Все, теперь Лоуренс будет меня весь 2013 год сопровождать.
Я полюбила этот роман за...описания одежды, которую хочется иметь в собственном шкафу, природы, которой я не вижу в городе, за чувства, наполняющие героев, за откровенность, не скатывающуюся до банального траха, за особую богемность, которой нет ни у Мюрже, ни у ДюМорье.
Гудрун и Урсула - две сестры, они хотят любить и быть любимыми, Урсула немного завидует красоте и утонченности Гудрун. Они знакомятся с молодыми людьми Джеральдом и Рупертом, которые более интересуются друг другом и делами, потому что так надо, интересоваться делами, шахтами, заводами, лошадьми (в сцене с лошадью мне хотелось Джеральда убить, но автор это сделал за меня). Когда я начинала читать, то думала , что будет нечто вроде социального и про шахтеров a'la Золя, ан нет, про любовь. И достаточно откровенно, но не пошло. Ах, эта сцена с Киской в кафе...
И сцена на озере - вот где любовь к природе и к жизни...
Женщины хотят любить и быть любимыми, для этого они и созданы, а мужчины, они ведь женщин никогда не поймут, в чем и прелесть этой жизни.
Гм, то, что на всем лайвлибе эту книжку больше, похоже, никто не прочитал, уже о многом говорит!
Пожалуй, самая странная книга из прочитанных мною за последний год. Начнем с того, что я в ней ничего не понимаю. То есть сюжет вполне прозрачный, есть две героини-сестры, есть два мужика, в которых они влюблены и с которыми развиваются отношения - от первой встречи до разрыва. При этом все герои постоянно обуреваемы чувствами дикого накала - а я, хоть убей, не понимаю, ни чем эти чувства вызываются в 90% случаев (ну а-ля "она подняла пресс для бумаг и почувствовала дикий экстаз"), ни, в общем, природу этих чувств. Внезапно они решают, что любят, через минуту ненавидят, через минуту их охватывает "страстное желание", которое, опять же, через минуту превращается в желание кого-нибудь убить. Нормально, вообще?
Я так полагаю, что Лоуренс изображает совсем уж тонко чувствующую интеллигенцию (герои - два учителя, скульптор и управляющий шахтами - впрочем, гениальный в своем деле), которой хочется сказать "Да потрахайтесь уже и успокойтесь!" на все их чувственные излияния. Реакции героев лично мне неясны вообще и никогда, это ад в смысле чтения, когда ты 700 страниц подряд вообще не понимаешь, что происходит. Интересными мне показались образы женщин - для того времени реально прорыв показывать их циничными, сомневающимися насчет существования и смысла любви и брака, запутавшимися в собственных чувствах и не боящимися показывать их и делать ошибки. Вот что, наверное, вызвало шедший над книгой цензурный процесс, а вовсе не употребление слова "секс" (два раза, гыгы).
Еще очень смешно, что героини постоянно ходят в желты платьях и синих чулках, или красных чулках и зеленых жакетах с синими платьями, и вообще, чулки - это какой-то фетиш автора, они также бывают зеленые, желтые или оранжевые. Ага, школьная училка в маленьком шахтерском городке ходит в оранжевом жакете, синем платье и желтых чулках!
''Влюбленные женщины'' – это независимость от общественного мнения, это свобода творчества, это новаторство литературной формы и психологии героев, это выстраданные собственной жизнью взгляды самого Лоуренса. Гонимый современниками, осужденный за скандальные книги, ломавший косные устои викторианской Англии, Лоуренс предельно откровенен на страницах этого романа. Какая-то совершенно удивительная проза – на стыке реализма и модернизма, новаторство в литературе чистой воды, то, что сотворил Лоуренс с формой во ''Влюбленных женщинах'' достойно восхищения. И если в первом романе о сестрах Бренгуэн - ''Радуга'', - пока ещё сохраняются традиционные для литературы реализма сюжет, описания, внешняя жизнь героев, то во втором романе - ‘’Влюбленные женщины’’, - грань между внешней жизнью и внутренней стирается, сюжет не важен, важны психологические искания четырех героев: двух сестер - Гудрун и Урсулы, и двух приятелей – Биркина и Джеральда. Поток сознания, глубокие психологические переживания героев в этом романе выходят на ведущие позиции в композиции романа. Безусловно, мучительно сложно читать страницу за страницей, погружаясь в психоаналитику героев, но это позволяет читателю принимать участие во внутренних конфликтах и кризисах всех четырех героев, постепенно разбирая и собственные внутренние психологические завалы. В этом романе Лоуренс делает попытку разобраться, вернее рассказать, в том числе и собственные мысли, о борьбе за человеческие связи между мужчиной и женщиной, между мужчиной и мужчиной, между родителями и детьми, без насилия человека над человеком; важна связь человека и природы. Лоуренс описывает сложный для Англии период после Первой мировой войны, когда рост промышленности и урбанизация страны сдвигали устоявшиеся традиции, усугубляя личные и социальные проблемы, когда две героини романа стремились к независимости и за право принимать самостоятельно решения и самостоятельно формировать свою карьеру. Гудрун и Урсула в своем понимании независимости очень разные: экстравагантная художница Гудрун и камертон романа смелая и независимая Урсула. Обе сестры зарабатывают на жизнь самостоятельно и рассматривают традиционный брак, как препятствие к независимости, они уже готовы быть с мужчиной на равных в отношениях. Для мужчин же важны вопросы сексуальности, власти, дружбы: для Джеральда – подчинение (очень символична сцена укрощения лошади, безжалостная в своей жестокости), для Биркина – духовное единение с женщиной и бегство от реального мира.
