«Задавшись благими намерениями, я отправился в деревню хозяйничать, но потерпел фиаско. Несколько лет жизни, тяжёлый труд, дело, которое я горячо полюбил, десятки тысяч рублей, – всё это погибло, прахом пошло…»
О том, что Николай Гарин-Михайловский был в большей степени инженером, чем писателем, свидетельствует не только его биография, но и литературное творчество - по крайней мере та небольшая часть его произведений, с которой я успела познакомиться.
Автобиографические очерки "Несколько лет в деревне" и "В сутолоке провинциальной жизни" предельно документальны (в статье отмечается, что автор изменил лишь некоторые имена собственные, но с точностью указал расстояния между населёнными пунктами), наполнены большим количеством экономических деталей и по большей части скупы в эмоциональном плане (к примеру, Гарин-Михайловский мимоходом упоминает о рождении сына, зато долго и подробно рассказывает о проекте двенадцатипольной системы хозяйства).
Первый из очерков получился более цельным и в то же время более пессимистичным - авторское предисловие сразу настраивает читателя на негативный лад:
Задавшись благими намерениями, я отправился в деревню хозяйничать, но потерпел фиаско. Несколько лет жизни, тяжёлый труд, дело, которое я горячо полюбил, десятки тысяч рублей, - всё это погибло, прахом пошло...
Эти слова настроили меня на попытку решения двух главных вопросов русской интеллигенции - "что делать?" и "кто виноват?" - в отдельно взятой ситуации: молодой инженер с семьёй приезжает в деревню Князево (в реальности - в имение Гундуровка), где на правах помещика собирается усовершенствовать местное хозяйство на благо крестьян - и в итоге терпит крах. Со всей однозначностью определить виновника так и не удалось. Точней, виноватыми получились практически все. Наивный барин, пытавшийся за краткий период времени в корне изменить уклад крестьянской жизни, отказавший деревне в строительстве кабака и принуждавший жителей к выслушиванию непонятных лекций по сельскому хозяйству и политэкономии. Сами тёмные крестьяне, не оценившие своей выгоды (не только возможной, но и уже полученной) и оправдывающие своё бездействие упованием на Бога. Кулаки-провокаторы, побуждающие бедняков совершать поджоги. Хищные дельцы, вынуждающие сбывать хлеб по убыточной цене.
Но в очерке рассказывается и об успешных хозяйствах, достаточно разнообразных. Среди их владельцев есть и немцы-менониты, и консервативный помещик Чеботаев, призывающий относиться к имению, как к банку, и купец Юшков, не боящийся технических новшеств. Почему именно рассказчик потерпел неудачу, мне было до конца не ясно - многое из того, что в его хозяйстве оказалось неудачным, у других вполне работало.
Сам автор в следующем очерке "В сутолоке провинциальной жизни", рассказывающем в том числе и о продолжении хозяйственной деятельности в Князеве, возложил всю ответственность за свои неудачи только на себя, отмечая, что напрасно пытался изменить быт крестьян против их воли. Тем не менее, следующий проект Гарина-Михайловского оказался более успешным - узкоколейная железная дорога, построенная благодаря его кипучей деятельности, действительно улучшила жизнь его деревни. При этом часть крестьян так и осталась недовольна:
Землю нашу под дорогу отбираете, теперь ни пройти, ни проехать с одного поля в другое; в деревнях от чужого народа, бродяг проклятых, дрянь всякая завелась... Что с того, что и много денег, да цены им не стало, - всё в кабак тащат.
Помимо темы строительства железной дороги, которая должна была стать ключевой, автор вводит и другие сюжетные линии, но это не идёт на пользу произведению, которое в наше время напоминает блог. Вот главы про интриги на выборах в дворянском собрании, вот - про светскую жизнь, про голод и эпидемии в деревне, а вот - про чувашский праздник весны. Всё это друг с другом практически не связано, автор перескакивает с одной темы на другую, а ярко изображённые персонажи не принимают практически никакого участия в развитии сюжета. И нет бы завершить повествование на светлой ноте, когда крестьяне начинают признавать пользу железной дороги, - нет, дальше идёт пересказ историй о суевериях, сектах и преступлениях в крестьянской среде - занятно, но без какой-либо логики в повествовании.
