Цитата из рассказа "Обещания, обещания".
"— Что — другое? — Не зная, куда деваться, он метался по комнате, не решаясь поднять на нее взгляд. — Что можно пообещать Богу, чтобы это действительно что-то значило? Деньги? Дом? Машину? Отказаться от поездки в Париж? От своей работы? Ему известно, что мне все это дорого. Но я не думаю, что Богу нужны такие жертвы. На свете есть только одна ценность, верно? Для Него. Не вещи, не люди, но… любовь. Я долго ломал голову и понял, что в моей жизни есть только одно настоящее сокровище, поистине бесценное, которое можно предложить взамен.— И это сокровище — я? — спросила она.— Да, черт возьми. Придумай что-нибудь еще. Я не могу выдумать ничего другого. Ты. Моя любовь к тебе была такой огромной, такой всеобъемлющей, такой необходимой частью моей жизни, что я понял: это будет равноценный обмен, оправданная просьба. И если я пообещаю расстаться с тобой, Богу придется признать, каким это будет для меня ударом, какой невыносимой потерей. Тогда он просто обязан будет вернуть мне дочь! Иного и быть не может!"
Можно, конечно, сидеть и в городе, но дома, комнаты, люди — это одно дело, а когда над головой открытое небо и звезды, и двое сидят на холме, держась за руки, — это совсем другое. А потом эти двое поворачивают головы и смотрят друг на друга в лунном свете… И так всю ночь. Разве это плохо? Скажи честно, что в этом плохого?
- Кажется, я начинаю понимать, где между нами прошла трещина. Твои любимые книги для меня - чепуха. Мои для тебя - барахло. Мусор. Почему мы этого не заметили десять лет назад?
- Мы многого не замечаем, пока… - он запнулся, - …пока любим.
Это был босоногий марктвеновский городок, где детство, заигравшись, не страшится наказания, а старость приближается беспечально.
- Счастливо оставаться. А ведь это значит "оставаться счастливым", верно?
На меня нахлынула убийственная тоска, какая охватывает мужчин при виде мимолетной красоты, которая вот-вот исчезнет. В такой миг хочется крикнуть: постой, я люблю тебя. Но язык не поворачивается это произнести. И лето уходит в ее образе, чтобы никогда больше не вернуться.
В тринадцать жизнь идет наперекосяк. В четырнадцать - и вовсе заходит в тупик. В шестнадцать - хоть ложись да помирай. В семнадцать - конец света. А там терпи лет до двадцати, чтобы дела пошли на лад.
- Кажется, я начинаю понимать, где между нами прошла трещина. Твои любимые книги для меня - чепуха. Мои для тебя - барахло. Мусор. Почему мы этого не заметили десять лет назад?
- Мы многого не замечаем, пока... - он запнулся, - ...пока любим.
Мне хочется просто держать ее за руку, веришь? Пойми, держаться за руки… это ни с чем не сравнить. Держаться за руки так, чтоб было не различить, есть в них движение или нет. Такую ночь не забудешь никогда: все остальное, что бывает по ночам, может выветрится из головы, а это пронесешь через всю жизнь. Когда просто держишься за руки — этим все сказано.
Боже, почему мужчины все такие трусы, откуда, черт возьми, у вас такая щепетильность, почему вы не можете положиться на женщину?
Так вот, — продолжал он, — я бы хотел сидеть так долго-долго, не произнося ни слова. Для такой ночи слов не подобрать. Мы даже не будем смотреть друг на дружку. Будем глядеть вдаль, на городские огни, и думать о том, что испокон веков люди вот так же поднимались на холмы, потому что ничего лучше еще не придумано. И не будет придумано.