Греция – колыбель европейской цивилизации. Салоники – крупнейший город-порт на севере страны, древний город, названный в честь сестры Александра Македонского. Город, в котором веками жили люди разных национальностей и вероисповеданий. «Нить» – блестящий рассказ о дружбе и любви, верности и предательстве. Захватывающая семейная сага, насыщенная глубокими чувствами и сильными страстями, разворачивается в Салониках на фоне трагических событий двадцатого века. Это роман о тех нитях, что связывают...
С одной стороны, он одобрял опытного политика Элефтериоса Венизелоса – при нем Греция стала все-таки больше похожа на Грецию. С другой стороны, стоял за монархию. Голосовал он исходя из прагматических соображений, но всегда оставался консерватором с маленькой «к» и роялистом с маленькой «р» и никогда не вешал у себя дома портретов ни короля, ни Венизелоса.
За три года оккупации из страны вывезли топливо, продукты, скот, медикаменты, строительные материалы. Греция скатилась в полную нищету, ее инфраструктура были разрушена. Только те, кто скрупулезно заботился о собственных интересах или выискивал возможность нажиться на чужой бедности, могли с надеждой смотреть в будущее, остальным же было недоступно даже самое необходимое. Осенью разразилась гиперинфляция, хлеб, который перед войной стоил десять драхм за килограмм, теперь продавали за тридцать четыре миллиона. Немцы проиграли войну, греки проиграли все остальное.
– Видите вон тех дам, справа? – прошептала Роза. – Они все одеты от «Морено».
– Откуда вы знаете? – спросила Катерина.
– По фасону видно. Ты тоже научишься стиль распознавать – качество ткани, детали. Я помню, как пришивала пуговицы к этому жакету цвета мяты.
Евгения рассмеялась:
– Неужели ты все запоминаешь?
– Не все. Я почти никого не помню по именам из тех, с кем хожу в синагогу. Имена у меня в голове не держатся. А вот швы я все помню, сколько их ни перешила на своем веку.
За эти годы Дмитрий понял, что пройти войну с чистыми руками не удалось никому. У него самого руки были в крови: в крови коммунистов, фашистов, немцев, греков. Иногда это была невинная кровь, иногда кровь того, чья смерть только радовала. Кровь была у всех одинаковая: густая, красная, и ее было чудовищно много.
...ему часто приходилось лечить жертв с обеих сторон. Когда речь шла о больных или умирающих, он старался не делать различия. Боль есть боль, от нее все страдают одинаково.
Невозможно воевать, когда люди так голодают. Представляешь, что это будет за сражение, если у половины солдат даже ружье поднять сил не хватает?
Он догадывался, что этому городу будут вечно грозить какие-нибудь несчастья, но был уверен и в другом: тут никогда не иссякнут ни музыка, ни истории.
Да не все ли равно, в какой они партии, если они воюют за нашу страну?
Денег на этих улицах не водилось, зато кипела жизнь.
Когда забываешь чье-то лицо и знаешь, что никогда больше его не увидишь, значит человек умер, неужели не понятно? Или все равно что умер.