Со старостью приходит свобода!..
Карлу вдруг понравилось быть старым: никто почему-то не подозревал его во лжи. Такое вот предубеждение насчет стариков — все считают их невинными, как дети.
Взрослые, которых Милли знала, отрывали кусочки у нее изнутри, уносили их с собой и не возвращали.
— Я любил Еви, а она любила меня. Разве нас за это не должны были как-нибудь наградить?
— Друг не может быть пластмассовым. — Кто сказал? — Библия.
– Сколько там времени по твоим часам, Печатник? – поинтересовалась Агата, хватая свой сандвич.
Карл сверился с запястьем.
– По моим пуповина тридцатого, – сказал он. – А по твоим, Милли?
– Волосина девятого, – захихикала Милли.
Иногда, когда Милли водила свои сапожки погулять в парк недалеко от дома, на пляж или по магазинам, она придумывала Бродячие стишки.Вот мимо пробежала мускулистая парочка, обронив два слова («Он сказал…»); вот еще три слова потеряла мама с малышом в коляске («Хочешь свою куколку?»); вот одно словечко упало у бабушки с дедушкой, которые так друг за друга держались, будто сами сейчас упадут («…особенно…»); а вот и едва одетая девочка в наушниках и огромных солнечных очках, усердно потрясывая толстенными ногами, оставила за собой тишину («…»). Усердие этой девочки тоже станет частью стишка.Он сказал
Хочешь свою куколку?
Особенно
…
– А у вас есть семья, Агата Панта?
– Не суй нос, куда не надо!
– А кто самый главный по семьям? – спросила Милли.
– Что? – нахмурилась Агата. – Не знаю. Наверное, правительство.
– А можно самому себе сделать семью, если ты свою потерял?
На.
Всякий.
Пожарный.
– Тебе нельзя! Тебе же четыре года!
– Семь.
– Одно и то же. Ты не сможешь забеременеть!
– Почему?
– У тебя должны начаться… начаться… – Агата сглотнула. – К тебе должен гость прийти. Женский. Женский гость.
– Гость? Из правительства?
– Ну нет, конечно!
– А откуда?
– Ниоткуда!
– А почему тогда гость?
– Так говорят!
– Кто?
Агата шумно вздохнула.
– Сдаюсь! Гость из правительства. Он приходит к тебе домой и делает тебя женщиной!
Милли когда-то думала: где ни усни - проснешься обязательно в своей кровати. Она засыпала за столом, на полу у соседей, по дороге на концерт, а просыпалась всегда под собственным одеялом и в своей спальне.
Но однажды Милли очнулась, когда ее несли из машины в дом. Она посмотрела на папу сквозь приоткрытые веки и прошептала, уткнувшись ему в плечо:
— Значит, это ты?..
— Я ж на диете. Как она там... «Диета Аткинса»? А нет, «АЗД»! «Абсолютно здоровая диета»! Она отпадная. Можно нюхать еду сколько вздумается.