыми боевичками, массовыми сеансами гипноза и представлениями товаров практически всего. На тот момент "Святоша" представил некую иную, забытую реальность, этакий современный Кнульп путешествовал и проповедовал, заставлял людей отрывать пятую точку от диванов и своих зомбоящиков.

ТВ стало для людей воплощенной утопией (перефразируем Бодрийяра), местом эскапизма многих и многих адептов новой гиперреальности (кстати, интересно было бы вспомнить здесь культовую картину Аронофски "Реквием по мечте", где одна из героинь подсела на ТВ и наркотики в погоне за своей утопией). Но по факту эта розовая копия нашей жизни всего лишь временно снимает симптомы, но не лечит. Люди со своим сложным психическим устройством, со своими чувствами, страхами, проблемами пусть и находят отдушину, но все больше отчуждаются друг от друга и от самих себя.

Потребление у нас – прежде всего удовлетворение искусственно созданных прихотей, отчужденных от истинного, реального нашего «я». (Эрих Фромм. Человек одинок)

И один из самых древних первобытных страхов, на котором акцентирует внимание Делилло - страх смерти. Большинство персонажей романа находятся в его власти (кроме разве что Уайлдера, который ещё слишком мал). Бабетта пытается избавиться от него с помощью таблеток, но настоящий страх возникает лишь тогда, когда примерно известно время смерти, когда случается катастрофа (правда, даже тут для людей общества потребления симуляция катастрофы реальной самой катастрофы, а последняя лишь повод для первой). Пусть, конечно, у Джека Глэдни - мужа Бабетты - дата скорее предположительная, теоретическая, но уже более реальная из-за обнаруженных в крови токсинов. Так как избавиться от страха нет возможности, а вера в неё есть, то герой совершает симуляцию акта смерти, причем не своей (по философии Марри - коллеги Глэдни - это может быть способом избавления от страха). Но внешние методы здесь бездейственны, и единственный способ не иметь страха - не знать ещё о смерти, как не знал маленький Уайлдер. И в этом плане Делилло нарисовал гениальную, органичную концовку, противопоставив бесстрашного малыша и его поездку на велосипеде через проезжую часть задумывающимся о смерти героям.

"Белый шум" - один из известнейших романов Дона Делилло. Его можно почитать для разнообразия, чтобы поупражнять мозг чем-то непривычным и почувствовать, что слегка поумнел, но в плане удовольствия постмодернизм - штука очень на любителя.

Главный герой этой книги - профессор в колледже, преподающий странный предмет гитлероведение. Он живёт в американском городке Блэксмите с большим и немного эксцентричным семейством, состоящим из осколков многочисленных прошлых попыток героя и его нынешней жены создать семью - орава детей, привычный бардак, куча лиц, их запутанные отношения и поразительная терпимость к чудачествам и привычкам друг друга, проистекающая из разнообразия жизненного опыта каждого в этом доме.
Нельзя сказать, что книга насыщена событиями: жизнь главного героя очень размеренна, в ней мало чего происходит. Выброс токсических веществ на сортировочной станции железной дороги, недолгая эвакуация города да история с женой, разве что, ну и пара встреч с отдельно живущими родственниками и запомнившихся бесед с коллегами - и это всё за целый год. А так - походы в супермаркет, семейные ужины, пустая болтовня и теоретизирование, созерцание обыденных вещей вокруг. Так что перед нами открывается скорее картина внутренней жизни человека, нежели внешней.
Через всю книгу красной нитью проходит тема страха смерти. Именно к этим мыслям раз за разом возвращается главный герой, всё вокруг, даже самые невинные вещи, наталкивают его на невесёлые размышления и разного рода философствования. И надо признать, что в книге встречаются не только затейливые словесные коленца и финтифлюшки, но и очень интересные замечания, причём не столько о смерти, сколько о жизни, да и вообще мелькают неожиданно яркие и впечатляющие картины непостижимой, изменчивой и иррациональной жизни со всем её печальным абсурдом, периодически случающимся волшебством и почти мистическими впечатлениями от обыденного.

Но в общем ощущения от "Белого шума" предсказуемо оказались довольно тяжёлыми, и вовсе не из-за темы смерти. Выглядит всё повествование так, будто ты забрался кому-то в голову и намертво там застрял. Ход мысли непринуждённо перескакивает с совершеннейшей бытовухи и повседневности на тревожащие человека проблемы глобального свойства или какие-то очень личные духовные озарения, а потом обратно, и так всю книгу. Иногда интересно, иногда выглядит немного отрывочно, иногда что-то бывает и вовсе невпопад (срочно взбрело в голову узнать, где находится Суринам!). В целом же я не очень люблю постмодернизм именно из-за этого вечно возникающего ощущения запертости в чужом причудливом сознании, мне в нём быстро становится тесно и скучно - и внимание-то герой, кажется, не на то вовсе обращает, и зацикливается (ведь все мы обязательно на чём-нибудь зацикливаемся) на каких-то совершенно неинтересных и того не стоящих вещах, и чувства не те и не так испытывает, и додумывать читателю никакого простора не остаётся - ведь вот вся кипучая внутренняя жизнь героя перед тобой на блюдечке, даже подробнее, чем хотелось. В общем, душно внутри совершенно чужого дядьки и очень приятно вырваться обратно в себя самого.

