"Моя жизнь есть громадный непоследовательный эпос с тысячей и миллионом персонажей — вот они все подходят, так же быстро как мы катимся на восток, так же быстро как катится на восток земля".
Генри Миллер писал, что писатель должен проживать свои книги, Лоуренс Даррелл утверждал, что книга и автор создаются из одной материи, что цель не в том, что чтобы записать свой опыт, но в том, чтобы запечатлеть себя самого, но именно Джек Керуак предъявил миру столь сильный пример сплава между личностью писателя и словами на бумаге, что их абсолютно нельзя отделить друг от друга.
Строки этого текста - живые, пульсирующие в такт биению сердца, дышащие, осязаемые. Вначале идет мощнейший поток сознания героя, оставшегося наедине с необъятным величием природы Скалистых Гор, ее безвременьем и чистотой. Попытка передать словами внутренний безмолвный диалог с окружающим миром, обращение к собственной сути, взгляд в Пустоту, лежащую в основе мироздания...
Затем нисхождение в мир обыденный, кипучий котел людских страстей, краткая остановка в Сан-Франциско, наполненная ритмами джаза, неуспокоенностью в алкогольном мареве, ночной лихорадкой поэтов и художников, насыщение каждой каплей струящейся по краю безумия жизни... Далее- стремительный бросок на юг, жаркое затворничество на крыше дома в Мехико, городе одурманенных и бродяг, потом возвращение в позднюю осень в Нью-Йорке, извечная тоска, морской путь в затуманенный гашишом Танжер, пьяный Париж, дождливый Альбион...
И вновь - Америка, отчаянная попытка примирения, попытка обрести покой на берегу Тихого океана вместе с самым дорогим и самым понимающе-непонимающим человеком - матерью. И снова - поражение, опять торжествует Опустошение, и долгое путешествие завершается там, где началось - в собственной душе. И по-прежнему где-то плывет над миром гора Хозомин, свищут ветра над пустыми дорогами Юга, танцует Сан-Франциско, и во всех городах бунтуют восторженные и печальные, прекрасные и уродливые, отверженные людьми и отвергнувшие их Ангелы Опустошения.
Керуака тем более сложно понять, что он сам себя порой не понимал. Его образ жизни, его стремление выплеснуть на бумагу всю переживаемую боль вряд ли найдут отклик у людей здравомыслящих, волевых, твердо знающих, что есть разумное, а где - черта, которую нельзя пересекать. Такие люди скажут, что Керуак никчемен, чрезмерно пафосен, слишком самокопателен, настолько увлекся - он и его собратья - самовлюбленным бунтом против повседневной действительности, что все его писания - это бесполезность, ненужность, пустота... Пустота? Вы видите ее?
А вы умеете извлекать пользу, наслаждаться Одиночеством? Настолько привыкать к нему, что не видеть разницу между одиноким домиком на вершине скалы, окруженной такими же скалами (окружённых такими же скалами, окружённых...) и толпой старых друзей? Джек Керуак, похоже, может. В первую очередь ошеломили размышления в горах: чудовищной насыщенности поток сознания, выплеснутый на бумагу, - когда это закончилось, недоумевал, о чём же ещё можно написать после такого взрывного начала. Оказалось, что одиночество никуда не делось, а перешло в несколько иное свойство, сжалось от многокилометровых заснеженных горных кряжей до размеров самого Джека и так в нём и осталось. Джек забрал с собой необъятный Пик Одиночества.
Книга об уединении от бродяги, о бродягах и для бродяг. Джаз, буддизм, алкоголь и скитания по стране в поисках себя - в разных пропорциях. Отлично сочетается с Джармушом и Radiohead.
Давно не читал ничего настолько пронзительного и щемящего. Местами хотелось сжимать зубы и стенать от чего-то тянущего и сжимающего в грудной клетке. Свобода, ох, как же ты горька.
За знакомство с Керуаком огромное спасибо Wounded_Mind и организаторам мини-флэшмоба-лотереи.
Старина Джек, откуда в тебе столько радости? Откуда такое ощущение мимолётности и важности происходящего? Откуда столько энергии - писать обо всех мелочах, взахлёб, выдыхая этот цельный пятисотстраничный текст? Как простоватого вида парень в клетчатой рубашке может так чувствовать язык и вертеть им, как ему заблагорассудится? Старина Джек, почему я сейчас чувствуя себя первоклашкой, пишущим своё первое сочинение, неуклюже составляя слова в предложения?