В своих исследованиях психологии женщины и мужчины Лоуренс проникает вглубь проблем сексуальности, любви, социальных классов, материальная идентификация, личности в обществе, дружбы (для Биркина не хватает только одной любви Урсулы, ему ещё нужна дружба с мужчиной, ощущение единения с мужчиной).
-Ты меня любишь? ...-Скажи, что ты меня любишь! Пожалуй, главные вопросы романа.
Многих современных читательниц удивляет, что когда-то книги Лоуренса находили чуть ли не криминальными. Но ранее женщин осуждали всего лишь за мысли. Это тудэй девушки могут в пятнадцать лет начать половую жизнь и каждые два месяца менять женихов до своего тридцатилетия, а потом преспокойно выйти замуж, даже с ребёнком. Но тогда были иные нравы.
Две сестры – Урсула и Гудрун – разные, словно ночь и день, но каждая по-своему мила и характерна.
Если бы я изначально не знала, что автором романа является мужчина, то никогда бы в это не поверила, потому что книга абсолютно женского толка от первого и до последнего слова. Лоуренс – настоящий знаток женской души и сути.
Я тону в его книгах, получаю заряд женской энергии, учусь быть ЖЕНЩИНОЙ, за что ему огромное спасибо и вечная память. Талантливый, но неоценённый при жизни писатель.
"Женщины в любви" это продолжение романа "Радуга", и эти два романа, признанные литературными критиками как вершина творчества Лоуренса, очень сильно повлияли на литературу двадцатого века.
Радугу" и особенно "Женщины в любви" читать намного труднее, чем, например, его блестящий юношеский роман "Сыновья и Любовники", в котором модернизм Лоуренса еще только намечался, или его поздний и очень сильный роман "Кенгуру", в котором язык и стиль очень четкие и понятные.
В "Женщинах в любви" Лоуренс, простите мне мой сленг, разошелся и довел структуру и язык романа до того уровня потока сознания и символизма, который нелегко воспринять. Но как же гениально он это сделал!
Как я уже писала в моем отзыве о "Радуге", первом из этих двух великолепных романов, "Женщины в любви" - это яркий модернисткий эксперимент - всплеск эмоций, мнений, наблюдений, значений, символов, текстов и подтекстов, потока сознания и сознания потока жизни. На одну только знаменитую сцену с лошадьми существует как минимум 10 известных толкований литературных критиков!
Лоуренс пишет мощно, вдохновенно, увлеченно. Он сам очень глубоко вовлечен и увлечен тем, что хочет сказать читателю, и читатель, настроенный на волну Лоуренса, обязательно увлечется и вдохновится гением этого потрясающего писателя. В книге много блестяще сделанных сцен, в которых можно практически услышать и прочувствовать одновременно противоположные мысли и эмоции двух совершенно разных характеров. А гениальные описания природы, используемые Лоуренсом для подчеркивания личностей своих героев, просто совершенны.
Герои Лоуренса пытаются понять жизнь, и я точно знаю, что прочитав этот роман (3 раза) я стала понимать жизнь немного лучше.
Читайте эту книгу, и даже если будет местами трудно и непонятно, она обязательно оставит важный след, показав еще один (и, по-моему, такой гениальный) взгляд на литературу и на жизнь.
I should feel the air move against me, and feel the things I touched, instead of having only to look at them. I'm sure life is all wrong because it has become much too visual - we can neither hear nor feel nor understand, we can only see. I'm sure that is entirely wrong.