Драма "Зора", вошедшая в книгу, рассказывает неправдоподобную историю любви молодого британца, зачем-то поехавшего в Россию осуществлять промышленные проекты, и наивной чувашской девушки. История - отчасти о "бремени белого человека", отчасти о чистоте примитивных народов, утраченной современной цивилизацией, но эти идеи, представляющие богатую почву для произведений искусства, нашли, на мой взгляд, весьма бедное воплощение.
В очерках есть действительно сильные моменты - к примеру, страшные картины деревни, гибнущей от тифа, рассказы о страхе крестьян перед врачами, романтичное описание чувашского праздника, те же драматичные истории преступлений. На основе этих воспоминаний можно было бы создать полноценный роман, но автор стремится прежде всего к дотошному описанию своей деятельности, деталей торговли зерном и преимуществ узкоколейной железной дороги перед ширококолейной. Эти описания, должно быть, были важны для самого автора и его коллег-инженеров и хозяйственников, но для тех, кого интересуют прежде всего события и характеры, очерки будут чересчур сухими и отстранёнными, несмотря на интересные лирические отступления.
О том, что Николай Гарин-Михайловский был в большей степени инженером, чем писателем, свидетельствует не только его биография, но и литературное творчество - по крайней мере та небольшая часть его произведений, с которой я успела познакомиться.
Автобиографические очерки "Несколько лет в деревне" и "В сутолоке провинциальной жизни" предельно документальны (в статье отмечается, что автор изменил лишь некоторые имена собственные, но с точностью указал расстояния между населёнными пунктами), наполнены большим количеством экономических деталей и по большей части скупы в эмоциональном плане (к примеру, Гарин-Михайловский мимоходом упоминает о рождении сына, зато долго и подробно рассказывает о проекте двенадцатипольной системы хозяйства).
Первый из очерков получился более цельным и в то же время более пессимистичным - авторское предисловие сразу настраивает читателя на негативный лад:
Задавшись благими намерениями, я отправился в деревню хозяйничать, но потерпел фиаско. Несколько лет жизни, тяжёлый труд, дело, которое я горячо полюбил, десятки тысяч рублей, - всё это погибло, прахом пошло...
Эти слова настроили меня на попытку решения двух главных вопросов русской интеллигенции - "что делать?" и "кто виноват?" - в отдельно взятой ситуации: молодой инженер с семьёй приезжает в деревню Князево (в реальности - в имение Гундуровка), где на правах помещика собирается усовершенствовать местное хозяйство на благо крестьян - и в итоге терпит крах. Со всей однозначностью определить виновника так и не удалось. Точней, виноватыми получились практически все. Наивный барин, пытавшийся за краткий период времени в корне изменить уклад крестьянской жизни, отказавший деревне в строительстве кабака и принуждавший жителей к выслушиванию непонятных лекций по сельскому хозяйству и политэкономии. Сами тёмные крестьяне, не оценившие своей выгоды (не только возможной, но и уже полученной) и оправдывающие своё бездействие упованием на Бога. Кулаки-провокаторы, побуждающие бедняков совершать поджоги. Хищные дельцы, вынуждающие сбывать хлеб по убыточной цене.
Но в очерке рассказывается и об успешных хозяйствах, достаточно разнообразных. Среди их владельцев есть и немцы-менониты, и консервативный помещик Чеботаев, призывающий относиться к имению, как к банку, и купец Юшков, не боящийся технических новшеств. Почему именно рассказчик потерпел неудачу, мне было до конца не ясно - многое из того, что в его хозяйстве оказалось неудачным, у других вполне работало.