Как тебе удаётся, описывая шаг за шагом каждый повод для радости (вкусный завтрак - тёплый спальник - сумасшедшие друзья - свернувшаяся гусеничка - красивая девушка - крепкий кофе), не скатываться в бытовуху? Как удалось тебе выдохнуть три таких разных текста о своей жизни, вместив в каждый своё настроение и мировосприятие? Как ты так быстро перерос истеричную радость и следование чужим идеям? Как удалось тебе превратить опустошение не в разочарование, но в спокойствие?
Почему непростой, по сути, текст о поиске себя производит впечатление сродни ветру, качающему сосновые ветви, или движению воды - столь же он медитативен? Почему я раз за разом обнаруживала себя смотрящей в страницу и думающей о своём в лёгком трансе?
И, наконец, главный вопрос, старина Джек, как надо жить, чтобы честный рассказ о жизненном путешествии был столь же содержателен?
Багровый и белый отброшен и скомкан,
в зеленый бросали горстями дукаты,
а черным ладоням сбежавшихся окон
раздали горящие желтые карты.
Бульварам и площади было не странно
увидеть на зданиях синие тоги.
И раньше бегущим, как желтые раны,
огни обручали браслетами ноги.
Толпа — пестрошерстая быстрая кошка —
плыла, изгибаясь, дверями влекома;
каждый хотел протащить хоть немножко
громаду из смеха отлитого кома.
Я, чувствуя платья зовущие лапы,
в глаза им улыбку протиснул, пугая
ударами в жесть, хохотали арапы,
над лбом расцветивши крыло попугая.
"Ночь" Владимир Маяковский.
(в исполнении "Лобо")
Вот уж правдивое название для книги, во всяком случае, в переводе на русский. Именно, что опустошение. Сижу после последней страницы с остекленевшим взглядом, будто долго бухала или чего позабористее приняла, и чувствую внутри это самое опустошение, а ведь какой наполненной, постепенно ли заполняющейся себя чувствовала, когда только начинала знакомиться с Джеком Керуаком с его «В дороге», «Бродягами Дхармы» и в самом начале пути «Ангела Опустошения».
Книга сперва казалась похожей на американскую кухню по-восточному, как лаконичное продолжение «Бродяг». Автоматическое письмо: как будто вскрываем черепную коробку, изымаем сгусток мыслей и препарируем их, затем разложим по малюсеньким мисочкам, как свежайшие морепродукты, какую-нибудь порубленную капусту или огурцы с кимчи. Садишься на пол в тишине и покое с приглушенным светом перед низким, но обширным столом – перед тобой много всякой манящей, пугающей, подозрительной, сомнительной, острой, кислой, сладковатой еды и есть это ты не можешь так как привык, извращайся с палочками. А теперь пробуй.
Ну что ж, продолжим с подробностями, кои и есть сама жизнь
Главы такие же короткие, как эти порции в мисочках, но их также много и они подробны хоть и однообразны, но у каждой свой вкус. Вкус гор: земля, цветы, скрипящее дерево хижины, одиночество и запах мышиных убежищ, о, да, вы гурман. Вот эта - порция безумия, она сладка, но пугает. Вот в этой - музыка звуки со всех сторон хэй и хай, бам, бац, бац - это джаз, а это вот вкус бродяжничества: драные ботинки, отваливающиеся подошвы, необъятные рюкзаки и спальники, вечное мытарство без особой цели, в каком-то безнадежном поиске и чем дальше, тем безнадежнее. Следующая - звук пианино задумчивый, грустный. Особая пикантность всего этого - невероятная талантливость людей, словно в то время только и были одни великие люди в Америке, в какой-то невероятной концентрации вокруг Джека.
Не ешьте всухомятку запивайте всё это портвейном, время от времени хорошим коньяком, на трезвую голову не понять всей соли опустошения, хотя… Чертовски верно:
Я понимаю, что в алкоголе нужды нет что бы ни было у тебя на душе
Но почему ты пьешь? Почему не можешь остановиться? Нам нужно продолжать идти вглубь этой пустоты.
