Дэвид Герберт Лоуренс (1885–1930) – английский романист, поэт, эссеист, чье творчество вызывало полярные суждения читателей, критиков и общественности. Его романы «Любовник леди Чаттерли», «Сыновья и любовники», «Радуга» и «Женщины в любви» вошли в ряд 100 лучших романов XX в. Ими зачитывались и в то же время осуждали как непристойные. Роман «Женщины в любви» был издан в 1920 году ограниченным тиражом. История двух жаждущих страстей сестер Гудрун и Урсулы и их возлюбленных мужчин Джеральда и...
— А вам никогда не было страшно? — В жизни? Не знаю. Кое-чего я боюсь — быть запертым или связанным. Боюсь быть связанным по рукам и ногам.
– А если бы тебе предложили хорошую партию? – спросила Гудрун.
– Несколько я уже отвергла, – ответила Урсула.
– Правда? – залилась румянцем Гудрун. – Было что-нибудь стоящее? Неужели ты и правда отказалась?
– Ужасно приятный мужчина с тысячей фунтов в год. Мне он ужасно нравился, – ответила Урсула.
– Неужели?! Это, наверно, было жутко соблазнительно, разве нет?
– Абстрактно – да, но только не в конкретном случае. Когда доходит до дела, ничего такого соблазнительного нет. Да если бы было соблазнительно, я бы пулей замуж выскочила. Но у меня один соблазн – никуда не выскакивать.
– Неужели ты действительно хочешь детей, Урсула? – холодно спросила она.
Урсула удивленно-озадаченно посмотрела на сестру.
– По-моему, хочешь-не хочешь… – ответила она.
– Ты так считаешь? – спросила Гудрун. – У меня при мысли о детях все чувства куда-то пропадают.
- А на ком бы ты женился? – На женщине, – ответил Биркин. – Прекрасно, – похвалил Джеральд.
Любовь - это направление, которое отрицает все остальные направления. Это...свобода вдвоем
– Возможно, это не совсем так, – нерешительно призналась она. – По-моему, на самом деле заводить детей никому не хочется, все только делают вид.
В ее жизни мало что происходило, однако внутри нее, во мраке, уже назревали какие-то перемены. Если бы только ей удалось разорвать последнюю сковывающую ее оболочку! Она пыталась пробиться наружу и, подобно младенцу, выбирающемуся из утробы матери, протягивала руки, но высвободиться ей не удавалось, пока не удавалось.
Даже у самого нормального человека внутри бушуют ужасные бури.
Но он никогда, никогда бы не осмелился сломить ее волю – выпустить на свободу водоворот ее подсознания и посмотреть на нее в состоянии истинного безрассудства. И несмотря на это, он постоянно наносил ей удары.
Почему лошадь должна хотеть добровольно подчиниться человеческой воле? – спросила Урсула. – Вот чего я никак не могу понять. Я вообще не верю в то, что она этого хочет.– Еще как хочет. Ведь подчинить свою волю вышестоящему существу – это, пожалуй, любовь в самом крайнем, в самом возвышенном ее проявлении, – сказал Биркин.– Какое у вас интересное представление о любви, – иронично усмехнулась Урсула.– А женщина очень похожа на лошадь: в ней противоборствуют две воли. Одна заставляет ее полностью подчиниться. Другая же вынуждает проявить свой норов и отправить своего наездника навстречу смерти.– Значит, я лошадь с норовом, – рассмеялась Урсула.– Лошадей приручать очень опасно, так что уж говорить о женщинах
Боюсь, что мы всего лишь люди, и потому должны принять тот мир, который нам дали, - ведь другого нет.
Несмотря на молодость, Гудрун знала разные социальные круги Англии. Она не стремилась к большому успеху. Цинизм молодости помог ей понять: тот, кто достигает чего-то в мире, неизбежно лишает этого положения другого человека, ты преуспел - значит, получаешь фальшивые полкроны вместо фальшивого пенни. Фальшивой была вся денежная система оценки. Но благодаря тому же цинизму она хорошо знала: в мире, где в ходу фальшивые деньги, лучше иметь фальшивый соверен, чем фальшивый фартинг.
Человечество высохло на корню. На кусте висят мириады человеческих существ - они, эти ваши здоровые молодые мужчины и женщины, такие красивые и цветущие. Но на самом деле это сплошь яблоки Содома, плоды Мёртвого моря, чернильный орехи. На самом деле, в этом мире у них нет никакого предназначения - внутри у них нет ничего, кроме горькой, гнилой трухи.
Она всегда боялась слов, так как понимала, что сила высказывания всегда могла заставить её поверить в то, во что она на самом деле никогда не верила.
Она чувствовала, что память - это грязная шутка, которую над ней сыграли. Разве обязательно нужно было, чтобы она "помнила"! Почему ей нельзя окунуться в полное забвение, родиться заново, оставив все воспоминания, всю грязь прошлой жизни за своми плечами?
Никогда не терять голову, не выходить из себя, все время контролировать себя, все время смущаться, все время помнить, кто ты есть. Все что угодно, только не это! Лучше быть животным, простым лишенным разума животным, чем это, чем эта пустота!
Он переживет старую печаль, он отбросит прежнюю мораль, и в своем новом мире он будет совершенно свободным.
— Тебе он нравится? — спросила Урсула.
— Не то чтобы нравится, просто я считаю, что в своем роде он совершенен.
- Представь, Руперт, - сказал он, - я только что пришел к выводу: главное в жизни - когда есть с кем разделить одиночество, не просто с кем попало, а с тем, кто тебя поймет.
Позорна только жизнь, каждое мгновение которой ничем не заполнено, в которой человек живет только по инерции. Жизнь ив самом деле может стать постыдным унижением для человеческой души.
Гудрун, слегка раздраженная, помолчала. Ей хотелось определенности. Она спросила:
– Тебе не кажется, что каждому человеку необходим опыт брака?
– А ты считаешь, что это будет опыт?
– Непременно будет, – холодно сказала Гудрун. – Может, нежелательный, но непременно своего рода опыт.
– Не обязательно, – ответила Урсула. – Скорее всего, это будет концом всякого опыта.