В своей новой книге Александр Стесин возвращается в Африку – на этот раз в Египет и Эфиопию. Во время непредсказуемой поездки с другом-индусом он постоянно обнаруживает внезапное родство и предельную дальность культур, и паролями здесь то и дело служат имена писателей, знаменитых и малоизвестных. От Пушкина до Гумилева, от Бэалю Гырмы до Данячоу Уорку. Именно рассказы Уорку вдохновили Стесина на необычное путешествие – «путешествие с переводом», и в этой книге вместе с травелогом читатель найдет переведенные рассказы одного из лучших африканских писателей XX века.
"Ужин для огня" - это одновременно травелог Александра Стесина и сборник рассказов эфиопского писателя Данячоу Уорку. Стесин увлекся рассказами Уорку, захотел не только перевести их на русский (не с амхарского, а с английского; африканский писатель какое-то время жил в США), но и посетить родину писателя. Путешествие получилось очень литературным: Стесин вспоминает Пушкина, Гумилева, библейскую историю о царице Савской, эфиопские сказки.
Автору интересно всё, что связано с культурой и историей, он наблюдает, как сохраняются традиции и как меняется мир. Да и меняется ли? В древней эфиопской живописи было принято изображать праведников анфас, а грешников - в профиль. В XX веке "на полотнах эфиопского соцреализма враги народа показаны в профиль, а строители коммунизма – анфас". Историю страны иллюстрирует высказывание писателя Абэ Губеньи:
Каждое утро в Африке просыпается газель. Она знает, что если не научится бегать быстрее самого быстрого льва, то будет съедена. Каждое утро просыпается лев. Он знает, что если не научится бегать быстрее самой быстрой газели, умрет от голода. Неважно, кто ты, лев или газель. Когда наступает утро, ты должен бежать.
Остальные африканцы называют эфиопов "красными", потому что эфиопы светлее бунту. А "в средневековой эфиопской живописи дьявол изображается иссиня-черным, а святые, как правило, светлолики". В Эфиопии православие. Стесин хотел посетить соседние африканские страны, но у него в паспорте есть штамп Израиля и мусульманские государства отказали ему в визе. Хотя в Египте он всё-таки побывал (через него летел в Эфиопию).
Литература стала поводом этого путешествия, поэтому неудивительно, что заканчивается травелог рассказами Данячоу Уорку: перевод, возможно, самая глубокая часть "Ужина для огня", хотя и вся книга в целом показалось мне сильной и интересной.
"Ужин для огня" - это одновременно травелог Александра Стесина и сборник рассказов эфиопского писателя Данячоу Уорку. Стесин увлекся рассказами Уорку, захотел не только перевести их на русский (не с амхарского, а с английского; африканский писатель какое-то время жил в США), но и посетить родину писателя. Путешествие получилось очень литературным: Стесин вспоминает Пушкина, Гумилева, библейскую историю о царице Савской, эфиопские сказки.
Автору интересно всё, что связано с культурой и историей, он наблюдает, как сохраняются традиции и как меняется мир. Да и меняется ли? В древней эфиопской живописи было принято изображать праведников анфас, а грешников - в профиль. В XX веке "на полотнах эфиопского соцреализма враги народа показаны в профиль, а строители коммунизма – анфас". Историю страны иллюстрирует высказывание писателя Абэ Губеньи:
Каждое утро в Африке просыпается газель. Она знает, что если не научится бегать быстрее самого быстрого льва, то будет съедена. Каждое утро просыпается лев. Он знает, что если не научится бегать быстрее самой быстрой газели, умрет от голода. Неважно, кто ты, лев или газель. Когда наступает утро, ты должен бежать.
Остальные африканцы называют эфиопов "красными", потому что эфиопы светлее бунту. А "в средневековой эфиопской живописи дьявол изображается иссиня-черным, а святые, как правило, светлолики". В Эфиопии православие. Стесин хотел посетить соседние африканские страны, но у него в паспорте есть штамп Израиля и мусульманские государства отказали ему в визе. Хотя в Египте он всё-таки побывал (через него летел в Эфиопию).
Литература стала поводом этого путешествия, поэтому неудивительно, что заканчивается травелог рассказами Данячоу Уорку: перевод, возможно, самая глубокая часть "Ужина для огня", хотя и вся книга в целом показалось мне сильной и интересной.
Эфиопия сквозь тысячу зеркал
Почему-то эту маленькую книгу я читаю очень долго, кругами и кольцами, хотя сюжета там особо нет и он не закольцован. Основная линия - поездка русского американца по Африке, в данном случае - по Эфиопии. Общение с местными, с коллегой-индийцем, с местными диссидентами и бродягами, музыкантами и режиссерами.. и всюду - разноплановый взгляд на Эфиопию. Как будто через призму тысячи зеркал. Смешиваются воспоминания о личном и стороннем, прочитанном о стране и увиденном. На выходе - невообразимый микс из заблуждений, озарений, открытий и разочарований.