Слушай книгу, читай, войди в ритм повествования, тогда перестанешь замечать в тексте постоянные качели туда-сюда, вперед- назад, снова вперед, но не торопись, поглощай не спеша, пережевывай, а то можно обжечься, остро, а лучше залезь на гору, которая ближе к тебе, встань на голову на ее вершине, если мышцы позволяют, раскинь руки будто ты хищная птица, летящая вниз за добычей, распахни глаза и смотри на мир вверх тормашками, не бойся упасть, внизу бездна, чувствуешь как холодеет от испуга и восторга у тебя в животе, дыши и смотри, запоминай этот момент, тебе предстоит вернуться вниз с холма опустошения. Старина Джек расскажет тебе то, что видит и что думает.
Передо мною видение, как Джек, напиваясь дешевого портвейна, садиться за стол, входя в транс, состояние близкое к отупению, начинает водить карандашом по бумаге, выписываются его странные сны, не менее странные видения, невидимый медведь, шлепающий по камням. Он действительно видит всё это:
Туман вскипающий с
Хребта - горы
Чисты
Туман перед пиком
- сон
Продолжается
Сколько городов, сколько дорог, стран на ладони, сколько людей, сколько знакомых, сколько друзей - весь мир родной, а потом это кончается, внезапно, после бури, после долгой затяжки, после ночи без сна. Теперь поиск дороги к дому.
Осветили меня прожекторами а я стоял на дороге в джинсах и робе, с огромным прискорбным рюкзаком за спиной, и спросили:
– Куда вы идете? – а именно это у меня спросили год спустя под софитами Телевидения в Нью-Йорке, «Куда вы идете?» – Точно так же как не можешь объяснить полиции, не можешь объяснить и обществу «Мира ищу».
Это имеет значение?
Обождите и увидите.
И похоже, что на данный этап моей жизни мне больше близка книга «Бродяги Дхармы», в Ангелах (пусть даже теоретически между описываемыми событиями едва минул год) Джек уже зрелый мужчина, уже по-другому мыслит, по-другому пишет, уже нет той романтической тяги к познанию себя через пустоту мира, то ли делает все по привычке, автопилотом. И появляется какое-то стремление к своеобразной стабильности, когда скитания по свету, а они были значительными – это и Африка и Европа, не говоря уже об объезженных вдоль и поперек США и Мексике – уже не дают прежней энергии, а только утомляют и всё больше тянет где-то закрепиться, остаться с самым любимым человеком. Самое лучшее и по-простому написано Керуаком о матери, действительно пробирает до костей. Уже только ради этого стоит прочитать Ангелов, еще раз и много раз подумать о своих мамах, которые ради нас готовы на многое, если не на всё, даже терпеть самые невероятные безумства, мало того, что принимать, так и разделять тоже.
Как итог буду знакомиться с Джеком Керуаком дальше.
...
Примерно в таком же стиле я каждый раз отвечаю на вопрос "ну как книга?".
Летом я прочла Керуак - Бродяги Дхармы , и так уж она попала в моё тогдашнее настроение, что сразу стала любимой. Стилем, атмосферой, мыслями...
"Ангелы опустошения" это продолжение истории Бродяг, когда он уже отсидел на своём пике и собирается спускаться.
Наверно, читать в новогодние каникулы данное произведение было не лучшей идеей. Ибо эта книга - лето. Пыль дорог; кир на, полных разным людом, улицах Сан-Франа или в хазах реальных кошаков))
Честно, первые 30-40 страниц (когда он ещё сидит один-одинёшенек на пике, медитируя и расссуждая) мне давались очень тяжело.
Весь текст, будто бессвязный, без знаков препинания (которые, впрочем, и на остальных страницах практически отсутствуют). Но, как было написано в описании творчества Керуака, такой "исповедальный" стиль скоро начинает усваиваться и ты даже, в скором времени, ощущаешь вкус.
Прохладный вкус гор и ночей под небом в спальнике; вкус тесных автобусов и "ночных призраков"; вкус тусовок с сумасшедшими поэтами, которые орут свои дзенские стихи голышом перед камином или на улицах; вкус мексиканских грязных и пряных улиц...
И многое другое. То тут, то там мелькают отсылки к сутрам, Достоевскому, Прусту, Шекспиру или даже переносят нас в Танжер к У.Берроузу...
Книга насыщена. Алкоголем, буддизмом, рассуждениями о Боге...
Хорошо бы пошла под жаркие летние ночи на природе с пивом или вином, хотя даже читая её сейчас - в январе, ощущаешь себя вместе с героями- "под чем-то".
... ничего не говори об этом, не жалуйся, не критикуй, не хвали, не признавай, не остри, не выстреливай звездочками мысли, просто теки, теки, будь собою всем, будь собою какой ты есть...
