Чужих детей не бывает. Ни на улице, ни в детской песочнице, ни на горке. Если с велосипеда падает чужой, не твой, ребенок, то все равно будет больно. Можно ли полюбить чужого ребенка как своего? Нужно. Тогда эта любовь вернется.
Маша Трауб
Все было как вчера. Лариса давно привыкла к этому ощущению – просыпаешься – Новый год, засыпаешь – Восьмое марта. Время летит. Нет, она не разглядывала в зеркале первые морщинки. Просто однажды в зеркале увидела свои глаза. А потом посмотрела на полку в ванной – в ряд стояли тюбики с кремами для глаз. Лариса ощущала время по глазам. Раньше глаза были молодые. А сейчас – сейчас их нужно открыть. Разгладить кремом отеки, замазать синеву. Она искала фотографию для какой-то бестолковой анкеты и заглянула в фотоальбомы. Раньше глаза смеялись. Они были, как бы это сказать, ясные, что ли. А на фото с Данькой – взгляд настороженный, обеспокоенный, напряженный. И глаза, нет, даже не умные, а пережившие. С такой тоской вокруг радужки. Лариса каждое утро пыталась кремами изменить взгляд. Странно, но у Даньки были такие же глаза – пережившие, хотя он маленький. Даже когда грудным был, смотрел не так, как все дети. Напряженно и тоскливо одновременно. Чем старше становился сын, тем
Квартира, в которой выросла Лариса и в которой после замужества очень редко бывала Наталья Ивановна, медленно осыпалась. Штукатуркой, краской. А для кого стоять и держаться? Ларисе тоже было не для кого. Она осыпалась носогубными складками, особенно глубокими по утрам.