Сначала я было обрадовалась тому, что мне посоветовали эту книгу в рамках флешмоба. Руки до Лоуренса уже несколько лет не доходили, а аннотации звучали весьма заманчиво. Еще бы:
Его романы "Любовник леди Чаттерли", "Сыновья и любовники", "Радуга" и "Женщины в любви" вошли в ряд 100 лучших романов XX века. Ими зачитывались и в то же время осуждали как непристойные. Роман "Женщины в любви" был издан в 1920 году ограниченным тиражом (...) и вызвал шквал негодования у консервативной части английского общества.
Но на деле все оказалось не так. Аннотация не обманула лишь в одном - речь в романе действительно была о двух сестрах - Урсуле и Гудрун - и их возлюбленных Джеральде и Руперте. Но где же то, что вызвало негодование чопорных англичан? Где те разнузданные постельные сцены, которые заставили их читать книги Лоуренса затаив дыхание? Где, черт побери, та изюминка, благодаря которой Лоуренс попал во все мыслимые и немыслимые списки лучших книг ХХ века?
Всю книгу я нудилась и томилась от размышлений Лоуренса о мужчинах и женщинах, отношениях между ними, робкими сексуальными фантазиями и фантазиями о совершенствовании мира. Герои оказались на редкость неприятными: все как на подбор - махровые эгоисты, одержимые каждый своей шизой, создающие впечатление потенциальных клиентов психиатра. Где любовь? Где шедевр? Зачем нужен этот ушат грязи и выворачивание наизнанку запутанных нездоровых отношений между женщиной и мужчиной?
Если коротко, то впечатления от книги можно подытожить так:
ФМ-2016: 16/25
Я не люблю ужимки, вихляния, метания, необоснованные страдания на пустом месте, не люблю, когда из мухи делают слона и заставляют всех вокруг плясать под свою дудку. Ненавижу, когда мужчины рассуждают о логичности женщин, а женщины – о галантности мужчин. Терпеть не могу, когда люди страдают фигней вместо того, чтобы заняться нормальным делом и жить в свое удовольствие. Не люблю, когда добропорядочные граждане закрывают ручкой рот, полушёпотом с истерическим смешком произнося слово «Секс», а другие при этом округляют глаза, словно они услышали самую страшную, грязную и похабную непристойность в мире.
Посему очевидно, что эта книга мне не понравилась. Прощу прощения за сумбур и субъективность, но по-другому сказать сложно.
Reading books makes you better
Я сейчас поставлю старую песню, на тему своей нелюбви к подобному жанру. А ведь я столько всего ждала от Лоуренса. Предварительно почитала его "скандальную" известность и... Где это все? Куда спрятали? Из-за чего чепорные людишки запрещали его книги? А женщины падали без чувств?
Видать я упустила что-то... Книга, с таким внушительным объемом, начиналась так интересно, а закончилась... Как там она закончилась уже не помню. Мучила роман больше трех месяцев, так что когда возвращалась, то словно открывала чистый лист.
Знаете, если бы не игра, то даже не подумала взяться за "Женщин в любви". С классической литературой итак нестабильные отношения, а в последнее время мне "везет" на безынтересный сюжет.
3 из 5
Знаете, что я хочу сказать? Все эти ярлыки "Странное" и "Хер поймёшь что такое", навешанные на данный роман, они не от того, что люди якобы не поняли эту книгу. Это всё потому что она не так известна, как другие модернисткие книжки, Джойс, Вулф, Гессе и т.д. И старый-добрый принцип самовнушения " Я ничего не понял, но это же шедевр, его признали во всем мире, а потому поставлю-ка я пятьсот звёздочек, а не одну" здесь не работает. Дело в том, что бывают романы и похлеще этого, где поток сознания зашкаливает, но почему-то неблагодарных слепых отзывов на них гораздо меньше. Не потому что якобы их "поняли". Не поняли, конечно же, но совесть не позволяет написать "дерьмо" о других великих произведениях. Возможно, это какое-то культурологическое упущение, и людям так и не объяснили, кто такой Лоуренс, и не так давно "Женщины в любви" были переведены на русский. Вообще даже странно, что у стольких людей роман лежит в "хотелках" , и обидно, что столько же глупых отзывов а-ля "Они что, больные все? " будут написаны после прочтения.
Я не понимаю, романы все должны быть простые и понятные, как у Моэма или Драйзера? Ну, так то реализм, а не модернизм. ( Собственно, это не рецензия, а ответ на все эти однозвёздочные "эпосы").