Вот так и текст Керуака - он течет и течет сквозь пальцы, словно золотистый мягкий песок: легко, небрежно, и порой чувствуешь себя ребенком в песочнице - настолько умиротворяющая и благостная картина получается. Но если приглядеться, понимаешь, что в песочной толще текста есть и крупицы золота - просто они настолько сливаются с фоном, что не поймешь - то ли все слишком просто, то ли весь текст настолько афористично и жизненно построен, что стоит останавливаться на каждой странице, дабы упорядочить мысли. Автору гораздо проще - он порхает, как бабочка, по описанием собственных переживаний и приключений, стремительно проносясь сквозь религии, философию, музыку, литературу и политику. А тебе только предстоит выбраться на гору Опустошения, а подъем вовсе не простой, заставляет вспотеть и запыхаться.
А на горе кто? Вовсе не методичный и логичный Пирсиг и его "Дзен и искусство ухода за мотоциклом", не занудноватый социофоб Сартр, не слащавый халтурщик от философии Бах, и даже не любитель заняться intermezzo Коцюбинский - там полный жизни и усталости от нее Джек Керуак, сбежавший от суматохи на пик Опустошения. Поиск дзена смешивается с поиском себя, но тихое отрешение от всего на лоне природы не дает желанного эффекта - и герой возвращается к бессмысленным и бесшабашным скитаниям по Мексике, Америке и Европе. Его компания - Ангелы Опустошения - одновременно и пытаются заполнить пустоты собственных жизней (преимущественно алкоголем, сексом и приключениями под кайфом) - и насмехаются на мнимой полнотой общества, которое их окружает. Размышления автора маятником раскачиваются от осознания бренности и безысходности своей жизни - да и общества в целом - к необходимости смириться и найти гармонию внутри себя (тут вам и дзен, и буддизм, и легкая ирония над экзистенциализмом).
Да, конечно, понимаешь, что ты бесконечно далек от поколения битников, от романтики путешествий бесконечными хайвеями Северной Америки, от послевоенного ощущения иллюзорности всего происходящего. Керуак не стесняясь засыпает музыкой, литературой и кино того времени, отчего ощущаешь еще большую оторванность от происходящего. Да, вроде бы и проблемы остаются те же - опустошение в жизни и в душе - но контекст твоего времени совершенно другой, поэтому немного злишься и на автора и на себя. Но мысли, небрежно разбросанные в тексте, все так же хочется выписывать, восклицая: "Ну ведь да, именно так, блин!". Например, вот
единственная истина это музыка - единственное значение без значения - Музыка сливается с сердцебиением вселенной и мы забываем бит мозга
Керуак - автор вовсе не для одного прочтения. Через пару лет стоит вновь открыть его книгу, чтобы вновь подняться вместе с ним на Пик Опустошения и по-новому взгялнуть на открывшуюся перспективу. Опустошение - не вечно, но борьба с ним - постоянна.
Умиротворенное сожаление дома вот самое лучшее что я когда-либо смогу предложить мир, в конце, и поэтому я сказал своим Ангелам Опустошения до свиданья.
P.S. Флэшмоб’11, спасибо за совет Apsny
В рамках мини-флэшмоба "Дайте две!"
Что и говорить, книга весьма необычна... точнее, необына манера повествования. Я бы взяла на себя смелость назвать эту манеру: "поток сознания". Это книга-атмосфера, книга-созерцание. В эту книгу надо погружаться полностью и чувствовать кожей: пустоту гор, насыщенного джазом Сан-Франциско, жгучее солнце Мехико. А для этого должно быть определенное состояние души, готовность открыть в себе новое, шестое чувство. Пока такого окровения со мной не произошло, суетность времени, бесконечный поток повседневных дел и проблем не отпустили меня. А может быть, мне просто надо еще немного подрасти)))
А теперь о том как прикоснуться к размышлениям - Шшшшшш... то был шорох пролетающего всплеска разума, который ничего не стоит ухватить - я запечатаю его в оковы страницы что в целом абсолютно невозможно. Ведь кто может с уверенностью сказать что этот всплеск разума существует, равно как и Невозможность или Возможность, что по сути одно и то же - что бы ни происходило, в итоге суть придет к одному уравнивая всё перед Бездной. ПАМ ставит на колени тяжесть неба что висит над городом уже целую Вечность и будет висеть еще столько же, а тут незначимый ты, чье рождение лишь еще один шаг к смерти. Пространство вокруг обширно и все равно давит со всех сторон подгоняя к незыблемому финалу - Вина глупеющего мира - не замечать тщеты беспрерывного мельтешащего хаоса, который гордо именуется Деятельностью, или Жизнью, или Любовью, или Тоской, или Походами в кино, или Образованием, или Сменой поколений, или Творчеством, или Завтрашним днём, или Прогрессом, или Успешностью, или Печалью, или Радостью.