Сам автор в следующем очерке "В сутолоке провинциальной жизни", рассказывающем в том числе и о продолжении хозяйственной деятельности в Князеве, возложил всю ответственность за свои неудачи только на себя, отмечая, что напрасно пытался изменить быт крестьян против их воли. Тем не менее, следующий проект Гарина-Михайловского оказался более успешным - узкоколейная железная дорога, построенная благодаря его кипучей деятельности, действительно улучшила жизнь его деревни. При этом часть крестьян так и осталась недовольна:
Землю нашу под дорогу отбираете, теперь ни пройти, ни проехать с одного поля в другое; в деревнях от чужого народа, бродяг проклятых, дрянь всякая завелась... Что с того, что и много денег, да цены им не стало, - всё в кабак тащат.
Помимо темы строительства железной дороги, которая должна была стать ключевой, автор вводит и другие сюжетные линии, но это не идёт на пользу произведению, которое в наше время напоминает блог. Вот главы про интриги на выборах в дворянском собрании, вот - про светскую жизнь, про голод и эпидемии в деревне, а вот - про чувашский праздник весны. Всё это друг с другом практически не связано, автор перескакивает с одной темы на другую, а ярко изображённые персонажи не принимают практически никакого участия в развитии сюжета. И нет бы завершить повествование на светлой ноте, когда крестьяне начинают признавать пользу железной дороги, - нет, дальше идёт пересказ историй о суевериях, сектах и преступлениях в крестьянской среде - занятно, но без какой-либо логики в повествовании.
Драма "Зора", вошедшая в книгу, рассказывает неправдоподобную историю любви молодого британца, зачем-то поехавшего в Россию осуществлять промышленные проекты, и наивной чувашской девушки. История - отчасти о "бремени белого человека", отчасти о чистоте примитивных народов, утраченной современной цивилизацией, но эти идеи, представляющие богатую почву для произведений искусства, нашли, на мой взгляд, весьма бедное воплощение.
В очерках есть действительно сильные моменты - к примеру, страшные картины деревни, гибнущей от тифа, рассказы о страхе крестьян перед врачами, романтичное описание чувашского праздника, те же драматичные истории преступлений. На основе этих воспоминаний можно было бы создать полноценный роман, но автор стремится прежде всего к дотошному описанию своей деятельности, деталей торговли зерном и преимуществ узкоколейной железной дороги перед ширококолейной. Эти описания, должно быть, были важны для самого автора и его коллег-инженеров и хозяйственников, но для тех, кого интересуют прежде всего события и характеры, очерки будут чересчур сухими и отстранёнными, несмотря на интересные лирические отступления.
Некоторое время назад, перечитав "Детство Темы", захотела я познакомиться и с другими произведениями Гарина-Михайловского, автора талантливого и самобытного, но такого, каких принято относить к писателям второго ряда. Тем более, что оказалось, что "Детство Темы" - это только первая часть тетралогии, которую полностью переиздают очень редко.
Три следующие части ("Гимназисты", "Студенты" и "Инженеры") оставили, как это принято говорить, неоднозначное впечатление. В общем, я понимаю, почему издатели к ним не обращаются. Это бытописательская, местами почти мемуарная проза, написанная очень неровно. Тем не менее о прочтении я нисколько не жалею. Книги такого рода дают прекрасное представление о духе эпохи, да и главный герой, обаятельный и симпатичный, стал мне прямо родной, и очень хотелось узнать, как сложится его судьба. Обаяние его столь велико, что даже когда он ведет себя весьма сомнительно в моральном плане, осудить его почему-то не получается (а он между делом бросает беременную от него горничную, вернее, когда девушку удаляют из дома, никак не интересуется ни ее судьбой, ни ребенка, и в результате любовных похождений заболевает сифилисом).
Так я добралась и до очерка "Несколько лет в деревне". В сюжетном плане это продолжение "Инженеров". Здесь мы видим уже взрослого, женатого Тему (хотя по имени рассказчик, кажется, и не назван, но герой тот же самый, горячий, увлекающийся, энергичный и обаятельный).
Оставив службу, рассказчик едет в имение, где со всей своей энергией принимается за сельское хозяйство. Он полон грандиозных планов и современных идей, горит желанием хозяйничать на благо себе и мужикам.