Хотя и не знали еще таких слов и определений. Я совершенно серьезно. Мне было сложно понять отличие пан от бисексуалов до этого романа. Но познакомившись с Рупертом Биркиным все стало понятно. Его рассуждения о универсальных союзах двух свободных сущностей безотносительно их пола, созвучие сердец, полное взаимопроникновение – это что-то уже космического уровня, неземное чувство. И оперирует он понятиями философскими, а не телесными. А Джеральд с его подчеркнуто телесным, визуальным описанием чувств и к женщине и к мужчине типичный бисексуал. И, видимо, полиамор. Вот так я "прослушала" мастер-класс на тему современной сексуальной жизни. Хотя совсем не этого я там ожидала.
Вообще почему эта книга называется "Влюбленные женщины", а не "Потерянные мужчины", я не понимаю. Ни одна из описываемых женщин в классическом понимании не влюблена. Да и все их чувства передаются автором явно без знания и понимания их истинных мотиваций. Слишком истеричные, эмоциональные, непоследовательные. Такие, как их (нас) часто представляют некоторые мужчины. И совсем не такие, какими они (мы) на самом деле являются. Почему сестры поступают именно так, как Лоуренс описывает? Непонятно. Эти героини для меня так и остались картонными рисунками уровня "сеятеля" авторства О. Бендера. Зато в сознаниях мужчин нам предоставляется копаться до посинения. И до отвращения.
Казалось бы, можно было пожалеть главных героев, которые не могут быть счастливы из-за предрассудков общества и своих собственных. Не могут быть вместе. Но это не так, они говорят друг с другом о своих чувствах, они вращаются в артистических кругах, где приемлемы любые форматы отношений. То есть при большом желании они могли бы быть вместе. Но не это им обоим нужно. А что-то другое. Что именно – неясно в первую очередь автору. Мне кажется, он пытался определиться со своей ориентацией в этой книге. Придумал несколько разных вариантов, прокрутил их перед собой и перед читателями. Но ответ так и не нашел. Как не нашел себя ни один из его героев или героинь. И для меня, как читательницы, и так тяжело идущая из-за своего вычурного и бессмысленного языка книга потеряла последние шансы на реабилитацию. Ведь тот финал, который нам предлагает Лоуренс, это просто квинтэссенция того, как совершенно нелогичны его герои. И когда закрываешь последнюю страницу, остаются два самых страшных вопроса для литературы: "И что?" и "Зачем я все это сейчас прочитала?".
"Влюбленные женщины" - первый прочитанный мною роман английского писателя Д.Г. Лоуренса. Что я слышала об этом писатели, что знала? Только то, что он автор другого, более известного романа "Любовник леди Чаттерлей", и не знала ничего ни о самом авторе, ни о стиле его повествования, ни о воззрениях.
Сюжет построен на взаимоотношениях двух девушек и двух влюбленных в них мужчинах. Урсула - учительница в шахтерском городке - влюблена в школьного инспектора, который отвечает ей взаимностью.
Биркин, как и мистер Крич, не отличался полнотой, у него был бледный и нездоровый вид. В плечах он был неширок, но сложен хорошо. Он слегка шаркал одной ногой, но это проявлялось только тогда, когда он чувствовал себя неловко. Хотя он и оделся в соответствии с отведенной ему ролью, было видно, что внутренне он ей не соответствует, и из-за этого выглядел довольно странно. Он был умен, по природе своей оставался одиночкой и поэтому совершенно не вписывался в столь светское событие. Тем не менее, он сумел скрыть свою натуру, решив подчиниться общему замыслу.
Он притворялся совершенно обычным человеком, человеком в высшей степени заурядным. Ему удалось столь удачно подстроиться под настроение окружающих и так правдоподобно сыграть обычность, что на некоторое время люди несведущие были введены в заблуждение и не пытались высмеивать его несхожесть с другими, как это случалось всякий раз.
В свою очередь её сестра Гудрун - художница - начинает испытывать чувства к молодому и богатому владельцу шахт - Джеральду, который также обращает на неё своё внимание.
У ее сына были светлые волосы, светлые глаза и тронутая загаром кожа. Ростом он был чуть выше среднего, и при этом хорошо сложен и одет с почти чрезмерной тщательностью. Но в его облике было и нечто странное – осторожность и едва уловимое сияние, которое выдавало его принадлежность к существам отличной от всех остальных породы.
