Сегодня утром в наш сад приходил шарманщик и играл собачий вальс, а потом спер гамак и убежал.
Я очень рад, что Вы купаетесь и лежите на солнце. Тут нет ни солнца, ни места, где купаться. Тут все время дождь и ветер, и вообще на Петербург не похоже.
С. 122: "Как относился Георг к революции? В разговорах с учениками он высказывал взаимно противоречащие мысли, а когда его "уличали", пожимал плечами: "Разве можно утром и вечером иметь одни и те же политические убеждения?"
С. 399: "Окружающий мир становился все страшнее, но мрак сгущался не непрерывно, время от времени появлялись просветы, рождавшие ложную и вредную надежду - потому что за каждым из них неизбежно следовало новое и более страшное наступление тьмы".
С.433: "...даже...когда ему и его жене уже буквально грозила голодная смерть, Хармсу не пришло в голову продать фисгармонию".
Я дарю тебе ключ, чтобы ты говорил Я. Я возьму ключ, когда, как учили наши бабушки, найду цветок папоротника, который цветёт только один раз в год, в ночь накануне Ивана Купала.
Но где ростёт этот цветок? Он ростёт в лесу под деревом которое стоит вверх ногами.
Ты идёшь в большом дремучем лесу, и не видишь ни одного дерева которое росло бы вверх ногами. Тогда ты выбери самое красивое дерево и влезь на него. Потом привяжи один конец верёвки к своей ноге. Потом спрыгни с дерева, и ты повиснешь кверх ногами, и тебе будет видно, что дерево стоит кверх ногами.
К тому времени бытовой облик основных членов группы определился окончательно. Хармс выбрал свою знаменитую, вошедшую в легенду манеру одеваться: крошечная кепочка, клетчатый пиджак, короткие брюки с застежками ниже колен, гетры, зачесанные назад русые волосы – и, разумеется, неизменная дымящаяся трубка. Кепочку иногда заменяла “пилотка с ослиными ушами” (о ней вспоминает Минц), или котелок, о котором рассказывает Разумовский и который запечатлен на фотографиях Алисы Порет, изображающих “Ивана Ивановича Хармса”, или пекарский колпак, или даже чехольчик для самовара, но это уж был праздничный наряд. Как и абажуры вместо шапок, в которых иногда приходили Хармс и Введенский на заседания Союза поэтов. Как и маленькая зеленая собачка, которую Даниил Иванович иногда изображал у себя на щеке. В обычном же, будничном своем костюме долговязый Хармс напоминал эксцентричного англичанина, мистера Charms, загадочным образом занесенного в Ленинград.
В этом костюме он прогуливался вечерами по Невскому в обществе своих друзей. По свидетельству Минца, излюбленным местом обэриутов был бар гостиницы “Европейская”. Ночами на верхнем этаже гостиницы открыто было кабаре с “морем световых эффектов”. Нэп еще не кончился. Бесчисленные театрики (от бульварного “Гиньоля” до авангардного “Мастфора”, мастерской Николая Фореггера “с нашумевшими танцами машин”), бары, кабачки покрывали Невский. Многие были открыты всю ночь. Эта частью богемная, частью грубо-физиологическая жизнь мелкобуржуазного города практически не отражалась партийной прессой. Хармс смотрел на нее глазами любопытного чудака, чужеземца, Заболоцкий – со смесью отвращения и художнического восторга, Введенский в ней купался. Азартный игрок и прожигатель жизни, он был частым гостем рулетки в “Скетинг-ринге” и порою затаскивал туда друзей. Сам дух игры с непредсказуемым результатом был близок его поэтике и его мировосприятию. В разрушенном, послекатастрофном мире (а Введенскому мир, окружающий его, скорее всего, виделся именно таким) только так, случайно, наугад и могли проступать какие-то смыслы и сущности. Эйнштейн не мог принять квантовую теорию Бора, потому что не мог поверить, что Бог играет в кости. Для Введенского Бог был не только игроком, но и игралищем. “Кругом возможно Бог”.
С.359: "...в доме появилась такса, которой Хармс дал имя Чти Память Дня Сражения При Фермопилах, сокращенно – Чти."
С. 457: "Очевидцы вспоминают, что в конце лета 1937-го на улицах Ленинграда было не продохнуть от дыма. Не леса горели - охваченные паникой горожане жгли бумаги, письма, фотографии арестованных".
С. 225: "...Введенский называл себя монархистом: только при монархии, объяснял он, у власти может случайно оказаться порядочный человек".