И терпит столь же грандиозное поражение.
Не по своей вине (все его сельскохозяйственные расчеты оказываются верны), а по вине тех самых мужиков, о благе которых думал радеть. Не поняв и не оценив намерений героя, крестьяне сжигают его амбары и хорошо, что оставляют в живых самого с женой и детьми.
Говорят, в советские времена, если хотели загубить какого-то чиновника, его бросали на сельское хозяйство. В условиях нашего климата это и вправду тяжелейшее и неблагодарное дело. А столкновение с ригидным, ультраконсервативным крестьянством приводит как будто к невозможности каких-либо улучшений. Во всяком случае "добром", либеральными методами, как это пытается делать герой.
Как взрослый человек с уже немаленьким жизненным опытом о деятельности главного героя я не могла читать без боли. Мне было по-матерински жаль его, как-то понятно было, что вся эта кипучая деятельность до добра не доведет.
Крестьянство абсолютно любой страны, как армия и школа, среда очень консервативная. Может быть, можно было достигнуть успеха, если не пытаться так резко изменить их жизнь, а главное, не жалеть всех и каждого, не пытаться всех обнять и приголубить. Как ни странно, людям трудно принять, что кто-то просто так, без своей выгоды поступает в их интересах. Действуй герой с самого начала построже и осмотрительнее (страхуй свое имущество), глядишь, и не дошло бы до греха. Он же ведет себя как все тот же мальчик, ласковый и горячий, готовый обнять весь мир. Это выглядит умилительно в детской литературе, но не работает во взрослой жизни, во всяком случае там, где надо управляться с большим количеством народа. Толпа признает силу.
Человеческая зависть, злоба перечеркивают годы труда и заботы. Это не значит, что человек плох по самой своей сути, но это надо принимать и брать в расчет. Нельзя ждать, что крестьяне, среди которых полно молодых энергичных парней, будут бросаться на шею барину, который просто по своей социальной природе выступает их врагом. Дело тут и не в нравственности даже, а в биологии. В любой группе авторитет лидера периодически подвергается проверке. Слабого, неспособного постоять за себя скидывают более сильный. Так у приматов и у людей тоже так.
Запретил открыть кабак, в бога не веруешь, сеять по-дедовски не хочешь? Так мы тебя так, посмотрим кто кого.
Почему герой, не один год проработавший на постройке железной дороги с рабочими, выходцами из крестьян, не понимал всех этих очевидных вещей, я не знаю.
Возможно, если бы люди сами почувствовали свою выгоду, а не барскую ласку, они бы постепенно пришли к пониманию необходимости улучшений в своем труде. Насильно в рай не заманишь. Сначала пошли бы самые умные и энергичные, за ними потянулись бы остальные. И всегда будет какой-то процент тех, кому легче на печи лежать и ничего не делать.
Впрочем, со стороны судить легко. С сельским хозяйством в России толком не удалось разобраться и большевикам, и удерживать им приходилось народ в деревне самыми крепостническими способами. Что уж говорить о теперешних временах. Россия перестала быть крестьянской страной. Но количество дачников говорит о том, что память предков сильна и тяга к земле никуда не делась.
В силу убеждения, что земля и лес только временно мои, с их стороны не считалось грехом тайком накосить травы, нарубить лесу, надрать лык и проч.
— Не он лес садил, не сам траву сеял, — Бог послал на пользу всем. Божья земля, а не его.
— А деньги-то за землю он платил?
— Кому платил? — чать Божья земля. Кому платил, с того и бери назад, а Богу денег не заплатишь. Хот лес взять, к примеру. Не видали его, не слыхали николи, вдруг, откуда взялся: «мой лес». А ты всю жизнь здесь маячишься, на твоих глазах он вырос: «не твой, не тронь». Он его растил, что ль? Бог растил! Божий он и, выходит, на потребу всем людям. Ты говоришь: «мой», а я скажу: «мой». Ладно: днём твой, а ночью мой.