Его светлая кожа северянина и белокурые волосы сверкали, подобно солнечному свету, отраженному от кристалла льда. Он выглядел так свежо, безыскусно и чисто, как может выглядеть только арктическое существо. Ему было около тридцати или, может, чуть больше. Его яркая красота, мужская притягательность молодого, добродушного, улыбающегося зверя, однако, не утаила от взгляда Гудрун весьма заметную зловещую скованность поведения и затаенную мощь его неукротимого нрава.
«Он принадлежит к племени волков, – подумала она про себя. – Его мать – старая матерая волчица».
Ее тело пронзила острая дрожь, чувства прорвались наружу, словно ей открылось нечто такое, что из всех людей на земле было понятно только ей. Странной силы волнение овладело ей, каждая клеточка ее тела трепетала от этого острого переживания.
«Боже ты мой! – воскликнула она про себя. – Что же это такое?»
Спустя мгновение Гудрун уже твердо решила: «Я обязана узнать этого человека поближе».
К тому же, Джеральд и Биркин старинные друзья. Это роман не просто о любви женщины к мужчине или мужчины к женщине, но и о любви мужчины к мужчине.
С первых страниц произведения вы погружаетесь в пучину эмоций, переживаний, страстей. Для меня Лоуренс здесь становится волшебником - как бы мы не любили своих близких, но в каждой момент общения с ними мы испытываем какие-то ощущения, впечатления, которые сами отследить не в состоянии (вроде, всё было хорошо, и весело, и приятно, и вдруг в какой-то момент стало неприятно, хотя внешне ничего не изменилось и между двумя состояниями пробежало несколько секунд). Лоуренс же не только мастерски описывает все оттенки душевных порывов, но и в какой-то степени показывает причины их возникновения.
В романе рассказано о нескольких видах любви (или подобия любви), но сосредоточена история на трёх составляющих: Урсула-Биркин, Гудрун-Джеральд, Биркин-Джеральд. Несмотря на то, что Урсула и Гудрун сёстры, они совершенно разные по характеру и по натуре. Гудрун, как художник, как человек искусства, постоянно ищет новых впечатлений и не задерживается долго на одном месте. Её привлекают мрак и опасность, поэтому она затевает своеобразную игру с Джеральдом, в котором увидела признаки того, что может дать ей наслаждение.
Невидимый за насыпями локомотив пыхтел все ближе. Кобыле это не понравилось. Она отпрянула в сторону, как будто необъяснимый шум причинил ей боль. Однако Джеральд вернул ее на место и заставил стоять прямо перед воротами. Резкие выдохи двигателя обрушивались на нее все с новой и новой силой. Повторяющийся резкий, непонятный, страшный гул пронзал ее, и в конце концов она дико затряслась, охваченная паникой. С силой разжавшейся пружины она отскочила назад. Лицо Джеральда при этом зажглось сиянием, почти расцвело в улыбке, и он настойчиво вернул ее на прежнее место.
Постепенно шум нарастал, маленький паровоз, клацая стальным сцепным механизмом, с громким скрежетом выполз на переезд. Кобыла отскочила, как отскакивает от раскаленного утюга капля воды. Гудрун и Урсула в страхе прижались к изгороди. Но Джеральд был суров, и кобыла опять стала на прежнее место. Казалось, невидимый магнит прижимал, соединял всадника с лошадью, позволяя ему управлять ее телом вопреки ее желанию.
– Глупец! – громко воскликнула Урсула. – Почему он не отъедет в сторону, пока не проедет поезд?
Гудрун смотрела на мужчину темными, широко раскрытыми, зачарованными глазами. А он, упрямый и сияющий, оставался на месте, насилуя кружащую на месте кобылу, которая извивалась и бросалась из стороны в сторону, словно порыв ветра, но тем не менее не могла выйти из его повиновения. Не в ее власти было ускакать от безумного грохота колес, пронзавшего ее тело, когда товарные платформы медленно, тяжело, устрашающе лязгая, преследуя одна другую, преодолевали переезд.
Состав, точно вознамерившись проверить все возможности животного, начал тормозить; платформы разом сбавили ход, загремев железными буферами, клацая ими, словно огромными литаврами, с лязгом наталкиваясь друг на друга, словно в каком-то ужасном противоборстве, с грохотом подъезжая все ближе и ближе. Кобыла раскрыла рот и волна ужаса медленно подняла ее на дыбы. Внезапно она выбросила вперед передние копыта, словно пытаясь отогнать от себя ужас. Она подалась назад и девушки прижались друг к другу, чувствуя, что она вот-вот опрокинется и подомнет под себя всадника. Но он наклонился вперед с застывшим на лице довольным выражением и вернул ее в прежнее положение, подавил ее, вынудил опуститься на землю.