Кажется, что страх смерти это в первую очередь такой протест, мол "как так!", -- как так? без меня другие будут что-то делать, куда-то ходить и вести свои дела. Что-то типа ревности. Обида, которую разумное существо испытывает на весь мир. Инстинктивное действие, как бывает, когда хватаешься за нечто устойчивое, если скользишь по льду. Что там в "Мастере и Маргарите" говорили про тени, без которых нет света. Уже точно не помню, но, наверное, смысл могу воспроизвести. А смерть, она даёт смысл/осмысленность жизни или делает человека эдаким пугливым созданием, которое ждёт и трепещет?
Те мило-мотивирующие фильмы, где гг, внезапно узнав, что ему жить остался месяц, так же внезапно на этой почве обретает смысл жизни, ездит в дальние страны, куда ранее поездки откладывал, встречает великую любовь, которую всю жизнь не замечал и прочее, -- это слишком красиво и, да, это, конечно, стоит смотреть и проникаться этим (я без язвительности, если что), но на мой скромный взгляд сие мало похоже на правду. Ну, в общем-то, я сейчас отвлекаюсь.

Это я сейчас про "Белый шум" Дона Делилло. В этой книжке все говорят о смерти. Более того, наверное, это тот самый белый, равномерный шум, который никогда не затихает и который всегда за спиной. В этой книжке так же много говорят и о жизни. И в этой книжке не происходит ничего. Вернее, там постоянно что-то творится: походы в магазины, университет, обеды, семейные поездки, дети, и даже чрезвычайная ситуация с последующей эвакуацией. Но при этом настолько сильное, -- надо сказать, странное, -- ощущение той_реальности, что почти так же примеряешь книжным событиям обычное время, когда всё просто идёт своим чередом. Или что-то типа того. Почему-то сейчас представилось, что я раскрыла какую-то коробку, а там такой вот городок и все дома, как в детских играх, в разрезе, но живые. Странные такие. Вот я никак не могу это ощущение уловить. Быт. Рутина. Но текст, конечно, отличный, точный, умный, ничего лишнего, но при этом в нём так всего много, -- вот для меня тот случай, когда понимаешь, почему эта книга удостоена серьёзных премий и места во всяких там списках.

О, да! Я прямо готов был восклицать от восторга, -- настолько это всё пришлось мне по душе. А половину книги так вообще просто хотелось растащить на цитаты, цитаты ради цитат, ради того, как они произнесены и вообще. И этот слог, -- столько иронии, я не знаю, кто там увидел тяжеловесность? столько на самом деле фраз, диалогов и предложений, на которыми я с удовольствием гоготала, как тот ещё конь. Шикарно. Это правда просто бальзам: череда обычных дней, сквозь ткань которых то и дело пробивается какой-то абсурд, бред, сюрреализм, сон, -- что-то, что всегда крутится в голове человека, мысли, страхи, сны, восприятие. Ого! Но вот забавно: как всегда, столько всего хочу сказать, но совершенно не могу сейчас нормально размышлять, какие-то обрывочные мысли.
А эта цитата: "Было то время года, то время дня, когда ткань вещей пропитывается легкой щемящей печалью. Сумерки, тишина, лютый холод. Неизъяснимая тоска до мозга костей.". "Ткань вещей", -- просто слов нет. Ведь красиво.

Есть такое слово, -- многогранный. Так вот, текст в этом смысле удачный, -- его можно перечитывать снова и снова, просто наслаждаясь всеми этими "кадрами" или находить какие-либо слои (?). И с какой бы главы ни начал, попадёшь в тихий будничный мир, как будто открыл чей-то дневник, или стоишь невидимым соглядатаем на пороге .. Персонажи, -- всё это многодетное семейство, -- приглянулись сразу. Они безумные какие-то, совершенно обычные, будничные и странные люди. Я бы очень хотела увидеть это на экране, потому что там такие классные диалоги, по крайней мере, в моей голове прокрутился замечательный фильм.
Белый шум льётся и льётся круглосуточно, шипящий такой поток. Всё вместе всё равно скатывается к одному: пустота, информация, потребление, благополучие, но что-то таки гложет. Ходишь на работу, ходишь покупать себе всякое, -- хватаешься за устойчивость ярких упаковок, за собственное желание ежедневного потребителя, -- таким незамысловатым способом чувствуешь себя живым. Но белый шум никогда не стихает, и, как бы не искал прибежище, всё равно с каждой минутой двигаешься к чему-то окончательно-неумолимому. Эдакий замкнутый круг.
Понравилось как показан мир взрослых, которые ведут себя зачастую растерянно, нелепо мечутся, вязнут в собственных рассуждениях и представлениях, пройдя через несколько браков и большую половину жизни. И мир детей, -- что-то очень точное и прямое, как стрела, при этом забавное в своей детской восприимчивости. Отцы и дети, в общем, отлично получившиеся.
А уж про университет и преподавателей -- о, это просто песня. Сказать, что я хлопаю в ладоши, значит, не сказать ничего. Пожалуй, по теме университетов поставлю на второе место после романа В. В. Набокова "Пнин".

Ах, да, отдельного абзаца заслуживают те эпизоды, где они смотрели на закаты. И как разговаривали в машине. И про дождь. В общем, я в восторге.