Рецензии на книгу «Скуки не было. Вторая книга воспоминаний» Бенедикт Сарнов

Рецензия на первую часть воспоминаний тут.

Вторая часть воспоминаний менее насыщена событиями, а в ней больше воспоминаний и размышлений. Очень интересно читать про людей, с которыми приходилось встречаться Сарнову - Эренбург, Маршак, он не просто встречался, а был дружен с Войновичем, Окуджавой и другими.
Сарнов не зря разделил мемуары на 2 тома, и первый том заканчивается смертью Сталина - это был водораздел, не только для Сарнова лично, но и для страны. Потом наступила недолгая эпоха оттепели, когда все надеялись на то, что наконец можно будет жить и творить свободно. Увы, террор и въевшийся на подкорку страх сталинских времен постепенно сменился удушающей атмосферой застоя. И снова, ни о какой свободе творчества не могло быть и речи.

Если кто читал "Бабий Яр" Анатолия Кузнецова, там в предисловии автор пишет, что советские писатели старались читать произведения друг друга в рукописи, а не изданными, так как именно так можно было понять истинный замысел автора до того, как книгу исковеркает цензура. Об этом же пишет и Сарнов - писатели развлекались так: на посиделках зачитывали друг другу сначала "авторский" вариант, а потом тот, который пошел в печать (если вообще пошел). Разница между ними была, как однажды грубо, но метко выразился один из писателей: "как между живым х#ем и муляжом из папье маше". Сарнов упоминает, как однажды в доме отдыха литераторов он поспорил с одним из ученых, который старался брать (за подношения) путевки именно в дом отдыха литераторов, так как по его мнению для писателей создавались лучшие условия.

В Малеевке, писательском Доме творчества, куда я ездил постоянно на протяжении многих лет, я познакомился, а потом и подружился с одним крупным ученым-физиком.
Академики и членкоры, надо сказать, любили писательские Дома творчества. С моим приятелем-физиком (тоже, кстати говоря, академиком) я вел долгий, многолетний спор о том, кого советская власть больше подкупает: писателей или ученых?
Физик, естественно, утверждал, что писателей.
— Конечно, вас! — доказывал он. — В системе Академии наук таких Домов, как ваша Малеевка, нету и в помине. Одно только несчастное Узкое. Но там у меня была бы крохотная комнатеночка, а тут мне дают две комнаты: спальню и кабинет. Не говоря уже о персональном санузле. Недаром же я каждый год запасаюсь кучей официальных просьб на разных красивых бланках и иду с ними в Литфонд, заискиваю, чтобы мне, в порядке обмена на какой-нибудь там вшивый Кисловодск, продали путевку в Малеевку. Или в Коктебель…
Этот наш спор, как я уже говорил, длился годами. И, наверно, никогда бы не кончился, если бы в один прекрасный день я не выдвинул формулу, которой, как говорится, закрыл тему.
— Вам, — сказал я, — платят за то, чтобы вы делали свое дело. А нам — за то, чтобы мы не делали своего дела. Ведь дело писателя состоит в том, чтобы говорить обществу правду.
Убедившись в невозможности реализовать — хоть в малой степени — это свое понимание общественного назначения нормальной литературной деятельности, я старался по крайней мере хотя бы не писать неправду, — не участвовать во всеобщей тотальной лжи, которой занималась вся официозная советская литература.

После учебы Сарнов сначала работал в журнале "Пионер", потом в "Литературной газете". Оттуда он в конце концов вынужден был уйти - засилье бюрократии, вечная цензура, подковерная, но явная борьба с "пятым пунктом", неусыпный надзор органов. Кстати, очень интересные главы про Виктора Ильина, которых был "смотрящим над писателем" от "органов". Если вы читали "Шапку" и "Иванькиаду" Войновича, то вспомните этого персонажа.
Ну а после ухода из редакции Сарнов занимался вот такой вот деятельностью.

Вообще, вся советская культура (и литература, и кино) послесталинских времен может быть описана таким эпизодом (над которым я хохотала до слез): однажды Сарнов с женой и своим очень остроумным приятелем пошли в кино, все кто застал советские времена помнят совершенно особый жанр "производственных" советских фильмов. Ну и там тоже кино такого рода - стахановцы, перевыполнение плана, шахты, ура-ура. И после окончания фильма приятель Сарнова громко на весь кинотеатр спросил:
Ну и как тебе понравилась главная роль, которую исполнял угольный комбайн?
Так было и в кино, и в литературе, если хочешь печататься и снимать кино - то главные роли должны отдаваться угольным комбайнам.

О, а еще постоянный официоз и вранье советской пропагандистской машины по поводу уровня жизни "у нас" и "у них". Так то (а уж сами пропагандоны в первую очередь) прекрасно знали и понимали разницу, и за заграничные командировки и возможность там прибарахлиться шли на любые подлости, но вот "на публику" вещалось совершенно другое (помните канонические фразы насчет вечно "загнивающего Запада" вроде: "В Париже ярко светит солнце, но невеселы лица простых парижан"). В общем, эту шизофрению очень емко, смешно и коротко описал другой приятель Сарнова в такой эпиграмме:

Мы о том, что вся Европа
Это — полное говно,
Репортаж ведем из жопы,
Где находимся давно.

Знаете, есть такая расхожая фраза "после этого ваша/моя жизнь уже не будет прежней". Перефразируя ее, могу сказать, что после прочтения этой книги ваш взгляд на советскую литературу никогда не будет прежним. Не то, чтобы лично у меня и до прочтения были какие-то иллюзии о "свободе" творчества в СССР, но книга Сарнова в этом аспекте совершенно бесценна. А также, это очень талантливая книга талантливого человека, воспоминания о действительно незаурядных людях с которыми Бенедикту Михайловичу довелось жить и работать.

Книга прочитана в рамках игры "Школьная вселенная".

Возвращаться к умному человеку, к его воспоминаниям- истинное наслаждение.
Пусть и повторяет некоторые эпизоды из книг, которые уже прочитаны мной.
Стиль. откровенность, умение не выпячивать себя- по-прежнему подкупают.
Вспомнилось, о том, как мы в 10 классе организовали сообщество. Даже написали устав. Но оно было скорее математико-литературным. Друзья спорили о вариантах решения домашних задач ( я списывал), а потом читал им избранные стихи любимого Маяковского. Сочиняли именинникам жуткие строчки:
А губищи-то, губищи!
Они жаждут всякой пищи...
Согрело душу, что Бенедикт Михайлович дружил с Войновичем; что Окуджава был не только талантливым автором.но и честным человеком.
Выписал много цитат ( как и из предыдущих книг), но принадлежащих другим замечательным людям: Маршака- о России, Заходера- о ней же.
Прочитать отрывки речей земляков-поэтов от которых душу воротит ( а в школе изучали!)
Будучи очень взрослым мужчиной Бенедикт Михайлович сохранил передовые и справедливые взгляды, ясный ум и память, доброе сердце.
Не могу обойти тему антисемитизма, поднятую в книге.
К сожалению, некоторым людям свойственно верить, что в их бедах повинен какой-то другой народ.
И если воду в кране теперь "выпили хохлы", то подобное, думаю, возмутило бы Б.Сарнова. Перенос грехов с евреев на украинцев его бы не обрадовал.
Персонифицирование зла - это по Гитлеру. Умный человек персонифицирует с конкретным существом, совершающим преступление.
Чехов А.П. призывает по капле выдавливать из себя раба, а Сарнов Б.М.- избавляться от страшного наследия Сталина.