Что это за мир, где не только дружба перечеркивает вражду, но и вражда перечеркивает дружбу а могила и урна перечеркивают всё
Очередная бесплодная попытка найти отсутствующий Смысл.
Солнце за горизонт
Опускалось -
до завтра.
У судьбы нет поворотов, а зигзагов просто не существует - острые углы придуманы лжецами. Мягкая и плавная окружность колеса Сансары, что огибает горизонт, в который ты забываешь вглядеться. Узкий взгляд выхватывает малый фрагмент - ты молод и он кажется прямой, потом ты понимаешь что это отрезок. Но окружность не имеет конца и не имеет начала, она умеет лишь вращаться, виток за витком, виток за витком...
***
Снова встаю с постели, позволяю Суете увлекать в свою пучину, в какие-то моменты проникаясь тяготами повседневности, и не имеет значения, работа это или праздное увеселение. Всегда есть место для попыток найти новую правду в компании мыслящих и понимающих.
Зачем еще нам жить если не обсуждать (по меньшей мере) кошмар и ужас всей этой жизни
Поиск себя в других людях и других людей в себе. Но я вижу перед собой распростертую долину, перерезанную тёмной асфальтированной лентой с белым пунктиром по центру, что ведёт прямо туда, к линии горизонта. За спиной рюкзак, подошвы тяжелых ботинок отстукивают монотонный ритм, я иду точно по центру, навстречу огненно-красному солнечному диску, скатывающемуся за горизонт. Не знаю что такое Время, иду минуту, час, век, или целую Вечность. Но усталости нет, шагаю и шагаю, не замедляясь и не ускоряясь, просто продолжаю размеренно двигаться к своему Пику Опустошения...
Благодарность ДП-2017, хоть и не постигшим нирвану, но все же Носорогу на Сальвадоре
Продолжение скитаний Керуака.Все начинается там где заканчиваются Бродяги Дхармы.Самая сильная и искренняя книга которую мне довелось прочитать на данный момент.Раньше не проходил дальше части размышлений в горах.Теперь нашел в себе храбрость и пошел дальше.Прочел все.Теперь эта книга останется в моем сердце на очень долгое время.
По ходу книги вы узнаете многих персонажей встречавшихся раньше.Персонажи послужившие прототипами для таких людей как Нил Кессиди,Алан Гинзберг,Уильям Берроуз и возможно других но только об этих я знаю точно.
Писатель по ходу книги открывает много личных и глубоких переживаний до которых не подпускал раньше так близко.Смерть отца,смерть брата,разочарование в том образе жизни или вернее в том мировоззрении которое можно было видеть в его ранних книгах.Здесь он уже смотрит на все происходящее как будто со стороны и понимает что это уже не он и не о нем.Смотря на молодых представителей хипстеров и битников а также своих друзей он разочаровывается и опять впадает в уныние...Все это он переживает глубоко и больно а поэтому искренне.Признаюсь честно часть книги где он отправляется с матерью в обещанный для нее отдельный дом через страну вызвала во мне много сильных эмоций.Никогда не видел столь сильного и проницательного текста посвященного своей матери.
В книге много интересного: бесконечные сумасшедшие прогулки с друзьями поэтами и не очень,пугающие галлюцинации вызванные пейотлем в апартаментах Уильяма Берроуза (кстати тогда тот писал или почти закончил книгу Naked Lunch и в книге вы увидите отношение Керуака к этой работе) когда Джек решил посетить того в Африке.Затем Европа и возвращение домой и первые эмоции при виде грязного Нью-Йорка в виде наворачивающихся слез.Женщины и стремление к оседлой жизни, первые гонорары с работ и первые экземпляры вышедшей В Дороге которые автор держит в своих руках.Я думаю этого уже вполне достаточно чтобы заставить интересующихся заинтересоваться еще сильнее,а незнающих хотя бы привлечь внимание к творчеству этого писателя.
Кажется, я читала эту книгу дольше, чем Братьев Карамазовых.