Эфиопия меня интересует давно. Но то понос, то золотуха - то война, то революция там, то мор, то вирусы... На самом деле это просто отсутствие большого желания поехать. Однако страна по факту одна из самых опасных в мире. И наиболее похожих на Россию. Здесь и православие (пусть свое, амхарское), и гениальная прослойка диссидентства, чужая в своем отечестве. Конгениальные писатели, берущие пример с Толстого. Режиссеры, проникшиеся Тарковским! Поэты, казненные в 20 веке (!) своим правительством. И люди - бедные, изворотливые не меньше, чем индийские дети-предприниматели из Мумбаи. Доброта и щедрость, замешанная на непонятно какой почве - и бессмысленная жестокость. 3000 лет истории и культуры, древняя Абиссиния, страна легенд и безнадежности. И земля эфиоджаза, эфиолитературы, эфиовсего.
Путешествие с переводом - оттого, что половина книги представляет собой переводной текст одного эфиопского субкультурного (то есть непризнанного) автора. От личного травелога одного мы переходим к личному творчеству другого - и эти разные авторы сливаются, сохраняя каждый свою идентичность.
Ужин для огня - понятие раскрыто в тексте, но оно стало неожиданным открытием. Глядя на обложку, думаешь о чем-то поэтичном. Это как "мед поэзии" или что-то вроде. А оказалось, что "ужин для огня" - вещь достаточно страшная. Это все мы в эпоху перемен, это события и беды - все съест огонь. Какой именно - вот вопрос. Огонь войн и революций или домашний очаг? По факту тема крематория. Мы все станем топливом. Но почему-то в этом видится нечто благородное - почему бы не сгореть ради чего-то? Может, это более достойный вариант судьбы, когда вокруг колесо судьбы крутится с бешеной скоростью и жизнь ничего не стоит.
Выбирать нам.
Эфиопия - краткий курс
Вот скажите, что вы знаете про Эфиопию. Познания некоторых ограничится тем, что это африканская страна. Кто-то скажет, что дедушка пушкина был из этой страны, другие скажут, что наряду с кенийцами эфиопы самые выдающиеся марафонцы.
Александр Стесин же откроет для вас целый мир. Вы узнаете, что эфиопская церковь - одна из древнейших церквей в мире. Литература здесь имеет непрерывную историю длинной более 1500 лет. И культура здесь очень уникальна и самобытна.
На страницах книги нам откроется эта страна, которую увидел автор в своем путешествии, а его переводы эфиопского писателя Данячоу Уорку помогут лучше понять чем живет его народ. Расскажут о жизни этой страны то, чего не увидит даже самый внимательный путешественник.
Да, есть ощущение, что многие знания почерпнуты автором из Википедии, но они систематизированы. После прочтения хочется пойти паковать рюкзак и срочно отправиться на встречу этой африканской стране.
Странная штука эта «историческая память». События не стираются из нее так, как они стираются из памяти личной. Расстояние между мной и тем, что было до меня, с детства остается неизменным. Где-то на подсознательном уровне мне всегда будет казаться, что Великая отечественная война закончилась всего три-четыре десятилетия назад, а под «прошлым веком» подразумевается девятнадцатый. Пренатальная память, невидимый источник. Как ни эффектна «питейная» метафора Динау Менгесту, она, разумеется, неверна: ведь реки не вытекают из моря, а, наоборот, впадают в него, как в беспамятство. Как и другие реки, эта питается грунтовыми водами, дождевыми ручьями. И, уж если на то пошло, можно сказать, что детство – сезон дождей, и собранной влаги хватает на всю продолжительность памяти, даже когда эта река берет начало в самом засушливом из регионов.
Классическую эфиопскую живопись ни с чем не спутаешь: она вся состоит из удивленных аспидно-черных глаз в пол-лица. На картинах мастера гондэрского периода Аббы Хайле Мескела эти глаза, как глаза Джоконды, неотступно следят за наблюдателем. Это глаза праведника: по традиции, праведники всегда изображаются анфас, а грешники – в профиль. С приходом Дерга вся «старая» живопись, от росписей Средневековья до модернистов Афэуорка Тэкле, Гэбрэ Кристоса Дэста и Скундера Богоссяна, была объявлена идеологически чуждой, но основные принципы перекочевали в новый стиль: на полотнах эфиопского соцреализма враги народа показаны в профиль, а строители коммунизма – анфас.