Но дикий ужас, отбрасывавший ее от путей, заставлявший ее крутиться и вертеться на месте, словно в центре водоворота, был еще сильнее его власти, его давления. Гудрун вдруг почувствовала резкое головокружение, дурнота проникла в самое ее сердце.
– Нет! Нет! Отпусти ее! Отпусти ее, ты, безмозглое чудовище! – во весь голос закричала Урсула, совершенно выйдя из себя.
Гудрун было очень неприятно, что ее сестра могла так забыться. Невыносимо было слышать этот властный и откровенный во всей полноте чувств голос.
На лице Джеральда появилось жестокое выражение. Он с силой опустился в седло, вонзившись в спину кобылы, словно нож в ножны, и вынудил ее повернуться. Она шумно хватала носом воздух, ее ноздри превратились в два огромных пышущих жаром отверстия, рот широко открылся, а в остекленевших глазах застыл ужас. Зрелище было отвратительное. Но он, ни на мгновение не ослабляя своей хватки, впился в нее с почти механической безжалостностью, как острый меч впивается в плоть. От напряжения и с человека, и с лошади градом катился пот. Тем не менее, человек был холоден и спокоен, как солнечный свет в зимнее время.
Урсула, в свою очередь, более простая и искренняя, за что, иногда, может быть высмеяна. Её любовь к Биркину - это желание создать семью, найти идеального партнёра, который будет любить и уважать её. Она сумела разглядеть в Руперте то, что тот так упорно скрывал от других, ведь сам он человек необыкновенный, с богатым внутренним миром и глубоким пониманием жизни. Но его слова расходятся с делом, у них, при всей их идеальности, нет почвы, поэтому Урсула, с более приземленными взглядами, хорошо его уравновешивает.
Джеральд, при всей своей силе, воле и способностях, совершенно пуст внутри. Он потерявшийся человек: с одной стороны он нашёл себе применение, преобразовав и улучшив шахты, но его душа не знает, чего хочет, он не способен найти точку опоры. В начале романа его поддерживает Биркин (какое прекрасное у Лоуренса описание мужской любви! Не думайте, совершенно платонической), но, всё больше и больше погружаясь в пучину страсти к Гудрун, Джеральд отвергает это дружбу, надеясь найти опору в Гудрун, которой это быстро надоедает. Её игра сыграна, интерес потерян. О, сколько чувствительности, сколько страсти вкладывает Лоуренс в описание развития этих отношений! Как художник, он с удивительной точностью, ослепительностью расписывает чувства и эмоции, царящие вокруг этой пары. Противостояние сильного мужчины и сильной женщины, относящихся к разным мирам - миру техники и миру искусства. Противостояние порочной женщины и слабого духовно мужчины. И язык, которым автор описывает произошедшее, заслуживает отдельного внимания - он очень красив (отдельное спасибо переводчику за проделанную работы).
В самой книге скрыто очень многое, что можно разобрать на цитаты, очень много интересных мыслей, обличения пороков и лицемерия мужчин и женщин Англии начала 20 века. Даже подумать удивительно, что роман было написан в то время - о столь откровенном рассказывает автор. А сколько здесь символизма (например, приведенная выше сцена с лошадьми): описание природы, одежды, даже второстепенных персонажей - всё здесь имеет смысл, имеет место для раскрытия характеров главных персонажей. Своеобразное отношение у писателя и к миру искусства - все описанные в книге художники не вызывают ничего, кроме отвращения. Лучше всего показывает эта одна из финальных сцен, где отражаются взгляды Гудрун и Урсулы на одно и то же произведение искусства.
Статуэтка изображала обнаженную девушку – маленькую, изящно сложенную – сидящую на огромной лошади без седла. Девушка была молодой и нежной, нераспустившимся бутоном. Она боком сидела на лошади, забыв обо всем и прижав ладони к лицу, словно ей было стыдно и горько. Ее короткие волосы, должно быть, льняные, двумя волнами спадали вперед, наполовину закрывая руки.
Ее конечности были нежными и неразвитыми. Ее ноги, которые совсем недавно начали обретать свою форму, ноги девы, только еще вступающей в жестокую пору женственности, по-детски беспомощно и жалко свисали с бока мощной лошади, одна маленькая ножка обнимала другую, словно пытаясь ее спрятать. Но прятаться было некуда. Она, нагая, сидевшая на непокрытом лошадином торсе, была открыта всем взглядам.
