Биография Стивена Фрая, рассказанная им самим, богата поразительными событиями, неординарными личностями и изощренным юмором. В Англии книга вызвала настоящий ажиотаж и волнения, порой нездоровые, – в прессе, королевской семье, мире шоу-бизнеса и среди читающей публики. А все потому, что, рассказывая о своей жизни, Фрай предельно честен и откровенен, и если кое-где путается в показаниях, то исключительно по забывчивости, а не по злому умыслу. Эта книга охватывает период зрелости – время, когда...
I am very, very glad that the only available route to a proud acceptance and endorsement of my gay nature should have come through literature. I think I would always have loved Shakespeare, Keats, Austen, Dickens, Tennyson, Browning, Forster, Joyce, Fitzgerald, what the bluff English master of one of the private schools I attended called ‘the big hitters’, but I cannot thank my sexuality enough for giving me, in my particular case, a love of all reading and an introduction to the gay identity which offered so much more than gaytube and xhamster.com.
Я сказал им, что нет на свете ничего менее привлекательного, чем молодой человек, напяливший маску жесткого цинизма, - я, мол, все уже повидал и знаю настоящую цену этому миру. Сказал, что их непременный долг каждое утро смотреться в зеркало, убеждаясь, что лица у них прелестные, добрые, открытые и улыбчивые.
«Единственное, что нужно для триумфа зла, – это чтобы хорошие люди ничего не делали» – как сказал прошлой ночью Эдмунд Бёрк в клубе «Граучо».
Первое правило бунтаря таково: стать бунтарем ты не сможешь. Тут нужны поступки, а не склад личности, процесс, а не название. Ты бунтарь. Когда я был школьником – страдающим, сбитым с толку, обуянным манией, ущербным и грозящим ущербом всему на свете, – бунтарство вовсе не представлялось мне одной из возможностей выбора.
Коктейли выдумали для того, чтобы подслащивать и разнообразить прогорклость продававшегося в подпольных барах невообразимо грязного бухла.
Моя ранняя книга, салмагунди из самой разной писанины, – вы наверняка сочтете ее упоительной, а кроме того, это лучший подарок для тех, кто вам отвратителен.
Как ни странно, ненависть к себе – один из главных симптомов клинического нарциссизма.
Я часто произвожу впечатление грубияна. Поэтому, если мы с вами знакомы и я, повстречав вас на улице, просто прошел мимо, не думайте, что я невзлюбил вас и хочу вычеркнуть из моей жизни – просто я ни малейшего понятия не имею, кто вы такой.
Какой смысл быть блестящим, привлекательным, интеллигентным и молодым, если ты не согреваешь этими качествами тех, кто старше тебя.
Мудрость - это, пожалуй, способность к преодолению, нет?
Хорошее время пройдет, и это печальная мысль. Но и дурное пройдет, а это мысль радостная.
То, что я увернулся от смертельного савана, в который СПИД запеленал целое поколение геев и потребителей внутривенных наркотиков, о моей добродетельности вовсе не говорит, как не говорит ничего о порочности болезнь и смерть тех, кого он окутал.
В конце концов, у королевской семьи имеется дом неподалеку от моего и принцы Уильям и Гарри нередко заглядывают в один из моих любимейших пабов, так что появление в нем какого-то урода с телевидения никого там особенно не волнует.
Однажды я судил в школе Харроу конкурс декламаторов «Чтецкая премия леди Bourchier» и, помню это совершенно ясно, произносил фамилию леди в рифму с «Sloucher and Croucher», поверенными в делах и государственными нотариусами. В тот раз я присудил школьнику с экзотическим именем Бенедикт Камбербэтч вторую премию. Вторую. Имя мальчика, получившего первую, я вспомнить не могу, однако надеюсь, что он внезапно прославится как актер, заткнет Бенедикта за пояс и наконец докажет мою правоту. Правда, меня не покидает мысль, что случится это навряд ли, и оттого я чувствую себя рыбаком, упустившим большую рыбу.
В молодые годы его поразила язва желудка, бывшая тогда в Британии наиболее распространенной причиной смерти людей, не доживших до сорока. Сейчас, конечно, самой популярной причиной стало самоубийство.
Я происходил из вполне обеспеченной семьи и тем не менее после того, как меня изгнали из закрытой школы, учился исключительно за государственный счет. Мне оплачивали расходы на жилье, питание и транспорт, на обучение, на все. Мало того, задолжав в кембриджском книжном магазине, я отправлял фотокопию его счета на четыреста с чем-то фунтов (тогдашних ¬– теперь это больше тысячи) в Норфолк, в Нориджский отдел народного образования. Мой тьютор прилагал к счету записку, в которой говорилось, что, как студент, стремящийся сделать в будущем ученую карьеру, я безусловно нуждаюсь в этих книгах. И мне тут же высылали чек на проставленную в счете сумму. Я рассказываю истории вроде этой моим крестникам и племянникам, которые только что вышли, обремененные долгами, из университета, и вижу, что им хочется дать мне в зубы. Посильнее.
Время проходило достаточно легко и приятно. Господи, да я же провел четырнадцать лет в системе закрытых школ, а тюремная по сравнению с ней – ничто.
...я, честно говоря, могу сказать о книге только одно: она мне понравилась. Я вышел из того возраста, когда сюжетные ходы, разговоры и даже отдельные фразы застревают в памяти.
Джон не понимает одной глубокой истины: комические вещи гораздо серьезнее серьезных. Серьезнее и правдивее.
...как нелепо, что люди столь редко перечитывают книги, - ведь не слушаем же мы любимую музыку всего по одному разу.
Каждый, с кем мы знакомимся, – и это продолжается до конца жизни – сильнее нас, лучше знает систему, видит нас насквозь и находит увиденное решительно никуда не годным. Каждый, кого ты встречаешь, несет, так сказать, за спиной здоровенную дубину, а у тебя только и есть что ватная палочка. Думаю, я уже писал об этом когда-то или, может, спер у кого-нибудь, – в любом случае мое наблюдение вряд ли можно назвать свежим, и я сильно удивлюсь, если вы с ним не согласитесь. Весь остальной мир был на Том Уроке, который мы пропустили по причине зубной боли или приступа поноса, том, где они – все прочие ученики – узнали, как этот самый мир устроен, и с тех пор чувствуют себя в нем легко и уверенно. А вот мы, все мы, урок пропустили и с тех пор чувствуем себя беззащитными