Лошадь стояла, как вкопанная, замерев в каком-то удивлении. Это был огромный, великолепный жеребец, каждый мускул которого играл скрытой силой. Его шея была грозно изогнута, точно лук, мощные напряженные бока были поджарыми.
Гудрун побледнела, и тьма, похожая на стыд, заволокла ее глаза. Она умоляюще посмотрела на него, точно рабыня. Он взглянул на нее и его голова едва заметно дернулась.
Она думала о стройных, незрелых, нежных девичьих ногах, которые, будучи выполненными из зеленой бронзы, должны были быть гладкими и холодными.
– Да, прекрасно, – пробормотала она, поднимала на него глаза, в которых читалось какое-то мрачное поклонение.
Он закрыл глаза и ликующе отвернулся в сторону.
– Но почему, – сказала Урсула, – почему вы сделали лошадь такой скованной? Она скованная, точно окоченевший труп.
– Скованная? – повторил он, мгновенно ощетинившись.
– Да. Смотрите, это настоящая тупая и безмозглая скотина. Лошади же на самом деле чуткие животные, очень нежные и чуткие.
Он пожал плечами и медленно развел руки в безразличном жесте, словно желая тем самым показать ей, что в этом вопросе она дилетант и нахальная выскочка.
– Wissen Sie, – сказал он, с оскорбительной терпеливостью и снисходительностью в голосе, – эта лошадь есть некая форма, часть целостной формы. Это часть произведения искусства, часть формы. Видите ли, это вам не изображение дружелюбной лошади, которую вы балуете кусочком сахара – это часть произведения искусства и она не связана ни с чем иным, кроме как с этим самым произведением искусства.
Урсула, которую задело, что он обращается к ней с такой оскорбительной снисходительностью, словно снисходит с высоты искусства, доступного лишь посвященным, на лишенный таинственности общий уровень дилетанта, с горячностью ответила, залившись краской и поднимая голову.
– Но, тем не менее, это все же изображение лошади.
Он вновь пожал плечами.
– Да уж, это определенно не изображение коровы.
Тут в разговор вмешалась Гудрун, вспыхнувшая румянцем и сверкнувшая глазами, которой очень хотелось избежать этого и больше не слушать, как дуреха Урсула упорно выдает свое невежество.
– Что ты имеешь в виду, говоря «изображение лошади»? – воскликнула она, обращаясь к сестре. – Что ты подразумеваешь, говоря «лошадь»? Ты подразумеваешь идею, которая рождается в твоей голове и которую ты хочешь воплотить в жизнь. Это же другая идея, совершенно другая идея. Хочешь, называй ее лошадью, а хочешь – не называй. У меня столько же прав сказать, что твоя лошадь это никакая не лошадь, что это обман твоего воображения.
Урсула, остолбенев, заколебалась. Но слова сами вырвались из ее рта.
– Но почему у него такое представление о лошади? – спросила она. – Я знаю, что это его представление. Я знаю, что на самом деле это изображение его самого…
Лерке яростно захрипел.
– Мое изображение! – насмешливо бросил он. – Wissen sie, gnädige Frau, это есть Kunstwerk, произведение искусства. Это произведение искусства, а никакое не изображение, оно ничего не изображает. Оно не связано ни с чем, кроме себя самого, повседневная жизнь не имеет к нему никакого отношения, между ними нет никакой связи, абсолютно никакой, это две разных и непересекающихся плоскости бытия, поэтому истолковывать одно, руководствуясь другим даже хуже, чем простая глупость, это значит испортить замысел, посеять везде зерно хаоса. Понимаете, нельзя смешивать относительный мир действия с абсолютным миром искусства. Этого делать нельзя.
– Это совершенно верно, – воскликнула Гудрун, погрузившаяся в какой-то транс. – Эти два понятия полностью и навечно разведены, у них нет ничего общего. Я и мое искусство, они никак друг с другом не связаны. Мое искусство находится в другом мире, я же существо из этого мира.
После такой вспышки Урсула замолчала. Она была в ярости. Ей хотелось пристрелить их обоих.
– Во всей этой чуши, что вы заставили меня выслушать, нет ни слова правды, – равнодушно заключила она. – Лошадь изображает вашу собственную тупую животную сущность, а девушка – это та, которую вы любили, измучали, а затем перестали замечать.
Он посмотрел на нее с легкой презрительной улыбкой в глазах. На этот последний выпад он даже не потрудился ответить.
Гудрун тоже молчала, охваченная раздражением и презрением. Урсула здесь была совершенно наглым чужаком, который топчется там, где ангелы боятся ступать. Но – глупцам нужно если не радоваться, то, по крайней мере, терпеть.
Однако Урсула тоже была упорной.
– Что касается вашего мира искусства и вашего реального мира, – ответила она, – вам приходится их разделять, потому что вам невыносимо видеть, что вы из себя представляете. Вам невыносимо видеть, что животная, окоченевшая, толстокожая грубость – это вы сами, поэтому вы заявляете, что «это мир искусства». Мир искусства это всего лишь правда о реальном мире, вот и все – но вы слишком далеко забрались, чтобы это видеть.
Она хоть и дрожала, побледнев, но была полна решимости. Гудрун и Лерке чувствовали к ней крайнюю неприязнь. Как и Джеральд, который вошел в самом начале ее монолога и который стоял и смотрел на нее с абсолютным неодобрением и осуждением. Он чувствовал, что она была недостойна этого, что она свела к банальности таинство, которое делало человека избранным. Он присоединил свое мнение к мнениям тех, остальных. Всем троим хотелось, чтобы она ушла. Но она продолжала молча сидеть, и только душа ее проливала слезы, содрогаясь в безудержных рыданиях, она же лишь вертела в пальцах платок.
Никто не осмеливался нарушить мертвую тишину, потому что всем хотелось, избавиться от воспоминаний о том, как Урсула нарушила запретную зону. Наконец Гудрун спросила холодным, обыденным голосом, словно начиная ничего не значащий разговор:
– Эта девушка была моделью?
– Нет, это не модель. Она была ученицей в художественной школе.
– Ученица художественной школы! – воскликнула Гудрун.
И теперь ей стало все понятно! Она видела эту девушку, ученицу художественной школы, еще несформировавшуюся, но опасно легкомысленную, слишком юную, чьи прямые льняные коротко подстриженные волосы, свисавшие до шеи, слегка загибались внутрь под собственной тяжестью; она видела Лерке, знаменитого мастера-скульптора, и эта девочка, возможно, получившая хорошее воспитание, из хорошей семьи, решила, что она такая замечательная, что может стать его любовницей. О, как же хорошо она знала, к чему приводит подобное отсутствие опыта! Дрезден, Париж, Лондон, – какая разница? Она все про это знала.
– Где она сейчас? – спросила Урсула.
Лерке передернул плечами, показывая, что он ничего не знает, да ему и все равно.
– Это было почти шесть лет назад, – сказал он, – сейчас ей должно быть уже двадцать три, что тут говорить.
Третья составляющая романа - это отношения Джеральда и Руперта.
Пару недель Урсула оставалась с Биркиным на мельнице. Они оба были какими-то тихими.
– Тебе нужен Джеральд? – как-то вечером спросила она.
– Да, – ответил он.
– Разве одной меня не достаточно? – спросила она.
– Нет, – ответил он. – Тебя мне достаточно только в той степени, в какой может быть достаточно женщины. Ты для меня все женщины на свете. Но мне нужен друг-мужчина, такой же вечный, как союз между тобой и мной.
– Но почему меня не достаточно? – спросила она. – Тебя мне хватает. Мне никого, кроме тебя, не нужно. Почему с тобой по-другому?
– С тобой я могу прожить всю свою жизнь, не нуждаясь в ком-то другом, не нуждаясь в близких отношениях с другими людьми. Но чтобы этот союз стал завершенным, чтобы я был по-настоящему счастливым, мне требуется еще и вечный союз с мужчиной: другая любовь, – объяснил он.
– Я не верю, – сказала она. – Ты просто упрямишься, ты зациклился на этой своей теории.
– Ну… – протянул он.
– Нельзя чувствовать две разных любви. Так не бывает!
– Похоже, ты права, – ответил он. – Но я хотел этого.
– Так не бывает, потому что это ложь, потому что это невозможно, – настаивала она.
– Не верю, – ответил он.
Такие отношения тоже было удивительно встретить в романе, но они прописаны с такой любовью, искренностью, смыслом, что не остается сомнения в их возможности и натуральности, тем более в свете настоящих изменений в обществе.
Потрясающая, эмоциональная, страстная, умная книга, которая затягивает с первых страниц своим ярким описанием постоянного противоборства. И читать такую книгу нужно очень внимательно (возможно, не один раз), потому что охватить весь объём мыслей, заложенных автором, с первого раза очень сложно - столь многое в ней сокрыто.